Она так проникновенно и чувственно посмотрела ему в глаза, вот эта точно колдунья.
— Спасибо, у вас замечательный кофе, Мила.
— Особенно он удается утром, — Мила подмигнула ему и невзначай поправила упругую грудь, словно предлагая легонько укусить. И почему Мэй разрешила ей носить тонкие блузки?
— Не работает, я заколдован.
— Знаю, но я подожду, — Мила сверкнула синими глазами, и они на мгновение стали черными.
Мэй вернулась и передала управление Миле, на ходу раздав указания официанткам, уже изрядно уставшим, но довольным, чаевые копились на счете, будто тесто на кухне у Камиля. Их делили между всеми, только Мэй не претендовала. Она увела его к себе и заперла дверь. Здесь она расслабилась, и они долго целовались на узком диване, чудом поместившемся в кабинете. Камиль нашел его на авито и забрал старые стулья, вычистив кабинет от коробок с документами и прочим бухгалтерским мусором, отправив его в хранилище. Мэй все откладывала это и совсем не злилась, как предполагали официанты, видя в Мэй справедливого, но слишком авторитарного хозяина, что было правдой.
— Может, ты пока в Казахстан уедешь? Настя сказала, что там мало черных, — Мэй с тревогой смотрела на него, Сергей покачал головой. — А если тебя поймают, что тогда делать? Я без тебя не смогу.
— Не поймают, Лана же наложила заклятие на твою квартиру, — усмехнулся Сергей, играя с ее волосами. Их совсем не портила седина, а молодые официантки думали, что она так красится, но боялись спросить аккаунт мастера.
— На квартиру, но не на улицу, — она улыбнулась, вспомнив, как видела двух черных, идущих по следу и застывших перед ее домом, а потом развернувшихся в противоположную сторону. Черных научились различать все, даже Игорь Николаевич, до конца не веривший во всю эту чертовщину. Но достаточно было одного взгляда в их глаза, чтобы поймать укол в сердце, ощутить тяжесть в животе и непонятное недомогание, переходящее в тихий ужас. — Ты же из дома будешь работать, опять в офис не поедешь?
— Больше не поеду, я все настроил. После той погони руководство соглашается на все мои просьбы, вот думаю зарплату втрое увеличить.
— Ты все шутишь, а я вот не могу, слишком все серьезно воспринимаю, — вздохнула Мэй.
Она включила чайник и села за стол. Работа требовала внимания, и пока закипала вода, Мэй пробежалась по отчетам, бесстрастно отмечая импульсивный рост цен. Сначала это сильно раздражало и приходилось постоянно пересчитывать модель, прикидывая, когда начать индексацию цен, но вскоре и это стало рутиной, а посетители относились с пониманием, возмущаясь для вида и тут же приводя собственные примеры устойчивости экономики. Сергей предлагал ей написать упрощенный алгоритм, создать малую биржу, рассчитывавшую индексы исходя из цен на основные десять продуктов и загруженность ресторана, но Мэй хотела думать сама, интуитивно понимая, что с таким помощником она отупеет, и бизнесу хана.
— Интересно, почему всемогущая Лана вынуждена пользоваться жалким творением рук людских? Зачем ей самолет, щелкнула бы пальцами и оказалась в нужном месте за одну миллисекунду, — Сергей состроил глупое лицо человека, уверенного в своей правоте.
— Она знала, что ты спросишь, — Мэй улыбалась, заваривая черный чай в потертом фарфоровом чайнике с синими птицами, летевшими в никуда. — Тогда бы ей пришлось искать на месте новый аватар. Им нужно тело живого человека, способного и пожелавшего принять их. Я мало что поняла, если хочешь, спросишь у нее, когда вернемся.
— Да и так понятно, что нужен аватар. Не знал, что они разрешения спрашивают. Я думал, что просто берут то, что хочется и все.
— Нет, точнее не совсем так. Конечно, так тоже бывает, но все зависит от человека, насколько он способен бороться.
— Бороться, честно говоря, просто смешно. Результат может быть только один: либо дух в тебя внедрился, либо ты сдох, — он потянулся и взял со стола простое печенье. Мэй нахмурилась, она не любила, когда мусорят в ее кабинете, но промолчала. Сергей так привык и делал это машинально, готовый убрать за собой, если скажут.
— Это тоже выбор, — она разлила чай и села рядом — Я хотела предложить поехать с нами родителям Альфиры или Юли, но Лана права — это очень плохая идея.
— Согласен, лучше их не трогать. Тебе Аврора звонила, она хотела заехать попрощаться.
— Да, звонила. Обещала Игоря Николаевича привезти. Ты знаешь, его повысили.
— Не повысили, а отстранили от дела методом возгонки. Так мой отец говорил, у них на предприятии так делали, когда хотели избавиться от ненужных людей. Слишком глубоко копнул, а наказать нельзя — значит надо повысить, дать орден и другой отдел, чтобы сдох от скуки.
— Наверное, ты прав. Мне Аврора что-то подобное говорила, но я плохо слушала, считала расходы, — Она усмехнулась. — Как ни крути, куда не рыпайся, а рентабельность выше шести процентов не поднимается.
— Это то, что тебе дозволено получать, — хмыкнул Сергей, она ущипнула его за руку. — Сама знаешь, что не тем занимаешься, так на яхту не заработаешь.
