она так и умрет, как ей не хотелось умирать, как же она боялась смерти. И тело сжалилось над ней, мозг выключился навсегда, успокоив раны и душу.
61. Рассвет
Воздух застыл, редкие снежинки опадали так медленно, что казалось, будто они застыли. Это могло бы быть красивым, если бы не черное от копоти и крови бескрайнее поле с уродливой пирамидой из трупов посреди бескрайней снежной пустыни. Далеко, очень далеко от пирамиды одиноко стояла каменная стена, знавшая не одну цивилизацию, уничтожавшую себя в черный прах, чтобы начать все сначала. Кто и зачем построил эту стену никто не знал, но ни одна ракета, ни одна бомба не могла ее разрушить, выбивая жалкие осколки, рисуя на холодном сером зеркале бесконечности уродливые узоры человеческого тщеславия и жестокости.
Он шел по мертвой земле. Как давно он здесь не был, и как мало изменилось за тысячи лет его отсутствия. Грусть и тоска одолевали его, заставляя бороться с собой, не позволять себе раз и навсегда уничтожить этот жестокий и глупый мир. Он видел ее, унизанную стрелами, словно бабочка под стеклом, мертвая у всех на виду. Но зрителей не было, кроме ветра и затянутого черными тучами неба. Ветер не трепал ее, бережно обходя, сдувая снежинки с бледного мертвого лица. По стене струились ручьи от растаявшего снега, она оплакивала свою ношу, крепко держа, не давая телу развалиться и сползти жалкими останками на безмолвную землю.
Майтреи стоял у стены, она позвала его, а теперь она мертва. Давно он не слышал этого имени, давно к нему не обращались так искренне и бескорыстно. Он плакал, как оплакивала ее и стена. Он не мог исполнить ее просьбу, не мог выполнить ее мольбу, но он мог исполнить другую мольбу, которая горячей искрой освещала ту тьму, что сгустилась в его сердце. Он вытер слезы и улыбнулся, как же она, маленькая девочка из другого мира вспомнила его забытое имя, не перепутала, а точно назвала, нашла его взор на небосклоне, и он услышал. Майтреи встал на колени, в руках возникло серебряное блюдо, а ветер стал разгонять злые тучи. Тучи послушно отступали, покоряясь его воле, светлея от той любви ко всему миру, что лилась из его сердца. Тьма внутри него отступала, он пел песню, закрыв глаза, и плакал, принимая всю боль на себя, забирая ее из мертвой земли, освобождая этот глупый мир.
Стрелы загорелись и рассыпались в прах. Тело медленно поплыло и легло на блюдо. Белое покрывало его песни накрыло Юлю, затягивая раны, оживляя плоть и восстанавливая кости. Он улыбнулся и подул на нее, возвращая в тело дух.
«Кто вы?» — она не могла вымолвить ни слова, изо рта не выходило ни звука, только жаркое дыхание солнца. Юля вся светилась, перестав чувствовать боль, забыв про то, как это — умирать.
«Ты сама меня позвала, и я пришел к тебе», — ответил он, с любовью смотря на удивленную и испуганную девушку в белоснежном кимоно. — «Я услышал твою просьбу, но я не могу исполнить ее. Ты слишком много просишь и не за себя. Ты ничего не просишь для себя, но за тебя попросили другие. Я верну ей жизнь и твоему другу, но большего я сделать не могу»
«Спасибо большое! — Юля огляделась. Видеть великана Майтреи она не могла, как не могла и слышать его голоса, человек не смог бы выдержать этого. Вокруг была мертвая земля и чистое безоблачное небо с безжалостно яркими звездами.
«Ты опять не просишь ничего для себя. Зачем ты хочешь воскресить этот злой мир?».
«Он не виноват в том, что сделали люди. Вы можете мне ответить, если вам не сложно», — Юля замялась, вспоминая слова, она все потеряла, никогда еще голова не была такой пустой и чистой, никогда еще ей не было так легко.
«Ты не можешь понять, почему победила. Да, ты была слабее его, но ты победила, разве так важно знать, почему?»
«Да, но если мне нельзя этого знать, то простите, пожалуйста», — Юля вздохнула и закрыла глаза, видеть мертвую землю, знать, что там где-то высится пирамида, на вершине которой она снова убила. Юля заплакала, шепча извинения.
«Твой противник был сильнее, но он поторопился, Тщеславие всегда было на защите гармонии мира. Оно движет вперед, но оно и удерживает в последний момент, ослабляя даже самого сильного противника. Ты видела, что в твоем мире оно оживило мертвые танки, ты видела, сколько жертв было в этой бессмысленной битве, но ты не увидела главного, как каждый из погибших на поле боя перешел в твой мир и влил свою черную энергию в орудие смерти. Эта битва раскрыла портал, она принесла нужное количество жертв, и если бы ты испугалась и сдалась, то гармония была бы нарушена. Никто не знает, что тогда случится на самом деле, но так было не раз. Я вижу, что слишком сложно говорю, ты не можешь и не должна этого понимать. Ты вернешься домой, но сначала я покажу тебе, как этот мир воскреснет. Не бойся, огонь не причинит тебе вреда, ведь ты часть его — это и твой огонь тоже».
Черное небо подернулось кровавой нитью. Юля замерла, вглядываясь в зачинавшийся рассвет. Вокруг них вырос колодец из белого света, а солнце быстро поднималось, огромное, занимающее все небо.
