выше.
— Идемте, нам еще шесть часов лететь, — пожилой офицер в форме спецназа по-дружески похлопал Максима и Альфиру по плечу, улыбнувшись Айне. — Солнце никуда больше не пропадет, не бойтесь.
— Солнце, — Айна заморгала слепыми глазами, ощущая тепло сквозь очки, — я его видела во сне — оно мне всю жизнь снилось!
— И ты его рисовала, — Альфира обняла и поцеловала девочку. — Мы все видели его в твоих картинах.
— О, ты совсем плохой, — офицер кивнул солдату, и тот без промедления помог Максиму взобраться на борт, девчонки уже сидели там. — Отправляемся, а то киборги перехватят.
— Не хотелось бы, — сказал другой офицер, вглядываясь в бескрайние просторы мертвой степи.
— Не боись, договоримся. Волки тоже люди, — хмыкнул другой офицер, закрывая кривую дверь. — Сейчас тряхнет, старушка.
Вертолет весь затрясся, лопасти завыли, и стальная стрекоза тяжко взлетела, недовольно набирая высоту.
54. Предатель
Она проснулась с неприятным ощущением, будто бы кто-то на нее смотрит, оценивает. Этот взгляд она ощутила еще во сне, странном калейдоскопе картин из прошлого и пропагандистских лозунгов, которых она накопила на отработке пайки в лагере. Обычно так во время сна на нее смотрела мама, еще кипевшая от невысказанных угроз и назиданий, и другая, любившая и жалевшая дочь, неспособная взять вверх над доминирующей личностью, вечно опаздывающей, вечно недовольной и справедливой в перманентном гневе. Юля еще не отошла от сна, собирая в голове картину мира, маленькую зарисовку ее жизни, находя в материнской доминанте столько лживого и пустого, навязанного ей, вытеснившего, но не до конца, добрую и немного нервную маму, любящую своих детей. Здесь все виделось иначе, и она лучше стала понимать слова брата, что родители неплохие и нехорошие — в них слишком мало осталось своего.
Она села и стала тереть глаза. Дрон завис над ней, радостно мигая фонарем. Юля помахала роботу, как же долго он был в разведке, так долго, что она успела о нем забыть, больше думая о еде и голодных псах, идущих по следу. Она уперлась в этот взгляд, мучивший ее во сне. У стены нагло лежал огромный волк. Она сразу поняла, что это киборг, наподобие надзирателей в лагере, только гораздо больше и мощнее. Зверь был страшен и вполне симпатичен, особенно его глаза, смотревшие так знакомо. Юля поежилась, вспоминая этот взгляд: строгий и дерзкий, немного грустный, но без претензии к ней. Йока занималась гостем, выдирая из густой плотной шерсти что-то черное и липкое.
— А, ты проснулась, — Йока кивнула ей и пошла к котелку. — Я тебе разогрею суп. Кстати, вы знакомы. Не узнаешь?
Юля услышала в ее голосе насмешку и, как ей показалось, немного ревности, но незлой. Она удивленно посмотрела на Йоку, наливавшую суп в миску. Зверь довольно рыкнул и так посмотрел на Юлю, что у нее похолодело в груди. Оберег молчал, но ей стало невыносимо страшно.
— Ты чего? Не бойся, он нас не тронет, — Йока обняла ее и крепко прижала к себе, принимая подкатившие горьким острым комом рыдания. Юля заплакала, не в силах ничего сказать. Она пыталась, но захлебывалась, рыдая сильнее, переходя на вой. — Ничего, все правильно. Выпусти это из себя. Ты слишком долго держалась, теперь не надо.
Киборг поморщился, если морда волка могла морщиться. Выглядело это комично, и было видно, что ему неудобно. Юля увидела в морде зверя знакомые черты и замотала головой.
— Илья? — шепотом спросила она, утерев слезы. Волк молчал, не мигая, смотря ей в глаза. Потом что-то прорычал. — Я не понимаю, не понимаю!
Крик отразился от бетонного потолка, и ей стало страшно. Она закрыла лицо руками и затряслась всем телом, раскачиваясь вперед-назад, как в раннем детстве, когда ее отдали в детсад, и на нее кричала воспитательница, а она звала маму, звала Максима. Брат каким-то чудом слышал ее и прибегал успокаивать, однажды даже подрался с воспитательницей, любившей наказывать непослушную Юлю. А она была послушной, просто боялась и не понимала, что от нее хотят. Так продолжалось до тех пор, пока Юля не стала ходить в одну группу с братом, их невозможно было оторвать друг от друга. Это прошло, когда ей исполнилось три, Максим уже ушел в школу, а ее перевели к спокойной воспитательнице, не придиравшейся к детям.
Зверь подошел к ней и мягко, но сильно остановил ее. Лапа тяжелая, и от нее воняло холодом и смертью. И в то же время это был он, как всегда понимающий и добрый, готовый всегда прийти на помощь, всегда помогавший ей. И вот теперь его больше нет, пускай она и знала об этом, но не хотела пускать это подлое знание в сердце. Зверь тихо рычал, часто посматривая на Йоку.
— Он сказал, что тот, кого ты хочешь увидеть в нем, умер. От него осталась душа, теперь он дух и живет в нем. Он просит тебя не плакать о твоем друге, он бы не хотел этого, — Йока погладила ее по голове. — Он все верно говорит. Я его через имплант слышу, а еще они с моим духом о чем-то спорят. Мне нравится твой друг, он был умный и честный, я таких люблю.
— И очень добрый. Я его очень любила, — прошептала Юля.
