самой себе, Божена решительно направилась к сараю, где Миколай хранил инструменты. Топор, молоток, пила, вилы. Отныне кровопийце не удастся застать её врасплох безоружной. Кажется, у пана Левандовского есть кольт, а Миколай держит в сторожке старенькое ружьишко, но без серебряных пуль они бесполезны. У неё слишком мало времени, чтобы возиться с этим. А ещё нужно отыскать поблизости осину. За этими размышлениями она дошла до покосившегося сарайчика, но прежде, чем успела отворить дверь, невольно поморщилась от омерзения. Опять эти стонущие, животные звуки. Куда ни пойди, повсюду она натыкается на этого проклятого упыря с его необузданной любовницей. Девушка уже почти оборотилась вспять, чтобы поскорее покинуть это место, как вдруг до её слуха донёсся отцовский голос. Что может делать пан Ян Левандовский в таком месте? А если она неправильно всё поняла? Возможно, вся эта возня и глухие стоны свидетельствуют о куда более худшем злодеянии, чем ей подумалось. Разве же нельзя ожидать, что мерзавка Катаржина может однажды отважиться на убийство собственного супруга при содействии своего ручного вурдалака?
Трясущимися руками Божена отворила дверь и шагнула в сумрак сарая. Невозможная сырость, дух скотобойни вперемежку с испражнениями и плесенью. Прикрыв лицо ладонью, девушка сделала ещё один шаг вслепую и лишь затем разглядела какое-то шевеление в углу. Словно тот давешний паук, виденный ею на стене дома, только о трёх головах – нечто безобразное конвульсивно извивалось на полу, бесчеловечно рыкая и скуля. Все трое обнажённые, свитые в клубок, потерявшие людское подобие от скотского сладострастия – её отец со своей распутной женой и хищно льнущий к нему красавец-вампир. Любезно улыбнувшись невесте через плечо своими окровавленными губами, Станислав состроил столь милое выражение лица, словно собирается изречь некий галантный комплимент или обронить пространственное замечание о погоде. Впрочем, сей же миг в его сочные уста жадно впился пан Левандовский, которого ныне определённо никто не собирался убивать. Со всей силы захлопнув за собой дверь, барышня покинула сарай и, слегка покачиваясь, свернула к особняку. Порой с её губ срывались нездоровые смешки, незаметно для неё переходящие в удушливые всхлипы. Да, весь мир Божены рушился прямо на её глазах, а их дом превратился в логово вампиров, и она совершенно никак не могла этому воспрепятствовать. Если только ей не хватит духу самолично поквитаться с дьяволом, сведшим их всех с ума.
Поднявшись к себе в комнату, девушка подошла к шкафу, чтобы переодеться, но вновь ей в ноздри ударила отвратительная вонь вскрытой могилы. Резко распахнув дверцы шкафа, она вся затряслась, но уже не от страха перед чудовищем, а от негодования на него. Что он сотворил с её вещами? Каждое её платье было изгажено какой-то липкой слизью и бахромой густой паутины. Разъярённо вышвыривая наряды на пол, Божена с содроганием взглянула на свои перепачканные руки и рыскнула взглядом по комнате, ища, обо что бы их вытереть. Но вместо этого взор её остановился на собственной кровати, покрывало на которой едва приметно шевелилось, пряча ещё один подарочек её адского наречённого. Одолевая страх гневом, девушка вмиг сорвала покров с постели и отшатнулась от настоящего паучьего гнезда, что там таилось. Невиданно жирные, мохноногие – они карабкались через тулова друг друга, бестолково ползая туда-сюда в ожидании добычи. Дробно перестукивая каблучками, Божена буквально скатилась с лестницы на первый этаж, но не остановилась там, а помчалась в погреб. За всю свою жизнь она лишь пару раз пробовала спиртное и никогда не получала от этого всеми обещанного удовольствия. Но сейчас девушка ощутила непреоборимую потребность в помощи этого зелья. Может, хотя бы это взбодрит её или напротив одурманит настолько, что вся окружающая дьявольщина перестанет ужасать и сделается вполне обиходной, как лёгкая весенний дождик. Нашарив на полке первую попавшуюся бутылку, Божена уже хотела уйти, как вдруг перед ней промелькнула чья-то гибкая тень.