Земля начала гореть, сначала показались слабые струи дыма, потом стали вырываться высокие языки пламени, а солнце все росло и росло, пока не заняло все небо — огромное, ослепительное, бросившее на черную землю бесконечный поток раскаленной плазмы. Небо и земля слились, став сплошной стеной огня, закружившего все вокруг против часовой стрелки, останавливая вращение планеты. Мир горел, уничтожая все, приходя к исходной точке, когда не было ничего, и из этого ничего должна была родиться новая чистая жизнь, лишенная страстей и гордыни, лишенная зла и добра, потому что зло и добро придумали люди.
Юля чувствовала ужасный жар, но колодец из белого света спасал ее и Майтреи, вставшего во весь рост, поднявшего серебряное блюдо с ней над головой. Она не видела его, выхватывая из памяти иллюстрации из недочитанной книги. Она видела доброго и немного грустного великана, наверное, так и должен выглядеть Бог, чтобы своим истинным видом не испугать человека. Огонь пожирал пространство, ей казалось, что они внутри солнца, и вдруг пошел ливень. Небо затянулось серыми тучами, изливавшими на шипящую и клокочущую землю миллиарды тонн воды. Десятки тысяч лет пролетали перед ее глазами. Она видела, как рождается новая жизнь, как утихает ливень, а на новой чистой земле прорастают зеленые листки, превращаясь в стебли, и вот уже высятся огромные деревья, в которых рождается своя жизнь.
«Я был рад исполнить твое желание. Ты забудешь все, но в твоем сердце останется память о жизни. Она поможет тебе. Думая о других, никогда не забывай о себе, а то быстро сгоришь, сожжешь сама себя. Ты пока этого не понимаешь. Прощай и спасибо тебе», — Майтреи ласково взглянул на нее и подул свежим весенним ветром. Юля поймала ароматы первых цветов и нагретой солнцем земли, на которой еще лежал упорный снег, неровными островками защищаясь от весеннего солнца.
И все пропало, будто бы щелкнули выключателем. Она лежала на земле, еще горячей после взрыва. Вокруг нее ровными кольцами плавились танки, еще недавно живые, готовые убивать, крушить и сжигать все. От них остались жалкие спеченные камни из железа и прогоревшего пороха.
Задул сильный ветер, уши медленно отложило, и она услышала шум вертолета. К ней осторожно спускались, вертолет был совсем рядом, филигранно сев в нетронутую расплавленным железом площадку, посреди которой лежала Юля в прожженном насквозь полукомбинезоне, ватная куртка сгорела почти полностью, но она была цела, ни единого ожога, ни единой царапины.
— Живая! Живая, черт возьми! — закричал грубый голос прямо над ней, сломавшись на последнем слове. Она открыла глаза и увидела большого военного, утиравшего слезы рукой. — Потерпи, потерпи, милая.
Он осторожно осмотрел ее и легко переложил на носилки. Как только она легла, руки его затряслись. Он что-то кричал, командовал, но ее и так несли в вертолет, и через несколько секунд она взлетела. Ей так хотелось встать и посмотреть на поле, что с ним стало, но она снова ощутила весенний ветер и провалилась в долгий сон.
— Господи, как же она выжила в этом аду? — военный врач деликатно срезал с нее прогоревшую одежду, остальные не смотрели на девушку, уважая ее честь. — Она же была в самом эпицентре и выжила. Ни одной царапины, вот только фонит страшно.
— Не знаю, главное, что выжила, — командир сжал кулаки. — Что эти суки тут делали? Что за чертовщина у нас творится?
— А в Москве? Я вот думаю, почему нас сюда отправили? Они знали, что искать, да? — спросил другой офицер, разбирая и собирая винтовку, не зная, как унять свои руки.
— Нам не положено этого знать, — командир посмотрел в иллюминатор. — Жалко пацанов, сгорели, как дрова. И когда у нас начнут ценить своих? Там, наверху, все знали, могли бы и солдат эвакуировать.
— Никогда, — военный врач закончил осмотр и накрыл Юлю простыней и одеялом. — Никогда, сам же сказал, как дрова. Дрова и есть. Если бы не эта ведьма, то замерзла бы девчонка. Когда бы ее еще нашли.
— Не ведьма она, — покачал головой командир. — Они тоже ждали этого, но не знали чего. Не нам об этом думать, наше дело исполнять приказы.
— Наше дело убивать, — офицер отложил винтовку и посмотрел на спецназовцев. — Вот куда мы так вырядились, с девчонкой сражаться? Хорошо, что ты настоял на враче. Как тебе это удалось?
— Никак, приказа не было, — командир нахмурился. — Мое решение и моя ответственность. В рапорте все напишу.
— Мы все напишем, да, ребята? — офицер кивнул спецназовцем, те закивали. — Воевать полетели с девчонкой. Ненавижу! Хватит!
(Примечание автора: прослушайте трек HarmonixCollege «Sunrise» и попробуйте пережить эту главу, как чувствую ее я).
62. Возвращение домой
Спецборт, переделанный под летучий госпиталь. Аврора видела такое только в кино. Конечно, курс экстренной медицины она сдала на отлично, как и остальные предметы, но такого им не показывали. И все в строжайшей секретности, она и без советов Игоря Николаевича понимала, что надо держать язык за зубами. Все тревожно дремали, пищал монитор Юли, она так и не проснулась, лишь Авроре не спалось, как и старшей стюардессе, непонятно как очутившейся на спецборту МЧС, забравшей его у авиаперевозчика приказом с самого верха. Она сидела с Авророй в креслах бизнеса, молча наливая шампанское в
