защитной вежливости лицом, внимательно читая развернутые удостоверения. Красных ксив он видел немало, а эти ребята были непростые, опасные. Аврора растерялась, и он повел всех в бывший кабинет завхоза, который переехал на чердак, чтобы его не донимали. Из кабинета сделали небольшую переговорную, в которой кроме овального стола и стульев ничего не было, чтобы не засиживались. Аврору он посадил к окну, сам сел слева. Игорь Николаевич сел справа от нее, а два офицера напротив, трое против двух.
— Вы узнаете этих людей? — сидевший слева офицер пододвинул к Авроре планшет.
— Да, узнаю, — Аврора листала фотографии Альфиры и Максима. Как же они исхудали, совсем не похожи на себя прошлых, оставшихся на фотоснимках в облачном хранилище. Альфира улыбалась, усталая, счастливая и немного грустная. Максим сдержанный, видно, что ему больно, что он терпит и молчит. — Это Альфира и Максим. Они пропали летом вместе с Юлей и Ильей. Альфира выглядит вполне здоровой, но у Максима серьезные проблемы. По фотографиям видно, что он испытывает постоянную боль. Денис Викторович, как вы думаете?
— Согласен с коллегой. У молодого человека мышечные боли. По фотографии сложно сказать, но скорее всего это результат травмы или побоев. Он стремится согнуться в неестественной позе, скорее всего на его теле обширные гематомы, особенно на спине и бедрах.
— Мы не просили вас ставить диагноз, — сказал офицер слева, лучезарная улыбка сошла с лица, обнажив холодное презрение. Второй офицер все так же улыбался, с вызовом смотря на Аврору. — Знакома ли вам эта девочка?
Офицер открыл другую папку. На фотографиях была Айна. Девочка потерялась в безликой палате, одетая в простую пижаму. Черные волосы убраны в аккуратный пучок, украшенный нитями красных ягод и палочками шоколадного цвета, чувствовалась рука Мэй. Айна не знала, куда себя деть, и очень волновалась, ища слепыми глазами кого-то. Было видно, что она боится фотографа. На одной фотографии она встрепенулась, расцвела, широко улыбнувшись, смотря вправо от фотографа. Аврора готова была поклясться, что увидела в отражении белых глаз девочки Мэй. Глаза пугали, но глядя на лицо девочки, быстро забывались. Затянутые белой пеленой, скрывавшей зрачок, делавшей глаз сплошным белым белком, они все равно были живые, как и лицо девочки, на десяти простых фотографиях проявившее сотню эмоций. И как же девочка была похожа на Мэй, если бы Аврора не знала, то назвала бы ее дочерью, но у Мэй не было детей.
— Я не знаю эту девочку, — наконец сказала Аврора, улыбаясь. — Очень хорошо, что она среди друзей. Что у нее с глазами.
— Врожденный дефект. Есть заключение офтальмолога, вы его получите позже, — второй офицер перестал пялиться на нее и стал серьезным. — Вы пытались связаться с Мэй?
— Конечно, но у нее номер постоянно выключен.
— Ей пришлось поменять номер, так как ее атаковали религиозные фанатики. Как только стало известно об обнаружении пропавших, ее стали атаковать, угрожать, проклинать и так далее. Думаю, не мне вам объяснять, на что способны подогретые религиозные фанатики, Но скажите, вы знали, зачем Мэй и некая Лана Ким едут в Красноярск?
— Да, знала. Точнее знала, что едут. Мэй говорила, что есть шанс найти ребят. Она не знала, как и почему, я тоже этого не знаю, но это сработало.
— А как вы думаете, почему это сработало? — офицер слева внимательно смотрел на нее.
— Я не знаю. И честно говоря, не хочу знать. Ребята нашлись — это главное. Вот бы еще Юля нашлась, может, она где-то рядом.
— Откуда у вас информация, что она может быть рядом? — офицер слева снисходительно улыбнулся.
— Ниоткуда, просто надежда, что она тоже скоро найдется.
— Скажите, какую роль в обнаружении пропавших сыграла Лана Ким? — спросил второй офицер, переглянувшись с коллегой. Определенно они забавлялись.
— Не знаю, вам стоит задать эти вопросы Лане Ким, — Аврора спокойно выдержала их взгляд. — Думаю, что Мэй также ничего не знает.
— Почему вы так думаете? — спросил офицер слева.
— Потому, что с самого начала этого дела нас ведут, но кто и куда мы не знаем.
— Вот вы и узнаете. Вы завтра отправляетесь вместе с моим коллегой в Красноярск. Ваша задача разговорить Альфиру и Максима. Все допросы вы будете проводить вместе с моим коллегой, вам стоит подружиться, — офицер слева сально улыбнулся.
— Валерий, — второй офицер было протянул ей руку, но быстро поняв, что она не пожмет, приложил ее к сердцу. — Уверен, что мы подружимся.
— Уверена, что нет. Я не могу уехать. У меня отделение, мне надо согласовать командировку с руководством.
— Об этом не беспокойтесь, с вашим руководством все улажено. Вы направляетесь в командировку, суточные и другое получите как положено, — офицер слева демонстративно посмотрел на часы. — Вылет рано утром, вам стоит подготовиться.
— Я могу за вами заехать, — сказал второй офицер.
— Пришлите билеты, я доеду сама. Не бойтесь, я не опоздаю, — она бесстрастно посмотрела на улыбающегося офицера. От понимания того, что вот с этим она должна будет пытаться разговорить ребят, которые и так пострадали, ей становилось тошно. Если бы не Денис, сжавший ее колено, она бы точно что-нибудь высказала. — До завтра, Валерий.
