влюбиться, но, как и раньше, внутри нее что-то замерзло еще в подростковом возрасте. Максим говорил, что еще не дозрела.
Она завела собаку и успокоилась.
Мэй с Сергеем не женились, считая, что им уже поздно. Как и Аврора с Денисом, которые были в принципе против брака. У Авроры был классный рыжий кот, долгое время не дававшийся Юле в руки, пока она не укусила его в ответ, и кот признал ее за свою. Она приходила в гости к Авроре вместе с Арнольдом, животные играли без драк, но кот был всегда за старшего. Раз в месяц Аврора заезжала за Юлей ночью, мама с тревогой провожала дочь, ничего не говоря против. И они колесили на машине Авроры по ночному городу, а ровно в четыре утра выбирали мост и, встав на перила, кричали что есть мочи. Каждая кричала свое, выпуская накопившуюся боль и страх в черное небо. Иногда Юлю прорывало, и из ее сердца через легкие и рот вырывался солнечный луч, разрезавший черное небо на две части. Видел это кто-то или нет, Юлю не волновало, слишком много черной дряни осталось в людях, слишком живуча эта зараза, жившая в умах и сердцах людей, и слишком мало она могла сделать, ясно понимая, что никогда и никто не сможет это победить в людях, не нарушив саму суть вещей, не разрушив гармонию. Ночью во сне она вспоминала разговоры с Ланой, все лучше и лучше понимая их смысл. Наутро все забывалось, кроме понимания, не требовавшего доказательств.
Юля получила мастера спорта, черный пояс и все, что заслужила. Апелляции тренера не остались без внимания, за нее вступилась международная федерация, которая взяла под свое крыло ее секцию. Теперь она была ее, пускай и работала она заместителем тренера, номинально числился Виктор Ким, тащивший брыкающуюся Юлю вверх по карьерной лестнице. Она добрала очки и баллы на турнирах, защитив свой пояс, но, как и предсказывал Олег Николаевич, она дошла до конечной точки, когда ей перестало быть интересно. Она, наконец-то, поняла его, бросившего карьеру спортсмена ради работы тренера, ради работы с детьми. Олег Николаевич готовил ее себе на смену, разглядев в ней талант тренера. И дети слушались ее, позволяя себе немного поиграть, но сразу переставая, когда Юля командовала. Мальчишки подросли, отец Кирилла и другие родители сделали ремонт, и все ждали, когда секция снова откроется. Все дети звали ее U-LiSun, и было в этом столько уважения и искренности, что Юля часто плакала после тренировок, когда оставалась одна. Она была счастлива. Наверное, это была не та жизнь, которую они загадывали с Альфой. Совсем не та, не было в ней бесшабашной свободы, полета, куда хочу туда лечу, ничего из этого. Но она была счастлива в постоянной занятости, в работе с детьми и в ресторане у Мэй, в учебе, из-за которой приходилось заниматься и дома, спасибо папе, он очень помогал. Они нашли общий язык, благодаря учебе, и папа оживал, объясняя ей, делясь другими знаниями, которых напрямую не преподавали. Секцией занимался какой-то фонд, Юля путала его название, так как их было целых три, и каждый считал себя главным опекуном ее секции. После первого курса она поняла, насколько сложно и дорого вот так работать, почти без зарплаты, едва собирая с учеников плату за коммуналку и текущий ремонт, но это же был и не бизнес. Как не был бизнесом или серьезным заработком приработок Альфы, на полставки преподававшей детям рисование. Грустили они только по вечерам, вспоминая, как раньше проводили время вместе, но в будни, хотя бы раз в неделю, можно было собраться в ресторане Мэй, получить любимые манду и выпить чай с хозяйкой и Айной, так хорошо освоившейся в ресторане, что гости не сразу понимали, что девочка слепая. Айна после школы рисовала загадочные картины, смысл которых доходил через несколько дней, и гости возвращались в ресторан, чтобы вновь взглянуть в яркие линии и всплески и увидеть что-то внутри себя, что-то хорошее. Ну, и поесть, конечно же. Юля два раза в неделю после работы в ресторане занималась с Айной на улице, девочка боялась закрытых помещений. Она оказалась очень способной ученицей, и мама с дочкой занимались вместе, часто получая от строгого тренера. Альфа сидела рядом и что-то зарисовывала в планшет, хитро улыбаясь. Айна заочно проходила школьную программу, зная много того, что только-только проявлялось в авангарде научной мысли, не понимая многих «пустых» предметов с бесконечными листами тестов. Юля и Альфа делились опытом, быстро научив Айну справляться с типовыми заданиями по праву и пропаганде не хуже бывалого школьника. Девочка вздыхала, но делала все, понимая, что от нее не отстанут. Иногда она подолгу зависала, сидя с закрытыми глазами, выдавая после странные мысли, порой бредовые, смесь биржевой аналитики и дна пропаганды. Максим считал, что ее имплант ловит какие-то данные, которыми был пронизан город. Альфа тогда задумывалась, что-то вспоминая, но быстро вытряхивала это из головы, не желая знать. Юля тыкала брата пальцем, железным пальцем, допытываясь, вспомнил он или нет. На самом деле он ничего и не забывал, как и Айна, и умел спрятать это глубоко в себе. Такие знания никому не нужны, и могут принести много бед.
