и упыри с ними в том схожи. Не то, чтоб они вовсе смирнеют, но вроде как дуреют, будто спьяну. Коли дева чистая добровольно бесу этому отдастся, невинностью своей пожертвовав, то он натуральной пиявкой к ней присосётся да ум на миг-другой потеряет. Тут-то ему кол осиновый прямиком в сердце и втыкай, да руби, руби его, поганого, ровнёхонько на тринадцать кусков, а затем каждый кусок отдельно в землю закапывай. Да гляди, чтоб расстояние меж ними было не меньше тринадцати шагов. Тут-то и он сгинет обратно в геенну, а все им укушенные разом исцеляться.
После этого на кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в очаге.
– И надо же было воплотиться в явь самой жуткой из сказок моего детства! – горько усмехнулась девушка через какое-то время. – И отчего мне не встретились те же единороги или прекрасные феи?..
– Что вы, панна! Что вы! – всполошилась Ядвига, осенив её крестом. – Не приведи Господь! Феи-то эти – как есть мертвецы, убиенные без покаяния. Они заманивают девственниц в свои хороводы, понуждают тех плясать до полного изнеможения, а потом затаскивают под землю, заползают червями им в нутро, чтоб соблазнить на богопротивный грех да искусить к поеданию плоти человечьей.
Удручённо выслушав её, Божена наконец отпила из стакана и тут же поморщилась:
– Фу, Ядзя, что за вкус такой? Скисло оно у тебя, что ли?
И, опустив взгляд, она с отвращением увидела странные розоватые разводы, набухающие пенкой по краям стакана. «Барин-то видный – кровь с молоком». Выплывшая откуда-то фраза так и звучала в её голове несмолкающим набатом. Кровь с молоком. Кровь...
Рот её наполнился желчью, и, опрокинув стакан, барышня закричала:
– Что это за цвет? Что ты мне подсунула?!
– Так я ж того... вареньица малинового добавила. Для вкусу. – пробубнила испуганно уставившаяся на неё старуха и обиженно добавила. – И ничуточки оно нескисшее. Стала бы я вам, панна, кислое-то давать.
Утерев губы слегка подрагивающими пальцами, Божена молча поднялась на ноги и тяжёлым шагом покинула кухню под изумлённым взглядом служанки. Она шла через сад, мучительно сгорбившись, словно ей на плечи обрушился весь небесный свод. Уже почти подойдя к летнему домику, девушка обернулась на особняк и, закусив губу едва ли не до крови, глухо застонала. В свете восходящей луны было отчётливо видно, как по стене дома на уровне второго этажа ловко скользит некое существо, подобное гигантскому пауку, вот только не с восемью, а с четырьмя конечностями, которые можно было бы назвать человеческими, если бы не их длина и монструозная гибкость. Жуткое создание осторожно заглянуло в одно из окон и, просочившись сквозь стекло, как через сито, скрылось внутри комнаты. И пусть она и не разглядела его лица, но у панны Левандовской не было ни малейшего сомнения в том, кем является эта адская тварь. А тут ещё её внезапно прошиб холодный пот от резкого осознания, что она смотрит на окно в свою собственную спальню. И что же будет, когда Станислав не дождётся её там? Значит, он ещё не знает, что они ночуют в летнем домике. Но если он об этом догадается, что тогда?..
– Лиля! Лиля, он вернулся! – сквозь слёзы воскликнула Божена с порога. – Мучитель наш жив доселе! Станислав не человек, а вампир! И его невозможно убить обычным способом.