— Зачем мне яхта? В Пироговском плавать? — она взяла блюдце и аккуратно откусила печенье, не уронив ни одной крошки.
— Почему же, можно в море Лаптевых замерзнуть.
— Замерзнуть я и в Москве могу. Мне все время кажется, что время застыло, а уже зима. Как ты думаешь, они найдутся? Живые?
Руки задрожали, и Мэй поставила чашку и блюдце на стол, сложив на коленях, разглаживая и без того ровную ткань темно-синего платья.
— Я не знаю, да и никто не знает. Уверен, что Лана тоже, она же не Господь Бог. И все это как-то сводится в одну точку. Помнишь карту, все линии ведут туда.
— Помню и не понимаю. Там же одни ржавые танки, может ваша программа ошиблась?
— Нет, расчет верный. И я, и Леха с Настей перепроверяли много раз, программа даже точнее считает. С танками все понятно, — Мэй недоуменно посмотрела на него, ожидая продолжения, а он, как назло, медленно пил чай. — Даже самая ржавая пушка когда-нибудь выстрелит. Столько злобы и смерти вложили в этих монстров, трудно представить. Если мы уже знаем, что духи не вымысел, то попробуй представить, сколько черной энергии скопилось в них и ждет своего часа.
— Я боюсь об этом думать. Лана знает, но молчит.
— И правильно делает, что молчит.
Аврора шла под руку с Игорем Николаевичем по Сретенскому бульвару. Под ногами приятно скрипел снег, неубранный до конца, а скорее выровненный. Город погрузился в зимнюю сказку, горя яркими огнями, будоража воображение в предвкушении праздника. Так было бы, если бы были люди. Бульвар был пуст, не считая заблудших автомобилей и пустых электробусов. Вся эта праздничная иллюминация горела в пустоте, продолжая борьбу с побеждающей ночью. День умирал, как считали древние, и если не задобрить богов, не принести жертву, то ночь победит.
Они молчали. Разговаривать не хотелось, все было много раз переговорено, разложено и выжато до сухого остатка. Их работа кончилась, успешно, с точки зрения высшего руководства, и безутешно с их стороны. Опера и следователи нашли всех, изувеченных, разорванных, уничтоженных, погибших в диких муках. Ни у кого не было сомнений, что речь идет о древнем и очень жестоком культе, но на этом все. Слишком явно нити вели к движению «Правая воля», слишком много запросов отправлял Игорь Николаевич всеми возможными способами, используя связи, агентуру. Слишком явно ему указывали на то, что надо заморозить производство, запереть в сейф. Погибших не вернуть, больше эпизодов не было, можно и забыть.
У него забрали даже карту, где каждый город с пропавшими был отмечен, где постепенно появлялись фотографии найденных девушек и парней, но не изувеченных, а живых, красивых, может и глупых, но еще живых. Аврора успела снять ее, специально притащила зеркалку, чтобы поймать все детали. И это было единственное, что у них осталось. Было и обидно, и спокойно, если бы не совесть, не дававшая покоя. А еще вступал разум, с полуслова доказывающий, что рыпаться бесполезно.
— Пусто и холодно, — заметил Игорь Николаевич. До боли в челюсти захотелось курить, а еще выпить, чтобы забыться хотя бы до утра.
— Мертвый город, — Аврора поправила толстую шапку и стряхнула снег с пуховика. Если не смотреть в глаза, то из-за худобы она выглядела слишком молодо для своих лет. — Может, и мы умираем?
— И настанет вечная тьма, — загробным голосом сказал Игорь Николаевич. — Не знаю, я вот настроен хорошо поесть в ресторане Мэй.
— Теперь я плачу.
— Тогда выпивка за мой счет.
— Пойдет, но мне много нельзя — меня Егорушка ждет. Волнуется, наверное, опять мне в кроссы нассал, — она засмеялась, представив, как тискает большого рыжего проходимца, которого она забрала у Егора. Клички кота она не знала, а кот сразу стал откликаться на Егора, но не на Егорчика. Кот начинал шипеть и царапаться.
— Я тоже постоянно думаю о Егоре. Он пошел вверх, но это уже не он и он. Я не знаю, чем они занимаются, но что-то будет.
— Он уже мертв, поэтому ему бояться нечего, — с грустью сказала Аврора, упрекая себя за необузданность чувств, она стала чаще себе позволять плакать, чаще думать о себе и других. — У этих скоро главный митинг, он что-то точно сделает.
— Возможно. Митинг прямо перед сочельником, а потом главная битва дня и ночи. Символично, как думаешь?
— Ужасно. И не мы одни это чувствуем. Людей нет, все попрятались, только черные ходят.
— Да, я заметил. Странно, что они нас не трогают, — Игорь Николаевич потрогал куртку, амулет, подарок Ланы, холодил грудь, но с ним было гораздо спокойнее и не так страшно.
— Колдовство, как в сказке. А в сказке кто-то должен умереть, чтобы жили другие.
— Это в жизни так — должны умереть многие, чтобы жили оставшиеся, — заметил он. — У тебя опять сережки горят.
— А, черные идут, — равнодушно пожала плечами Аврора.
Они всегда появлялись неожиданно, как чертик из табакерки, но это была не детская игрушка. Красивая шкатулка, стоявшая в шкафу в кабинете отца, долгое время притягивала маленькую Аврору, а злые
