никто не сажал в железный ящик и не волок, как мороженую тушку. Она ехала до военного городка в машине с личным водителем, вполне милым молодым киборгом, еще не потерявшим интерес к жизни и девушкам, пускай трансформация лишила его либидо и полового обоняния. Юля в основном молчала, слушая байки и смешные рассказы о питомнике и жизни в казарме на поверхности. Первое, что она вывела для себя в этом потоке слов, стало понимание разницы между подземными городами и поверхностью земли. Жители подземного города считали поверхность чужой и враждебной, считая истинным домом именно подземелье. Наверное, так и правильно, ведь они родились там, их родители и прародители родились и умерли под землей, а другой жизни они не знали и не могли знать. И все же это никак не укладывалось у нее в голове, и Юля чувствовала постоянную тянущую боль в сердце за подземных жителей, особенно детей, которых она не видела. Теперь было понятно почему — после рождения и года вскармливания, если у матери было молоко достаточной жирности, детей забирало государство в питомник. Примеряя эту жизнь на себя, видя запертых детей, своих мальчишек из секции, себя и Альфу, неспособных даже на самую малую личную жизнь, которая необязательно должна была быть связана с отношениями или ранним сексом, как навязывали в школе и дома, предупреждая, остерегая, но в основном угрожая и запугивая, ей становилось страшно. Она теряла разницу между ее миром и этим жутким подземным, находя слишком много общего, находя в подземном мире даже положительные стороны, особенно в отношении простых служителей власти к вынужденным заключенным, и от этого к ней медленно подбиралась паническая атака или как ее там, она вспоминала обрывки из спецкурса по биологии, который проводил школьный психолог.
Больше всего сейчас она хотела пойти в баню, и ей было все равно в какую, она была готова даже в мужскую. В машине она согрелась, почувствовав, как колет от боли все тело, как размораживаются мышцы и кости, как от нее нестерпимо воняет, хорошо, что этот страшный на вид киборг не замечает или делает вид. И зачем он выбрал этот путь, зачем отдал свою жизнь государству, лишив себя собственной жизни? Она не решалась задать этот вопрос, скорее боясь, что поймет его выбор. Если бы она жила в подземелье, то с удовольствием бы стала малым киборгом-оборотнем, а что будет дальше, она не думала. С думаньем было совсем плохо, пока организм не удовлетворит все физиологические и социальные потребности. Она старалась не думать о Йоке, ее увели первой, утащили под руки два жутких злобных киборга. И почему они такие уроды, почему трансформация настолько уродует тело и внешность, что человек почти полностью теряет человеческие черты, становясь похожим на карикатурного монстра с огромными ручищами и мерзкой рожей. Скорее всего, так действовали препараты, которыми кололи будущих киборгов, водитель рассказывал, как от них плохо, и как он менялся, то раздуваясь, то сдуваясь, становясь на одно лицо с другими. Так их готовили к операции, чтобы тело не отторгло новый скелет, не стало бороться с инородными биомодулями. Дальше она не поняла, поплыв через несколько минут от обилия длинных и смутно знакомых терминов. О чем-то таком часто рассуждал Илья и Максим, но это был детский лепет, по сравнению с подземными технологиями.
На остановке посреди ледяной пустыни, которая началась сразу после выезда из туннеля, она выпустила дрон на свободу, шепотом дав команду найти Йоку и Альфиру с Максимом. Робот все понял и успел спрятаться за ледяной горкой из набросанных как попало камней. Киборг сделал вид, что ничего не заметил, но по озорной улыбке мальчишки, проступившей на уродливом жутком лице, она поняла, что он все знает. Команды ловить дрона не было, и киборг не спешил выслужиться, искренне радуясь новой игре. Какой же он был еще мальчишка, молодой и наивный, прямо как она, когда только-только попала в подземный мир. Юля чувствовала себя взрослой, немного уставшей от жизни. Горячий суп из автомата, напоминавший гороховый с говядиной и сухариками, придал сил, туалет был страшен, как и все здесь, но холод прятал все запахи, а видеть грязь и уродство она уже привыкла. Как же быстро она ко всему привыкла, как же легко адаптировалась, и оберег здесь ни при чем, она и забыла о нем, поняв, что большую часть этой гадкой работы сделала сама. Мутные намеки инспектора высшего уровня, она так толком и не поняла, что готовится, что это еще за битва, причем здесь древний ритуал? Все было также, как в школе, когда начинали новую тему или закрепляли прошлые уроки: все что-то знают, понимают, уверенно кивая, и только она и Альфа сидят и тупят.
