глазами, сон опять подкрадывался тихим шелестом дождя, град внезапно кончился, и стало очень тихо. — Я не знаю, духи сами выбирают тех, с кем разговаривать. Со мной никогда свободные духи не разговаривали, мне мой дух потом рассказывал, что они хотели. Помнишь, я тебе рассказывала про уровни власти на земле и на небе?
— Помню, у нашей власти все то же самое, — зевнула Юля. — Раньше я об этом не думала, лучше об этом не знать.
— На это все и рассчитывают. Что ты поняла?
— Я поняла, что должна сохранить гармонию мира. Я это и сама понимаю и не боюсь. Дело даже не в моем обереге, он молчит в последнее время. Просто жаль, что больше не увижу друзей и родителей. А еще моих мальчишек, я им обещала, что подготовлю к сдаче на черный пояс, — Юля засмеялась, — хотя сама еще не сдала.
— Я за тебя уже попросила, — Йока погладила ее по голове. — Не переживай, если боги захотят, то все получится.
— Ага, у нас тоже так говорят. Моя мать постоянно участвовала в марафонах желания, там постоянно твердят, что если хочется, то все получится. По-моему, все это чушь и вранье.
— Не совсем так. У людей обычно слишком жалкие желания, поэтому богам они не интересны.
— А ты откуда знаешь? Это тебе дух рассказал?
— Неа, я сама поняла. Не забывай, я же немного ведьма, — Йока улыбнулась и вытянула перед собой руку. На ладони на пару секунд вспыхнул красивый темно-красный цветок. — Спи и не думай об этом — я за тебя попросила.
Юля заворожено смотрела, как тает в воздухе цветок. Вспыхнула мысль, что должна дать Йока взамен за свою просьбу, но сон властно взял вверх. Йока прочитала этот вопрос в последнем сонном взгляде, обращенном скорее в никуда, и покачала головой.
— Ты никогда это не узнаешь, — шепотом сказала Йока, — ведь за добро нельзя платить, иначе оно умрет. Спи, не думай о будущем, оно само думает за нас. Не бойся сделать неверный выбор, твоя судьба уже решена.
Йока замолчала и с тоской посмотрела в бетонную стену. Она могла бы многое рассказать Юле, предупредить, испугать или ввести в безумие, но зачем это делать, знание не принесет никому пользы. Йока знала, что не смогла бы сделать то, что уготовано Юле, но она была готова отдать жертву богам, чтобы ее просьба за нее была исполнена. Насколько ничтожна была е просьба для богов, настолько же огромна с обратным знаком была ее жертва для нее. Даже дух похвалил Йоку за это решение, обещав найти ее, когда ее душа переродится.
Йока накрыла котелок и убрала к стене. Она так и не сказала Юле, что за ними скоро придут.
53. Этапирование
Она пропала. И это было на самом деле, пускай тело на месте, она может до него дотронуться, она чувствует пространство, холод, жажду и голод, но не чувствует себя. После трагедии в мастерской Альфира перестала видеть и чувствовать себя, кто-то более сильный и сострадательный поставил ее на паузу, как и Айну. Девочка все время была рядом, к счастью, их не разделили. Но Айна была такая же целая снаружи и пустая внутри.
Они жили проще роботов, как самые простейшие организмы, исполняя положенные физиологические функции, экономя энергию. Иногда во сне Альфира вспоминала себя на короткое мгновение, резко просыпалась и вскрикивала. Айна вскрикивала по инерции, не в силах вырваться из тяжелого сна. В это мгновение Альфира ясно понимала, где находится, но крик ужаса тут же затихал, не успев родиться. Тьма вновь заполняла ее, выдавливая последние искры живых чувств, а оберег замораживал сердце и голову до следующего прозрения. Так было проще существовать в этом аду, так было проще выжить.
И они выжили. Даже дорога в железном ящике в жуткий мороз не сломила их. Казалось, что они ее и не заметили, лишь по прибытии ощутив замерзшие пальцы ног и, спина не разгибалась, но кто-то более сильный смог вытащить их и разжать, уложив на жесткую кровать. Здесь было тепло, и вместе с телом оттаивало и сердце. Альфира ненадолго видела Максима. Да, она его видела, хоть и не узнала. Понимание пришло позже, когда Айна сказала об этом. Девочка видела в темноте, но вот что она видела, рассказать не могла. Она рассказывала, что к ним спускалось что-то огромное и страшное, но в то же время смешное и наивное, по-своему доброе. Айна смеялась, а потом застывала на несколько минут, после чего начинала тихо плакать, звала деда. Альфира прижимала ее к себе и молчала, не зная как сказать, что деда больше нет в живых. Но Айна это знала и постоянно забывала, злясь на себя.
Максим жутко исхудал и двигался с трудом. По регламенту мужчинам полагалась меньшая пайка, система считала их опасными, склонными к побегу и диверсиям, но как это было возможно в каменном мешке, из которого был только один выход, недоступный даже подготовленному диверсанту. Они ждали этапа в пересылке, которая казалась раем, по сравнению с тюрьмой. Кормили лучше, немного, особенно Максима, чтобы не было проблем с ЖКТ. Опыт имелся обширный, когда голодающие набрасывались на еду и умирали в жутких мучениях от заворота кишок. Можно было выйти на прогулку в любое время, кроме отбоя на ночь. Женская и детская часть находилась рядом за высоким забором, треснувшим и покосившимся от времени. При желании можно было увидеть в щель, что происходит на другой половине пересылочного лагеря, но смотреть было особо не на что. Альфира с Айной целыми днями бродили вдоль забора, но Максим так и не появился. Он спал все дни и недели, может и месяцы, счет времени был утерян безвозвратно. В отличие от девчонок, Максим все помнил, хотел выйти, но после еды отрубался, организм требовал сна, отправляя по звонку в туалет и снова спать.
