панна Левандовская нипочём не поверить никому из его приятелей. Для надёжности лучше послать Кшиштофа в корчму, уж он-то живо всё разнюхает. Установить бы ещё личность пострадавшей, чтобы понять, является ли она местной жительницей, или же преступник привёз девушку с собой. Кто знает, вдруг он соблазнил её на побег из дома лживыми посулами тайного венчания, а то и вовсе выкрал, применив силу или снотворное средство. А самое главное, Божена просто обязана вернуться на место преступления, чтобы обследовать окрестности в поисках хоть каких-то зацепок. Вот бы найти там оброненную им запонку или портсигар, которые можно будет использовать в качестве вещественного доказательства его беззакония.
Но от всех этих мучительных дум барышню отвлёк осторожный стук в дверь. Содрогнувшись всем телом, она уже приготовилась к худшему, впрочем, тут же попыталась ободрить себя тем, что Станислав, насколько можно было судить по его минувшему поведению, скорее бы вышиб дверь силой, нежели стал бы столь корректно стучаться. И всё же дрожь не покидала её, пока она медленно поворачивала дверную ручку, и только когда она увидела перед собой пана Жемайтиса, с уст её сорвался вздох облегчения.
– Простите за беспокойство, панна. – молвил он своим бархатистым голосом. – Но вы так спешно покинули столовую. Что-то стряслось? Вашей подопечной стало хуже? Может, я могу вам чем-то помочь?
Заглянув в полные неясной грусти глаза мужчины, Божена ощутила сильное искушение открыться этому человеку, чей облик так напоминал ей благородного рыцаря средневековья. Но всё же она колебалась. Не предстанет ли она в его глазах истеричкой, начитавшейся детективных романов, ведь вся эта история и вправду словно сошла со страниц книг.
– Благодарю вас, пан доктор. – тяжело выговорила девушка, потупившись. – Я дала моей гостье лекарство, и сейчас она спит. Думаю, ей скоро полегчает.
– А что насчёт вас? – мягко промолвил он.
– Простите?..
– У вас такой измождённый вид. Вы не заболели? – поинтересовался пан Тадеуш, обеспокоенно заглядывая ей в лицо.
– Нет-нет, что вы. – смутилась панна Левандовская, затрепетав от его преисполненного сочувствия взора. – Я просто немного устала... Мне неловко просить вас, пан доктор, но не могли бы вы оказать мне любезность и побыть здесь до моего возвращения? Мне необходимо ненадолго отлучиться, но я не смею оставлять бедняжку без присмотра. Вас не затруднит проследить за тем, чтобы в летний домик никто не заходил? Особенно... особенно мужчины.
– Да, конечно. – охотно кивнул тот. – Вы можете положиться на меня, панна. Я побуду снаружи, чтобы не пугать девочку на то случай, если она проснётся раньше, чем вы вернётесь.
Не находя в себе сил, чтобы высказать свою признательность, Божена печально улыбнулась и в каком-то безотчётном порыве горячо пожала его руку. Впрочем, сей же миг она смущённо отпрянула от него и торопливо зашагала прочь. Может, ей всё же стоило позвать его с собой и разделить с ним всё бремя своих сомнений и тревог? Но кто бы тогда остался с Лилианой? Ей больше некому доверять в этом месте. Сначала она должна разобраться во всём сама, а уж потом, быть может, ей хватит духу посоветоваться об этом и с паном Жемайтисом.