Этот черный дух, наверно, из высших, взявший новое тело, дал ей возможность выдохнуть, побыть наедине с собой и подумать. Если это законы гостеприимства или часть ритуала, то пусть будет так — в его присутствии она не могла ни о чем думать, ее переполняла жгучая ненависть и страх, перемешанный с невыносимой усталостью и готовностью сдаться. А она не хотела сдаваться, не теперь, после всего пережитого. Юля вглядывалась в ледяную пустыню, на острове тундра была живее, а эта казалась абсолютно мертвой. Пустыня молчала, и она молчала в ответ, пытаясь представить, что раньше здесь были леса и поля, природа и люди существовали вместе, а теперь ничего, кроме ровных пустых дорог, редких воронок от бомб и снарядов и мертвенного ледяного воздуха. Не было даже ветра, и солнце висело неподвижно на безоблачном небе, не грея, слепя глаза, разжигая злой снег до плазмы, желавшей сжечь ей сетчатку. Интересно, как она выглядит в кондовых очках, наверное, похожа на статиста из постапокалиптического шутера-бродилки. Так она и находится в постапокалиптическом мире, можно и так жить, как черви. Битва так битва, она не готова, но точно знает, что не отступится. Страх, наверное, опять подослали мелкого духа, заставлял вздрагивать и всхлипывать — она совсем не хотела умирать, но и выпустить эту дрянь в ее мир, пускай и нелюбимый, подлый, несовершенный и теплый, живой и родной, она не хотела. И это было даже не желание, а нарастающая внутри решимость, отступавшая назад после одной мысли — она же не сможет никого убить, какими бы навыками и приемами она не обладала, она не сможет убить. И ледяная пустыня усмехалась ей в ответ, но не пыталась подавить волю, бескрайней мертвой земле было наплевать.
Военный городок представлял собой сотни двух- и трехэтажных зданий, соединенных широкими переходами. С первого взгляда он напомнил Юле подземный город, хотя она и не видела его план, как-то мозг сам достроил его. Военным назвала его она, решив, что другого назначения здесь и быть не могло. Киборг рассказал, что таких городов много, они иногда даже конфликтуют друг с другом, но главные их враги Вервульфы, контролировавшие большую часть земли, жившие на самообеспечении, если не считать вооружения. Она никак не могла понять, почему тогда Илья подчиняется им? Про себя она не могла называть его киборгом-оборотнем, слишком много схожих черт в поведении и выражении морды она видела в нем. Киборг шепотом сказал, что им не разрешается об этом спрашивать и думать, имплант все фиксирует, и их разговор уже записан и будет отправлен при следующем сканировании. Он захихикал и добавил, что не допустит этого, его товарищи притащили из дома две канистры водки, и на днях они почистят память. Старшие рассказывали, что это противостояние заложено в программе, чтобы не расслаблялись, а подземным жителям рассказывают сказки, что наверху живут другие, вражеские армии, готовящиеся захватить подземные города и поработить людей. Он даже подавал заявление на вступление в армию, чтобы вместе с Вервольфами бороться с врагами, защищать входы в подземные города, но его переманили в боевые киборги, а с подземной армией они играют, тренируются перед решающей битвой. Когда она будет и с кем, он не знал, как не знали и его товарищи и старшие офицеры, их готовили к битве, к войне постоянно, многие так и умирали в казармах, не дождавшись наступления, а чтобы не было скучно и не терялась боевая хватка, боролись с Вервольфами и пограничниками подземных городов, которых изредка отправляли на наземные миссии. Вервольфы не подчинялись никому, кроме инспекторов высшего уровня, и могли напасть и на отряд подземных пограничников, если там были офицеры из киборгов начального уровня. У Вервольфов была вшита лютая ненависть к офицерам-киборгам.
Он сдал Юлю роботу и уехал в казарму. Робот-тележка отвез ее в дальний корпус. По дороге она увидела почти весь военный городок, действительно напоминавший подземный город. Встречные шеренги солдат улыбались ей, и она переставала видеть уродства в их лицах, несколько офицеров отдали честь, а один, видимо вспомнив прошлую жизнь, отправил воздушный поцелуй, щелкнув каблуками не хуже актера из старого фильма. Внутри было ужасно жарко, и она сняла куртку и ватные штаны, оставшись в тонкой робе. Ей было стыдно за себя, за то, что она грязная, и робот, словно понимая ее, нигде не останавливался. Встречные потоки пропускали их, и она догадалась, что ее встречают, как почетную гостью. И это было приятно, столько мужчин, пускай и киборгов, и она всем нравится.
Робот остановился у серой двери без указательных знаков. В отличие от подземного города, она не увидела по пути ни одного щита-стукачка, наверное, за киборгами такая слежка и не нужна была, щит был встроен им в голову. Дверь открылась, и вышла высокая старая женщина, очень худая, с длинными тонкими пальцами. Волосы коротко стрижены, как у зека, но Юля ее сразу же узнала.
— Здравствуйте! А я думала, что с вами случилась беда, — повинуясь первому чувству, Юля соскочила и обняла ее. Так здорово было встретить знакомого человека.
— Нет, беда случилась давно, а сейчас меня особо нечем пугать, — женщина погладила Юлю по голове, со стороны они напоминали бабушку с внучкой или престарелую тетку с племянницей, не хватало еще старых платьев тургеневских барышень, садового домика и террасы с накрытым чаем столом, и чтобы над вазочками с вареньем жужжали наглые осы, а солнце клонилось к закату, расцвечивая августовскую природу нежно-красным светом. Юля отчетливо ощутила запах и вкус лета, от этого защипало в глазах, и она заплакала. Лето поглотило все, и она перестала чувствовать вонь, видеть серый бетон и понимать где находится. — Поплачь, теперь можно. Они разрешили мне проводить тебя в путь. Знай, я верю, что ты победишь.
— А что будет с вами? — Юля отошла, с тревогой смотря ей в глаза. Женщина покачала головой.
— Не думай об этом. Я слишком долго вижу это все, поверь, любой исход будет для меня избавлением.
Юля закусила губу, но решила больше ничего не спрашивать. То, что ее утилизируют, она понимала, а как и когда — разве это имело значение? Она пошла за женщиной в комнату. Это оказалась сносное жилище уровня санатория три