В лагере ждали пересылки сотни людей, которые смотрели на новеньких в основном настороженно, порой враждебно. Надзиратели передали, откуда прибыли новенькие, и в душе каждого лагерника, в первую очередь гражданина, вспыхивала заложенная подпрограмма осуждения и ненависти к врагам государства, а из той тюрьмы могли прибыть только самые страшные преступники. Но были и те, кто жалел и тайком помогал. Как ни странно, но это были надзиратели, первое время приносившие положенную пайку девчонкам и Максиму, которого навещал каждый день врач, делая нехитрые измерения и уточняя размер пайки. Надзиратели, все бывшие лагерники, так и не дождавшиеся пересылки и отмотавшие срок здесь в томительном ожидании, в конце концов поселили Альфиру и Айну в отдельную комнату, служившую складом, в котором ничего не было. В комнате было и чище, и теплее, не было гневных глаз и мерзкого перешептывания.
По старинной традиции все должно происходить внезапно и в самый неудобный час. Их разбудили посреди ночи, и повели в машину. Здесь они встретились. В кузове трясло, но было не холодно, железная коробка гремела и стонала, как живая, но они не замечали этого, обняв друг друга, не говоря ни слова. Айна вжималась между ними, желая обнять каждого, и никто не обращал внимания на нестерпимую вонь, на их звериный запах. Альфира впервые за всю жизнь забыла про проблемы с кожей, а ее АД благоразумно решил, что сейчас не до него, и очаги стихли сами собой. Робот вез их через безмолвную степь из бетона и песка, останавливаясь каждые шесть часов на станциях, где можно было сходить в туалет, попить теплой воды и жидкого супа, по вкусу напоминавшего жидкое картофельное пюре. Остановки постепенно редели, перегоны удлинялись до восьми, десяти часов, пока на последней остановке им не загрузили в кузов канистры с водой и коробки с сухпайком. Рабочие-киборги весело улыбались, один даже пожелала счастливого пути, скоро они будут дома. Но они так устали, так боялись расстаться, что ничего не поняли. Альфира заставляла всех есть, робот тяжело поднимался вверх по извилистому серпантину, останавливаясь только тогда, когда Айна тихо просилась в туалет. Максим не сразу понял, что это была какая-то шахта или сеть туннелей, не веря тому, что они едут вверх. Альфире и Айне было все равно, их сознание было заблокировано, они видели только друг друга, видели его и очень переживали, когда он уходил внутрь какой-нибудь черной ниши в туалет, хотя минуту назад были там же. Страх потерять, страх потеряться давил на них все сильнее, будто бы кто-то специально облучал их, подавлял сознание, действуя прямо на мозг, глуша все остальные сигналы мощным пучком заряженных частиц. Так действовала радиация, усиливавшаяся при подъеме из-за раскиданных в шахте складов с недораспавшимся топливом и оружием, поэтому робот старался не останавливаться, негласно договорившись с ними об этом. Робот получал от датчиков информацию, понимая всю опасность для человека, и выкручивал двигатель на полную мощность.
Раздался требовательный стук, кабина загремела. Айна проснулась первой, но нащупав Максима и Альфиру, легла обратно, решив, что ей приснилось. Стук повторился, теперь уже проснулись все. Машина стояла, но никто не просил остановки. Они не сразу поняли, что дверь открыта, а на полу лежат странного вида очки. Стук повторился, Максим ответил кое-как, и его услышали.
— Зачем это? — спросила Альфира, подняв очки. Они были с круглыми стеклами в плотно облегающей резиновой оправе, чем-то напоминая слишком большие очки для плавания.
— Надо надеть, — Максим не узнал своего голоса, ставшего чужим. — Мы приехали. Это чтобы не ослепнуть.
Айна надела очки и улыбнулась, щупая лицо. Она оживилась, вскочив на ноги. Едва Максим и Альфира надели очки, дверь открылась настежь, и в кабину ворвался солнечный свет — теплый, яркий, ослепляющий, долгожданный. Альфира и забыла, что давно уже потеряла свои очки, точнее ей их разбили, растерев в пыль, и чуть не свалилась, выбираясь из кузова. Тело не слушалось, но очень хотелось быстрее выбраться наружу, на свободу. Даже сквозь очки смотреть было больно, Максим щурился, Айна зажмурилась, не понимая, где находится, и почему этот свет так пронзительно входит в нее. Альфира смотрела то одним, то другим глазом, тихо смеясь и плача от радости.
Они не обращали внимания на военных, ждавших узников у вертолета. Они не заметили вертолета, не услышали его, исключая все плохое из своего мира. Робот давно уехал назад, загруженный ящиками и бочками. Военные не торопили их, куря электронные сигареты с разрешенными наркотиками. Некоторые морщились, ругаясь на червей, так они называли подземных жителей, что они опять прислали к ним бомжей, не могли отправить в баню перед этапом. Но в целом они были настроены благожелательно, кто-то улыбался Айне, качая головой и обмениваясь возмущенными взглядами. Говорить об этом не стоило, засекут, но все было понятно и без слов — опять прислали ребенка, за него коэффициент