— Увидимся, Аврора. Смотрите, не пальните еще раз, страна второй революции не выдержит.
Ох, сколько раз она слышала эту тупую шутку. Сколько человек считали своим долгом поупражняться в остроумии над ее именем, и скольким она затыкала рот, унижая до уровня пыльного плинтуса. Но сейчас она промолчала, потому что она их презирала и с трудом скрывала это на лице. Желая спастись, она посмотрела на Игоря Николаевича, сидевшего все это время молча.
— Ты права, главное, что ребята нашлись. И Юлю найдем, я тоже в это верю. Плохо то, что Альфира и Максим ничего не помнят. Здесь какой-то блок в памяти, они не замалчивают, а просто тупик, как в стену упираешься. Может, тебе удастся подобрать ключик, как ты подобрала к Алисе.
— Не знаю. У Алисы был страх, а ни Альфира, ни Максим ничего не боятся. Тут другое, поэтому не буду прогнозировать результат, — она открыла на планшете фотографии Альфиры и Максима, потом снова Айны. — Девочка травмирована и очень сильно. Ее нельзя трогать. Если она установила контакт с Мэй, то это будет пока лучшей терапией для нее. Она как будто из другого мира, она совсем другая.
— Ты права, с Мэй они очень подружились. Мэй несла ее с танкового полигона. Мы тебе не сказали, где их нашли. Так вот они оказались на территории военной части, на танковом полигоне, где хранят старые танки.
— Танковое кладбище? — удивилась Аврора. — Так на карте все сходилось в этом месте, помните?
— Стоп! А вот теперь вам стоит помолчать. Если кто-нибудь из вас передаст эту информацию в СМИ или расскажет кому-нибудь, то вы будете отвечать по всей строгости закона. Эта информация строго секретна, а в отношении тех программистов, которые создали эту карту, мы еще разберемся, — офицер слева сощурил глаза. — Не забывайте, Аврора, мы проверим и вашу причастность к этому делу. Пока же мы привлекаем вас как специалиста. Ваши коллеги на месте ни на что не способны, но не думайте, что это дает вам иммунитет. В нашей стране иммунитета не может быть ни у кого, запомните это.
59. Tomorrow never come
В палате стало непривычно тихо. Исчезли звуки из коридора, сквозь приоткрытую дверь доносился постоянный гул телевизора, смешки медсестер и звяканье подносов на тележках. Неслышно было даже неистребимого бурчания и комментирования телевизора завсегдатаями ЛПУ, сбегавшими в эти белые безжизненные стены, надеясь обмануть судьбу. Коридор был пуст, телевизор выключен, пациенты по палатам с плотно закрытыми дверьми, медсестры в своем закутке, лишь принудительная вентиляция шелестит чуть заедающими лопастями.
Айна рисовала карандашами. Цвета ей были неважны, она рисовала в негативной форме, рисунок проступал в виде белых силуэтов на черном, красном или синем фоне из отрывистых и очень точных штрихов. Как могла так рисовать слепая девочка, не понимали врачи и профессора, мучившие девочку осмотрами по два-три часа в день. Айна не сопротивлялась, доверяя Мэй, всегда сидевшей рядом, мягко сжимавшей руку в особо тревожные моменты. Никто не понимал, кроме Мэй и Авроры, единственной, кто не задавал девочке никаких вопросов, откуда она, кто ее родители, где и как она жила и тому подобное. От этих вопросов Айна впадала в ступор, не в силах ничего ответить, а потом долго плакала и звала кого-то, разобрать речь было сложно. Айна разговаривала с интересным акцентом, напоминавшим сразу несколько диалектов. Как и девушки с Урала, она завышала тон на последнем слоге в конце предложения, но в то же время говорила немного распевно, словно пела длинную песню о снеге, о бескрайней ледяной пустыне и редком, но теплом и добром солнце, способном оживить даже самый мертвый лед.
Альфира и Максим молчали, но не потому, что что-то скрывали, а потому, что не могли ответить. Их допрашивали каждый день, по шесть-восемь часов, пока не вмешивался лечащий врач, выгонявший озлобленных чекистов из палаты. Максим лежал в реанимации под капельницами, Альфиру к нему не пускали, только Мэй, носившей записки влюбленных, чувствуя себя при этом немного молодой. Аврора никого не допрашивала, она просто разговаривала, выводя на воспоминания из прошлого, когда еще не было этого кошмара, шаг за шагом выходя к незримой стене, защищавшей сознание спасенных от перенесенного ужаса. Она поставила выборочную амнезию, написав не одну стопку бумаг, чтобы от ребят отстали хотя бы на время. Препараты и витамины были полезны и здоровому человеку, лучшее, что можно было сейчас сделать, так это не трогать. И это очень раздражало приставленного к ней сотрудника, требовавшего ускорить дознание, натыкаясь каждый раз на стену доводов и подкрепленных анализами и выводами противопоказаний. В конце концов надсмотрщик стал пропадать, появляясь в больнице под вечер с пачкой дежурных вопросов, став Авроре еще противнее. От бравого офицера несло дешевым виски и шлюхами, как быстро опускается человек от безделья.
Аврору больше всех интересовала Айна. Девочка в первый день знакомства не испугалась ее, долго и бережно ощупав лицо и голову. Потом Айна взяла листок и нарисовала цветок синим карандашом. В отличие от