Но её маленькая гостья, казалось бы, вовсе не удивилась этому шокирующему известию. Впрочем, будучи его жертвой, она и вправду уже давно должна была обо всём догадаться. Вот только отчего девочка смотрела сейчас на свою рачительную попечительницу столь строго и сурово, словно за что-то безгласно её порицая? Обронив вздох с уст, хрупкое дитя всё же сжалилось над ней и приголубило у своей груди плачущую подругу, нежно перебирая пряди её волос. Как ребёнок на материнских руках, Божена не меньше часа прорыдала в её объятьях, покуда совершенно не выдохлась, не способная больше ни о чём рассуждать и тем более строить какие-либо планы. Из отрешённого состояния её резко вывел деликатный стук в дверь, заставивший девушку мгновенно встрепенуться с невольной улыбкой на устах. Лилиана привычно забилась в уголочек кровати с напряжённым выражением лица, а Божена, уверенная, что их вновь решил проведать предупредительный пан Жемайтис, направилась к двери. Однако едва она, трепеща от смутной радости, коснулась дверной ручки, уже готовая отворить их гостю, как её пальцы свело от стылого холода, будто они дотронулись до оледеневшего трупа. Отступив на шаг, панна замерла, едва дыша от недоброго предчувствия. Подлинно ли по ту сторону двери стоит сейчас пан Тадеуш? Осмелится ли человек его воспитания нанести столь поздний визит барышням? Да, в дверь постучали столь же мягко и учтиво, как стучал давеча он, а, быть может, даже ещё мягче. Через полминуты стук повторился, и в его звучании появился некий мелодичный, если не сказать, вкрадчивый оттенок. И с чего она взяла, что обручённый с ней покойник обязательно станет выламывать дверь и рваться силой? Почему бы ему просто не постучаться, разыграв из себя обходительного кавалера перед тем... перед тем, как он убьёт их?..
– Пан доктор, это... вы? – вымученно пролепетала Божена, всей душой молясь, чтобы услышать в ответ его голос.
Но за дверью выжидательно молчали. А затем постучались вновь. Терпеливо, спокойно. Этому хищнику незачем спешить, ведь он знает, что не упустит свою добычу. Окинув лихорадочным взглядом комнату, девушка с досадой отметила, как мало здесь мебели и попыталась забаррикадировать проход, придвинув к двери тумбочку и плетёное кресло. Впрочем, сей же миг она осознала, сколь смехотворны подобные действия пред лицом монстра, который с паучьим проворством лазает по стенам и выгибает свой хребет во все возможные стороны, словно тот сделан из гнуткой проволоки. Не сводя глаз с двери, Божена отступила к кровати и прижала к себе знобко дрожащую Лилю. На какое-то время всё вокруг погрузилось в леденящее душу безмолвие, но она точно знала, вампир не ушёл. И вот стук раздался снова, только не со стороны двери, а прямо за их спиной. Словно он даже через стену чувствует тепло их тел и желанную пульсацию проступающих вен, по которым изголодались его клыки. С тихим плачем девушки, не выпуская друг друга из объятий, метнулись в середину комнаты, а полночный гость стучал уже с противоположной стороны. Так нежно, так просительно, что по коже проносились мурашки мучительного наслаждения. И почему он медлит, почему не ворвётся внутрь, оборвав эту жестокую игру? Разве же он бессилен преодолеть эту хлипкую преграду, что разделяет их сейчас? Всё их ненадёжное обиталище напоминает картонный домик, который рухнет вмиг от одного лишь его дуновения. И почему они не стали ночевать со всеми вместе в усадьбе? Быть может, там, в окружении большого количества соседей он не осмелился бы на них напасть. А здесь им совершенно не от кого ждать помощи. Испуганно шарахаясь от стенки к стенке, как окружённые волками овечки, девушки обессиленно рухнули на пол и застенали в голос. И словно им в ответ тотчас же из сада донёсся душераздирающий скрежет, словно чьи-то стальные когти с издевательской медлительностью скреблись по стеклу. Но будто бы этого было недостаточно, несчастная Лилиана