Лесная дорога, которую буквально сутки назад она преодолела с беспечной лёгкостью и бесстрашием, сегодня стала для неё тягостным испытанием. Натруженные ноги спотыкались на каждом шагу, и малейший шорох заставлял её сердце замирать в груди. И зачем только она в полном одиночестве кинулась, очертя голову, в эти дебри, даже не предупредив никого, куда направляется. Взять бы ей с собой хотя бы Кшиштофа, который своей бойкой болтовнёй вмиг рассеял бы все её страхи. Добравшись наконец-то до вчерашнего места, девушка увидела свой упавший на землю мольберт с размытой картиной, а рядом забытую ею бабушкину шаль. Как же она могла оставить здесь такую дорогую её сердцу вещь. Ещё влажная, вся в грязи, но по-прежнему хранящая аромат её детства и память о тёплых бабушкиных руках. Но внезапно тело девушки пронзила стылая судорога, и ужас липким червём прополз в её душу. Те шорохи и скрипы, что преследовали её всю дорогу, вдруг сосредоточились воедино, обрели плоть и обратились звуком приближающихся шагов. Он крался по её пятам от самой усадьбы, он прямо сейчас стоит за её спиной. И ей не нужно оборачиваться, чтобы, горько проклиная свою неосмотрительность, угадать, кто этот человек.
Глаза, что железные вилы, пробивающие душу насквозь, и губы, проклятые губы, алеющие сладостью греха, от которого нет спасения.
– Что вы здесь делаете?! Зачем вы следили за мной? – воскликнула Божена, отпрянув от прелестно улыбающегося Станислава.
– Мне стало любопытно, куда это вы так спешите, панна. Уж не на свидание ли? – иронично произнёс юноша, не отводя от неё парализующего взгляда. – И вправду, какое красивое место. Оно прекрасно подходит для романтических приключений. Вот только здесь небезопасно. Мало ли какие дикие звери могут водиться в этих краях.
– Пока что я вижу здесь только одного зверя. Не приближайтесь ко мне! – дрогнувшим голосом вскрикнула девушка, невольно обнажая перед ним весь свой страх, что не могло не вызвать его плотоядный оскал.
– Панна Божена, я бы не советовал вам пятиться, стоя на обрыве. – неприятно ухмыльнулся молодой человек, подступая к ней всё ближе. – Или вы надеетесь, что у вас вырастут крылышки, и вы упорхнёте от меня на небо, как настоящий ангелок? Но я знаю другой, более простой способ подарить вам чувство полёта.
Единым рывком и вправду, как искусный в своём деле хищник, Станислав преодолел разделяющее их расстояние и заключил её в тиски грубых объятий. Уверенный в собственной безнаказанности, он заметно осмелел в сравнении с их утренней встречей в саду и шарил теперь своими аккуратными на вид, но столь жестокими в действии руками по её телу, насмешливо приговаривая при этом:
– И что же за сокровища вы столь воинственно оберегаете от меня, панна? Ваша неприступность порядком интригует. Однако знайте, у меня имеется ключик, отворяющий любую дверку, пусть даже замок в ней давно заржавел. Можно подумать вас что-то отличает от прочих старых дев, которые проводят ночи без сна в грёзах о плотских утехах. Так к чему же вам и дальше томиться от неутолённых желаний, разыгрывая из себя Орлеанскую Деву? Признайтесь, Божена, вы ведь желаете быть совращённой, не так ли?
– Не смейте ко мне прикасаться! Отпустите меня! Немедленно отпустите! – надрывно кричала она, пытаясь выскользнуть из его подобных гибким щупальцам рук.
– Отпустить? – весело переспросил тот. – Вы это серьёзно, панна? Вы действительно хотите, чтобы я вас отпустил?
