sans-serif]— Что случилось? — спросила Юля. Руки не слушались, она никак не могла снять шлем.
— Сейчас узнаем, — глухо проговорил он, помогая снять шлем и жилет. Он хотел снять перчатки, но Юля запротестовала.
— Не надо, скоро же второй круг. Я же вышла в финал? Как это не вышла? — спросила Юля упавшим голосом.
— Они решают вопрос о твоей дисквалификации.
— Но за что?
— Запрещенный прием. Ты не знаешь, но в предыдущих поединках тебе не засчитали в общем семь очков. Тебя засуживают, а я ничего не могу с этим поделать.
— Ну и ладно, не будем переживать. Когда мы сможем уйти? — весело спросила Юля. Ей стало так на все плевать, что все виделось таким смешным и нелепым, весь этот пафос, странные бои без очков или квалификации — на потеху барину, не иначе. Не хватало еще, чтобы они бились голыми и в грязи.
— Не ладно, я отправлю жалобу.
— Отправляйте, но, по-моему, все это бесполезно, — пожала плечами Юля и дала расшнуровать перчатки. Высвободившись из защиты, она стала легче дышать и ужасно захотела есть, а ведь из-за этого мероприятия она пропустила обед в ресторане. От воспоминаний о горячих манду, которые они с Альфирой заказывали всегда, и говядины в соевом соусе, запеченной с рисом и овощами, в животе так забурлило, что тренер невольно рассмеялся.
— Ты права, надо быстрее уходить отсюда.
— Мэй позвала нас всех на ужин в ресторан. Вас тоже позвали, так что не вздумайте улизнуть! — Юля грозно сжала кулаки, лицом показав, что она с ним сделает, если тренер попытается убежать.
Он рассмеялся, картинно вжав голову в плечи. Зал все это время молчал, тихой нарастающей волной перешептываний следя за происходящим. Вернулись судьи и объявили, что ее дисквалифицируют за нанесение удара после того, как противник получил нокдаун. И тут зал взорвался, раздались крики, требовавшие судью на мыло и другие угрозы, быстро переходящие в матерную ругань. И сквозь этот жуткий шум все отчетливее слышались детские голоса: «U-LiSun! U-LiSun! » Зал перестал ругаться и подхватил кричалку, добавив хлопки, отбивая не стареющую песню Queen «Wewillrockyou».
— Там есть кто-то из наших? — Юля пыталась разглядеть на трибунах знакомые лица, но не смогла.
— Да, твои мальчишки пришли с отцами. У отца Кирилла были билеты, вот они все вместе и пришли, — улыбаясь, ответил тренер. — Я не хотел тебе говорить, а то ты будешь волноваться, — он показал на дальнюю левую трибуну, с которой и, правда, махали три мальчика, прыгая на месте.
— И правильно, что не сказали! Привет! — что есть силы закричала Юля и подпрыгнула, замахав им в ответ. Повернувшись к тренеру, она, улыбаясь, приказала, — уходим отсюда, ну их к черту!
— Да, пошли. Попрощайся с залом, они тебя полюбили, не забывай этого.
Юля поклонилась каждой трибуне, как этого требовал протокол, будто бы она не проиграла, а победила. Зал заглушил голос диктора и музыкальной отбивки аплодисментами, продолжая приветствовать ее: «U-LiSun!».
Режиссер трансляции продолжил следить за ней, и когда Юля с тренером скрылась в подтрибунных помещениях, отправил за ней операторов с GO-Pro. Трансляция велась в отдельном окне на сайте, в общую картинку это не включали, но второе окно появилось на экранах на улице.
Юля успела скрыться до прихода журналистов. Тренер отвечал на вопросы, стараясь не поддаваться эмоциям. Основная трансляция перебивала все, поэтому вопросы и ответы пустили снизу второго окна в расшифрованном потоке речевого анализатора. Выходило иногда забавно, робот неверно распознавал речь, выдумывая невозможные речевые конструкции.
В раздевалке никого не было, и очень хорошо, не хватало еще с кем-нибудь встретиться. Юля убежала в душ. Она торопилась, злясь на медленную воду, на то, что так медленно она трет себя губкой, а еще этот гель не хочет до конца смываться, оставаясь противной липкой пленкой на коже. Она терпеть не могла отдушки, крема и прочую женскую радость, которую так тяжело было смыть с себя, от которой коже тяжело было дышать. Забыв о недавней тревоге, Юля не заметила, как свет в душевой погас, а вода стала неприятно горячая. Вывернув холодный кран и закрыв горячий, Юля отскочила в сторону — из крана била горячая вода, кипя и пенясь от злости. Пары удушливого железистого вкуса заполонили все, внезапно зажегся свет, и Юля увидела, что из крана бьет горячая алая кровь, и она вся уже в этой крови.