– Кшисек! – с облегчением вздохнула она, узнав мальчишку. – И чего это ты тут? Вот только не говори, что ты тишком винцо барское таскаешь. Ох, и получишь же ты за это по ушам!
– Да что вы, панна! – горячо возразил тот. – Я таковскими делами не занимаюсь. Чем хотите, поклянусь! Я здесь просто прятался... прятался от пани Катаржины. Она мне вовсе проходу не даёт.
– И чего эта гадина к тебе привязалась! – в сердцах воскликнула его хозяйка. – Не ей же ты служишь, так и не ей к тебе придираться.
– Да она не то, чтоб к службе придирается... Она другое... – потупившись, смущённо пробормотал Кшиштоф.
– Что? – изумилась девушка. – О чём это ты? Не отводи глаза, отвечай! Да неужели... – начала она догадываться, всматриваясь в миловидную мордашку жалобно посапывающего парнишки. – Нет, как же это... Вконец она, что ли, взбесилась, если ребёнка на грех соблазняет! Погоди-ка... А этот – чтоб ему пусто было! – Мицкевич не лез к тебе?
Но мальчик лишь криво улыбнулся и молча юркнул вглубь погреба.
– Кшисек, не молчи! Ты можешь мне доверять. Я тебя этому зверью в обиду не дам! – взволнованно промолвила Божена, последовав за ним.
– Пан Мицкевич весёлый... и шутки всякие знает. – отрешённо обронил паренёк. – А вот пани Катаржина нехорошая. И собой дурна. Вся такая тощая и злющая. Не то, что наша панночка. – подняв на неё взор, вздохнул он и залопотал как в горячке. – Панна, милая, не оставляйте меня тут! Как же я буду без вас? Пожалуйста, добрая панна, возьмите меня с собой! Пан Мицкевич не будет против. Он сказал, что если меня нарядить хорошенько, я вполне сгожусь для службы в столице. Я буду стараться, панна! Вам не будет за меня стыдно. Я грамоте обучен, и всему иному научусь быстро. Пан Мицкевич говорит, я смекалистый и быстро всё схватываю...
– Кшисек, родной, да не еду я ни в какую столицу! – удручённо прервала его барышня. – А о пане Мицкевиче даже речи больше не веди! Будет он ещё тут нами распоряжаться!
– Так панна останется со мной? – возликовал тот. – И вы, правда-правда, не бросите меня? Милая моя панна! Хорошая моя, любимая! – запальчиво шептал он, придвигаясь к девушке всё ближе в неуклюжей попытке обнять её и приложить голову ей на плечо.
– Кшиштоф? – растерявшись от его поведения, изумилась панна Левандовская, а мальчик, совсем забывшись, недопустимо плотно прижался к ней всем телом, да и возложил возбуждённо дрожащую ладонь ей на грудь.
И прежде, чем возмущённая Божена успела его остановить, паренёк с такой знакомой искусностью, которую он явно перенял только намедни от своего нового покровителя, приник к её устам. Бутылка, моментально выскользнув из её руки, со звоном разбилась об пол, и девушка попыталась отпихнуть от себя необычайно распалившегося мальчишку, вот только хватка его сухоньких ручонок сделалась заметно жёстче прежнего. Насилу оторвав от себя Кшиштофа, она наотмашь огрела того хлёсткой оплеухой, однако это мало подействовало, и подросток, как в пьяном угаре снова потянулся к ней влажными губами промеж которых щерились острия вампирских клыков. Роняя слёзы с ресниц, Божена обогнула его и помчалась вверх по лестнице. Ну, уж Кшиштофа она этим тварям ни за что не простит! Едва не снеся с ног идущую по коридору Ядвигу, девушка кинулась ей на шею и сокрушённо зарыдала.