Ресторан стал местом встречи. Здесь Юля познакомилась с Игорем Николаевичем, заходившим раз в месяц выпить чай с острыми пирожными. Он рассказывал Юле, как ее искали, как работали следователи и программисты, сколько важного и трудного удалось сделать, не открывая и малой части того ужаса, что довелось увидеть. Юля видела этот ужас в его глазах, как и в глазах Авроры во время ночных прогулок. Аврора открывалась полностью, как книга, бери и читай, и было страшно прочесть даже пару строк. Юля научилась видеть людей, понимать их сущность, что сильно мешало в жизни. Вот и Игоря Николаевича она видела, умного, честного, но не всегда. Добрым он не был, в нем была железная жестокость, способность карать без жалости и сомнений. Такие люди могли убивать, пусть и справедливо, но все равно они оставались при этом убийцами. Мэй замечала тревогу у Юли, Альфа ко всем относилась благожелательно. Она видела, что Юля порой боится Игоря Николаевича, и что ей интересно с ним, и он чувствует ее интерес. Она потом беседовала с Юлей за чаем, когда ресторан уже был пуст, последние гости разошлись, а Айна с Альфой рисуют фантастических птиц. Юле были очень нужны советы, она постоянно путалась, сомневалась, получая ответы у папы, иногда у мамы, но больше получая от Мэй, понимавшей ее переживания, как свои собственные.
На самом деле Мэй тоже нужен был совет, и не один. Она не ожидала, что жизнь ее так резко изменится, и что это будет легко принять. Она снова жила с мужчиной, с которым не надо было договариваться. Сергей понимал ее и ничего не требовал, но не был и подкаблучником. Разница в возрасте, о которой она боялась думать, мешала только ей, все друзья Сергея, даже Аврора, считали, что наконец-то он повзрослел и стал мужчиной. А еще у нее появилась дочь, приемная, но Мэй любила ее, как родную. Айна не сразу стала называть ее мамой, и Мэй боялась, что что-то делает не так, а Айна боялась ровно того же, пока им обоим не вправила мозги Аврора. А Мэй вправила ей мозги, в минуты слабости и сомнений, когда та ныла в кабинете хозяина ресторана, она дала пощечину Авроре, когда та решила в очередной раз разорвать с Денисом и жить одной, как привыкла. Аврора оценила терапию, признав, что стала жалкой тряпкой, а во всем виновата Мэй и ее кухня, слишком вкусно, слишком добро. По вечерам, смотря на спящую Айну, Мэй думала, какие же они все глупые, глубже уходя в размышления над вопросом Юли: «Почему мы не можем жить в мире друг с другом?». Если бы не Сергей, она доводила бы себя до бессонницы, он пресекал эти настроения, уводя в постель, заставляя ее чувствовать себя молодой и желанной.
Юля стала замерзать, Арнольд тоже проголодался. Они сидели напротив беличьих кормушек, место тянуло Юлю, она вспоминала первую битву со злым духом, которым потом оказалась Лана. Она не была ни злой, ни доброй, Юля теперь понимала разницу и бессмысленность этих определений. Кормя пса, она вспоминала, как они повстречали Илью с Арнольдом, как он не боялся драться за нее и Альфу вместе с верным Арнольдом. Они были и останутся настоящими друзьями. От воспоминаний Юля шмыгала носом, а молодой Арнольд тыкался в нее мордой, и порыкивал, ему не нравилось, что она грустит.
— Илья! Илья! Стой, кому сказали! — со стороны круга раздался знакомый голос, Юля вздрогнула, не до конца узнав его, почувствовав, как защемило сердце.
К ней подбежал молодой бордер-колли, веселый, весь в снегу. Собаки обнюхали друг друга, новый знакомый ткнул Юлю мордой в ладони и весело залаял.
— Вот несносный хулиган, — по-доброму пожурил пса хозяин, слегка запыхавшийся после бега. — Доброе утро, Юлия. И с Новым годом вас!
— Здравствуйте, дядя Саша, — Юля запнулась и побледнела. Перед ней стоял отец Ильи, он почти не изменился, если не считать морщин под глазами и пряди седых волос, выбивавшихся из-под шапки.
— Извините, я напугал вас, Юлия. Не так я хотел с вами встретиться.
— Нет, вы не напугали, просто я, — она не договорила и нахмурилась. — Пожалуйста, перестаньте называть меня на «вы».
— Позволь с тобой не согласиться. Наверное, так я в последний раз назову вас на «ты», — он улыбнулся, также ласково и понимающе, как и всегда, и у Юли отлегло на сердце. Она боялась позвонить ему, не то, что встретиться с матерью Ильи Юля даже не думала разговаривать, зная какие скандалы и угрозы она устраивала родителям.
— Юлия, вы взрослая девушка, и мне очень приятно называть вас на «вы». Вы даже не представляете, как я был рад, когда вас всех нашли. Мне очень хотелось увидеть вас и Альфиру, я хотел связаться с Максимом через Сергея, но так и не решился.
— Почему? Вы винили меня в смерти Ильи? — она с трудом выдавила наболевший вопрос, и все внутри похолодело.
— Никогда! — с жаром воскликнул он. — Мать Ильи, моя бывшая жена, много наговорила, много плохого пыталась сделать твоей семье, но Бог ей судья. Не вини ее, горе никогда и никого не красило, а во все времена открывала худшие стороны человека. Она успокоилась, подавшись по уши в религию. Что ж, женщинам это ближе, помогает.
Он усмехнулся и потрепал пса, потом и Арнольда, с интересом крутившегося рядом с ним.
— Какой классный у вас пес, так на Арнольда похож.
— Я его и назвала Арнольдом, — смущенно проговорила Юля. Он взял ее ладонь и крепко сжал, на глазах у постаревшего Александра выступили слезы.
— Это здорово. Я вот два года назад завел себе друга. Сначала хотел назвать Арнольдом, но увидел, что он очень похож на Илью, такой же любопытный и внимательный. Мы с ним разговариваем, и