выгнулась всем телом, словно её кости выламывают изнутри, и забилась в давешнем припадке. Полнолуние уже завтра, у них почти не осталось времени. Прижав бедняжку к себе изо всех сил, Божена крепко зажмурилась и, нащупав на груди крестик, сквозь охватывающее её удушье горячо зашептала молитвы. Заражённая вампиром девочка одержимо рвалась из её рук, царапалась, злобно щёлкала зубами и выворачивала шею уже почти с равной Станиславу лихостью. Ей оставалось ещё совсем недолго оставаться человеком. Они катались по полу, как бесноватые звери, и как бы Божена ни силилась уберечь подругу от ушибов, обе барышни уже покрылись синяками, а их прекрасные платья превратились в изодранные лохмотья. А за дверями по-прежнему скреблось и постукивало, шепталось да поскуливало – жалобно, сладостно, влекуще. На краткий миг всё стихло, а затем девушка расслышала осторожные шаги над своей головой. Он уже на крыше! Но сколько ещё он будет пугать их шорохами? Что мешает ему взломать этот жалкий замочек да сорвать дверь с петель или попросту единым ударом своей по-кукольному изящной и по-бесовки могучей руки пробить брешь прямо в стене? Верно ли то поверье, что гласит, будто вампир не может войти в дом без приглашения? Однако он только давеча вполне беспрепятственно проник в её комнату. Или же ему дозволено проникать в пустое помещение, в отсутствие хозяев? Ах, как же всё это сложно и безумно – пытаться дать логическое объяснение тому, что находится за пределами человеческого разума! Возможно, сейчас их оберегают лишь ревностные молитвы Божены и святой крест, висящий на её шее. Но, едва эта мысль пронеслась в её уме, как взгляд девушки упал на половик, посреди которого звёздочкой искрился её нагрудный крестик, следом за которым, будто хвост кометы, расстилалась серебряная цепочка. Слова молитвы замерли на её устах, и дыхания словно не стало в груди. Так что же всё это время она столь страстно сжимала в своей руке? Опустив взор на собственный кулак, Божена тяжело сглотнула и только теперь ощутила слабое шевеление там, в плотно сжатом коконе её ладони. И сколько же душевных сил пришлось ей приложить, чтобы, превозмогая иррациональный страх, разжать-таки свои сведённые судорогой пальцы. Уже бессильная кричать, окончательно лишившись голоса от нынешних своих мытарств, барышня с омерзением смахнула на пол мясистого паука-крестовика и подхватила потерянную цепочку. Но едва лишь крест вновь оказался на её шее, Лиля заметалась втрое злее, словно в хрупкое её тельце вселился целый легион бесов. И сводило зубы от нарастающих скрежетов со скрипами, и злобная луна вгрызалась в глаза своим замогильным сверканием, и ветхое их укрытие сотрясалось, будто во власти смерча. А где-то так за стеной скалил пасть голодный вампир, сладко зазывающий жертву в свои мертвяцкие объятья. Когда же в Божене не осталось вовсе духа сносить творящийся вокруг неё кошмар, сознание её заволокло тьмой, и она лишилась чувств.
Светало, и новорождённые лучи солнца, разрисовали румянцем смертельно бледные ланиты девушек, беспокойно дремлющих на полу летнего домика. И первая мысль, пришедшая на ум пробудившейся Божене, была о сегодняшнем полнолунии. У них остался последний день.
Уложив подругу в постель, панна Левандовская собралась с духом и направилась к двери. Не может ведь она отсиживаться здесь всю оставшуюся жизнь. Но вопреки её опасениям снаружи никого не оказалось. Видимо, нападать при свете дня у вампиров считалось дурным тоном. Тщательно осмотрев дверь, девушка не обнаружила на ней ожидаемых следов от когтей, словно всё, приключившееся ночью, было попросту опиумным наваждением. Однако больше она не намеревалась идти на поводу монстра, пытающегося прельстить окружающих приманчивостью своего облика. Теперь она точно знает, каково истинное лицо пана Станислава Мицкевича. А значит, ей пора надлежащим образом подготовиться к следующей встрече с женихом.
Кивнув