— Ха, мой дух все понял! — Йока торжествующе посмотрела на волка, зверь угрожающе зарычал. — Он был влюблен в тебя, а ты видела в нем только друга. Но этого уже не мало! Я бы все отдала за настоящего друга.
— Я бы тоже, — Юля посмотрела в глаза волку. — Прости, что так и не смогла полюбить тебя, как ты этого заслуживал.
Волк раздраженно рыкнул и с размаху ударил лапами по стене. Раздался отвратительный скрежет, на стене остались глубокие царапины.
— Он злится. Ты говоришь неправду. Ты ничего ему не должна, и он это много раз говорил тебе.
— Я помню. Наверное, он прав, но я такая, какая есть.
— Ладно, надо собираться. Ешь и пойдем, а то не успеем до бурана, — Йока прислушалась, снаружи стихала метель, и ветер выл вполне миролюбиво.
Юля села есть, посматривая за тем, как Йока общается с волком. Свирепый на вид зверь слушался ее, иногда недовольно рыча, когда она слишком напоминала вредную жену. И это было смешно и очень мило. Она радовалась за бывшего друга, ставшего новым здесь, но оставшимся похожим на себя прежнего. Йока сама тянулась к нему, радостно смеясь и ласково трепля уши, без страха засовывая руку в страшную пасть, способную за секунду откусить ее по локоть. Как жаль, что он не успел встретить такую девушку дома, а уперся в нее. Юле стало очень грустно и одиноко, но она сдержалась, чтобы не разреветься опять.
Наверное, так и было в сказках. Юля вцепилась в Йоку, сидевшую на огромном волке, как опытная наездница. Хорошо, что они обе худые и недлинные, впрочем Максим тоже смог бы поскакать на киборге. Юля представила это и засмеялась, уткнувшись лицом в куртку Йоки. Ветер бил по лицу россыпью колкого снега, было и холодно, и безумно весело, пока за ними не увязалась стая голодных собак, не отстававших, но и не способных догнать неутомимого волка.
Казалось, что они летят так целый день, но прошло не больше четырех часов, и девушки устали. Они замерзли и хотели есть, хотели спрятаться в тепло, скрыться от ветра, но остановка была гораздо страшнее риска отморозить пальцы на ногах или часть бедра, которое бы с удовольствием сожрали бы вместе с костями дикие псы, готовые сразиться даже с киборгом, а пока он будет с ними разбираться, другие загрызут их, а потом утащат в безопасное место. Йока заметила это, следя за стаей из укрытия, пока Юля не распугала всех солнечным сиянием. Кто еще больше испугался, Юля до сих пор боялась себя, не веря в то, что способна на такое. Она чувствовала себя заурядной девушкой, менявшейся только на тренировке или выходя на татами.
Начинался буран. Погоня прекратилась, звери скрылись в известных только им убежищах, словно провалившись сквозь землю. Волк устал, спотыкался, но не сбавлял темп, следуя по невидимому маршруту сквозь нарастающую пургу. Ветер хлестал в лицо, бил то справа, то слева, издеваясь, подгоняя сзади, свистя и хохоча. Волка сносило в сторону, но сила бурана была еще слаба, чтобы оторвать биомашину и понести к морю, очистить остров от нежелательных организмов. Они провалились под землю. Стало тяжело дышать, снег душил, сила тяготения тянула вниз, а инстинкт требовал карабкаться наверх. Юля пыталась это сделать, пока кто-то не потянул ее за ногу вниз.
— Черт! Как больно, — она с трудом встала, слегка контуженная после падения. — Где мы?
Йока поморщилась, выглядела она не лучше, подволакивая левую ногу. Юля успела сгруппироваться, мышцы отработали сами, а Йока сильно подвернула ногу, еще и бок ушибла об острые куски льда. Несмотря на это, она достала фонарь из мешка и тревожно осматривалась, — они попали в туннель. Йока говорила о нем, что им надо в какой-то туннель, по которому можно перебраться на материк. Дальше карта обрывалась, больше информации ей не положено было знать. Туннель напоминал метро, те же рельсы, окаменевшие провода в кабель‑каналах на стенах, и сплошная тьма. Тихо не было, снаружи бушевал буран, а из туннеля доносились жуткими волнами не то стоны, не то скрипы и хруст костей.
Вернулся волк, бодрый и, пожалуй, веселый. Йока пошла за ним, Юля следом, никак не получалось нацепить фонарь, пальцы не слушались, как и все тело. Волк отвел их в тайную комнату, в которой еще остались аккуратно сложенные рельсы и катушки с проводами, съеденные наполовину временем и крысами. Юля занялась готовкой, пока Йока осматривала свою ногу, часто вскрикивая. Поставив котелок на огонь, мясо грызуна не хотело размораживаться, больше напоминая доисторические окаменелости, она села рядом и уверенно ощупала голеностоп Йоки. Йока закричала, но упираться не стала.
— Будет больно, — без вступления сказала Юля и дернула. Йока взвыла и заплакала, но стало гораздо легче. — Скоро пройдет, просто вывернула.
Йока с уважением посмотрела на нее, приложив к слегка опухшей ноге замерзшее мясо. Вскоре она уснула в неудобной позе, прислонившись к катушке. Волк лег рядом, грея разогретым телом. Юля с интересом потрогала острую шерсть, ставшую горячей со стороны Йоки, улегшейся на нем, как на воздушной перине. Юля расправила на ней куртку и пошла варить кашу. Спать не хотелось, наоборот внутри появилась непонятная сила и бодрость. Интересно было наблюдать за спящей Йокой и волком. Вместе они напоминали семейную пару, уже переросшую все стадии влюбленности и страсти, не боявшуюся ругаться и спорить,