– Что с вами, миленькая панна? – испугалась старуха, прижав её к себе. – Ну, будет-будет! И чего слёзы-то лить, родная? Радоваться, панна, радоваться надобно счастью вашему. Не всем ведь в жизни удача такая выпадает.
Божена хотела было что-то возразить, но слёзы не позволили ей и слова вымолвить. А грузная кухарка всё продолжала пришёптывать свои неутешительные увещевания да навязчиво поглаживала её по плечам и спине, а потом чуть ниже.
– Ядзя, ты чего? – вывернувшись из её рук, вскрикнула хозяйка усадьбы.
– Вот какая панночка у нас выросла – сладенькая да румяная, что пирожочек с повидлом. – гадко причмокнула та губами, принявшись щекотать и пощипывать ошеломлённую девушку. – Молодому барину вы вполне по вкусу. Вот и не дурите, панна, а хватайте свою удачу за хвост, али за какое иное место. Молодость – она-то не навечно. Так что пользуйтесь ею, пока не ускользнула. Барин-то ваш ох, горяч! Любить будет крепко. Ну идите же, идите к нему скорее! Он уж, поди, заждался ягодку свою наливную.
– Ядзя, прекрати! Отпусти меня! – приказала ей Божена, но тщетно – старуха волоком тащила её в гостиную, скаля челюсть упырицы.
Но вот уже распахнулись двери, и её силой затолкнули внутрь – туда, где вовсю грохотал самый настоящий шабаш. Все гости поместья, лишённые разума, беспутно оголившиеся, бесновались посреди гостиной, пытаясь и её затянуть в свой адский хоровод. Вот гогочущая Агнешка скачет на спине повизгивающего ксёндза и лупит того хлыстом по ягодицам. Супруг же её тем временем исступлённо вылизывает ключицу сидящего на его коленях юриста Новакова, а робкая пани Петрашевская, задёрнув юбку, испражняется прямиком на столе. И каждый здесь неистов, одержим развратом и заражён жаждой греха и крови. Вырываясь из объятий, отбиваясь от цепляющихся в неё пальцев, Божена металась по комнате, но ей никак не удавалось разбить круг пляшущих вокруг неё безумцев. И тогда за её спиной прозвучал этот нежно зовущий голос. Обнажённый Станислав, неописуемо прекрасный в своём беспутстве, с улыбкой полной любви и обещанием поцелуем простирал к ней свои руки, а у его ног в забытье сладострастия ползал пан Левандовский со своей женой. Кровь оглушительно застучала в висках, и колени девушки едва не подкосились от низменного желания оказаться в этих удушливых объятьях у груди очаровательного покойника. Это противное её воле влечение вызвало в Божене тошноту, и она, резко отвернувшись, бросилась напролом к дверям. Расталкивая всю эту демонскую свору, барышня выбежала в коридор и, неожиданно столкнувшись с паном Жемайтисом, оказалась в его объятьях. Неужели и он тоже?!
– Панна Левандовская! Панна, что с вами? – услышала она сквозь собственный рёв и вопли его мягкий голос, покуда он пытался ласково удержать в своих руках яростно колотящую ему в грудь кулаками девушку. – Умоляю, успокойтесь. Что произошло, панна?
Этот голос... такой же, как прежде. И его печальные глаза, что смотрят на неё так, как не смотрел ещё ни один мужчина в мире. Но Божена уже никому не могла верить, поэтому ей было необходимо убедиться во всём наверняка. Дрожащими руками она развязала на нём шейный платок и тщательно осмотрела шею на наличие следов от вампирских укусов, а затем, запустив палец меж губ мужчины, ощупала его собственные зубы. Даже не шелохнувшись, он без малейшего возражения стерпел этот страннейший осмотр, и лишь его округлившиеся глаза выражали глубокое изумление. Опомнившись, Божена осознала всю нелепость и бестактность своих действий и, вспыхнув до корней волос, захлебнулась в слезах. И тут же ощутила, как пальцы мужчины с благоговейным трепетом касаются её волос. Пан Тадеуш ввиду своего безукоризненного воспитания не смел позволить себе большего, но в этом сдержанном и по-детски робком прикосновении заключалось