С этими словами он слегка ослабил свою хватку, так что девушка беспомощно повисла на его руках у самого края пропасти, ощущая головокружительную пустоту за своей спиной. Нахально расхохотавшись ей в лицо, прельстительный бес вновь притянул Божену к себе, ещё теснее, ещё жёстче. Казалось, его филигранные пальцы, цепкие как паучьи лапки, готовы прорвать не только одежду, но даже и кожу, а пульсирующие губы влажно скользили по её шее, напоминая те тошнотворные следы, что оставляли на садовых листьях слизни. И как бы ни был хил с виду этот рафинированный аристократик, одолеть его дьявольскую мощь было почти невозможно. Но всё же каким-то чудом, после долгой борьбы панна Левандовская сумела вывернуться из хватких лап, уклонилась в сторону и со всей силы ударила ладонями ему в грудь, отпихивая того от себя. Опасно забалансировав над бездной, Станислав почти сумел сохранить равновесие, но пара коварных камушков, некстати выкатившихся из-под каблука его лакированных ботинок, сгубили бедолагу, и юноша сорвался вниз. Не сдержав вопля ужаса, Божена зажмурилась и сквозь подступающую дурноту расслышала треск то ли расседающихся камней, то ли ломающихся костей. С минуту она стояла в окостенении, не веря в произошедшее, а затем невозможным усилием воли заставила себя сделать шаг и посмотрела на дно оврага. Его стройное тело, изогнутое вопреки анатомическому порядку, распласталось на залитых кровью камнях, не оставляя ни малейшего сомнения в том, что он мёртв. Прижав к бешено колотящейся груди бабушкину шаль, девушка тотчас же помчалась вспять от этого места, будто страшась, что мертвец кинется за ней в погоню.
Но что же она надела! Разве Божена желала его убить? Конечно, нет! Лишь избавиться от его безотвязных домогательств. Даже если он повинен в страданиях Лили, у неё нет права вершить над ним расправу. Она бы охотно сдала преступника властям, чтобы предотвратить его последующие злодеяния, но вот жестокой усмешкой судьбы ей выпало самой сделаться палачом для своего ненавистного жениха. И как отныне ей жить с таким грехом на душе? Что станет с ней, когда труп пана Мицкевича обнаружат? Впрочем, сколько дней, а то и недель минует, покуда его отыщут в этой глухомани. Быть может, к тому времени его кости уже обглодают дикие звери, так что опознать их станет совершенно невозможно. Хотя при нём наверняка имеются какие-нибудь вещи, вроде тех золотых часов, по которым можно будет точно установить его личность. Но хуже всего, что там на склоне так и остался её злосчастный мольберт. Станет ли это достаточно серьёзной уликой, чтобы изобличить её проступок? Так не стоит ли ей прямо сейчас вернуться за своими вещами, а заодно... заодно и спрятать тело юноши, так чтобы его никто никогда не нашёл?..
Тяжело сглотнув, Божена встряхнула головой, чтобы отогнать от себя эту чудовищную мысль. Таким поступком она лишь подтвердит свою собственную вину и сделает её неизгладимой. И даже если ей удастся избежать людского суда, то Божье возмездие неизбежно настигнет её. Она должна сама во всём сознаться. И, возможно, когда она без утайки поведает судебному приставу о случившемся, с неё снимут обвинения, убедившись в том, что трагедия свершилась по случайному стечению обстоятельств, а вовсе не по её злому умыслу. Вот только хватит ли ей духу вынести судебный процесс и череду допросов, что повлечёт за собой её признание. Этот скандал навсегда запятнает честь её семьи, сделав их изгоями среди всего польского дворянства. Отец ни за что ей не простит такого. Убийца собственного жениха! И никакие смягчающие обстоятельства и даже насилие, совершённое им самим, не оправдают панну Левандовскую в глазах высшего света. Более того, сам Станислав наверняка сделается в их глазах мучеником. Можно не сомневаться, что Катаржина и его прочие многочисленные любовницы приложат все силы, чтобы обожествить посмертно этого демонического развратника.
Будто во власти полуночного кошмара, Божена возвратилась в поместье, и хоть над головой радостно светило солнце, в разуме её клубилась беспроглядная тьма. Отныне даже солнце ей не друг. Его укоризненно-яростный свет словно тычет пальцем ей в лицо, а где-то там, в лесу, под этими весёлыми лучами скоро начнёт разлагаться дьявольски красивое тело её несостоявшегося супруга.
– Панна Левандовская! Панна, что с вами? – услышала она сквозь гул в ушах и, подняв голову, увидела перед собой Тадеуша, что взволнованно всматривался в её посеревший