С криком она выбежала из душевой, забыв полотенце, смену белья, все забыв. Раздевалка была такая же, как и раньше. Никто не застал ее в минуту слабости. Юля поспешно вытерлась своим полотенцем, которое всегда носила с собой, не надеясь на организаторов соревнований. Одевшись, она осторожно вернулась в душевую. Крови не было, только ледяная вода. Закрыв кран и забрав полотенце, Юля вернулась в раздевалку и села на скамью. Сколько она так просидела в мутном ступоре, может минуту, может десять, но вывел из оцепенения ее дикий крик из коридора. Она оделась, собрала рюкзак, несколько раз проверив, не забыла ли свои вещи, и вышла.
Крик повторился, но в коридоре никого не было. Шум и крики доносились издалека, будто бы из другой реальности. Ей стало очень страшно, но в любом случае придется туда идти, выход из этой пещеры был только один. Она медленно шла по коридору, прислушиваясь к возне за поворотом, не понимая, что это может быть, и думала, что так, наверное, и образовывались пещеры, когда гибла цивилизация, а каменные дома заносились песками времени, пряча достижения прошлого под землей. Юля старалась не думать, не представлять, что там происходит, нарочно наводя на себя апокалипсическую тоску.
Перед поворотом она остановилась и прислушалась. Кто-то неистово орал, требовал не подходить к нему. Раздались выстрелы и крики. Она вспомнила, как Лана вчера предупредила ее о проигрыше, но де-факто она победила всех! Крик безумного мужчины заставил ее попятиться назад, заныли кости от страха, и она вспомнила, что там может быть ее тренер. Она решительно пошла вперед.
— Юля, беги! — только и успел крикнуть тренер, получив рукоятью пистолета в голову.
В холле застыли два оператора и журналистка, прижавшись к стене, стоя в центре, всем угрожал пистолетом охранник. Что-то знакомое было в его лице, что-то очень знакомое. И она узнала его — это был тот же самый урод, что постоянно приставал к ней в ее спортшколе. Теперь он держал на мушке Олега Николаевича, а чтобы ей было понятнее, схватил его за волосы и приставил дуло к затылку.
— Смотри! Смотри, что я с ним сделаю! Смотри! С другими будет также — ты их всех убьешь! Ты их убьешь!
— Беги! — закричал тренер. Он был весь в крови, и она видела, что Олег Николаевич скоро потеряет сознание, как он борется из последних сил. — Беги, Юленька! Прошу тебя!
И она убежала, не слыша ничего, что там происходит. Не видя того, как тренер попытался выхватить пистолет, и как охранник выстрелил ему в голову. Она закрылась в раздевалке, забаррикадировав скамьями дверь, а в это время тело тренера лежало в холе, он был мертв, навсегда, лишенный большей части головы, лишенный лица. Операторы не прерывали трансляцию, они забыли о ней, но поток шел в интернет, а робот писал, все писал, без эмоций или переживаний, выполняя свой долг. Камеры работали, фиксируя все, от самого начала, как обезумевший охранник расстрелял сначала своих коллег и схватил Олега Николаевича, как перед этим померк свет, будто бы переключилось подстанция. Камеры передавали все, без комментариев и анализа, и человеческому взгляду не под силу увидеть борьбу теней в теле убийцы, как его на сотые доли секунды разрывала одна тень, потом другая, изгоняя предыдущую.
«Простите меня, я не хотел этого делать. Это был не я», — расшифровал робот шепот охранника, удивленно державшего пистолет в правой руке, а в левой рассматривая чужую кровь, чужую жизнь. Что-то происходило внутри него, и это уже могли заметить операторы и журналистка. Она истошно закричала, когда все тело охранника раздулось, еще немного, и он порвется на куски. Превозмогая чужую волю или борясь с собой, он с трудом вставил дуло в рот и нажал на курок.
20. Не стало
Юля проснулась в три ночи, так больно и остро ударили зеленые цифры древних электронных часов. У них был самый противный будильник, к которому невозможно было привыкнуть. Она встала и потрогала часы, проверила будильник: все осталось без изменений, а будильник давно выключен, она просыпалась на полчаса раньше. За окном ничего не происходило, тихо и тоскливо, как обычно. Юля пыталась понять, что же ее разбудило, вспоминая кошмар, заново переживая его. И может же такое присниться, что у нее с головой?
Она схватилась за подоконник, до крови закусив губу, чтобы не закричать. Это был не сон, сна-то как раз не было, одна глухая чернота. Вчерашний день завертелся в голове, хлесткими ударами разбивая ее на части. Юля осела на пол и глухо зарыдала, заткнув рот кулаком, чтобы родители не слышали, чтобы никто ее не слышал. Олега Николаевича убили, но за что? Почему этот урод хотел что-то ей показать, причем здесь она, и за что он убил тренера? Она не видела тела, не видела того, что осталось от близкого человека. Она так и не сказала ему, как сильно любит его, как он ей дорог, как он нужен ей…побоялась, но чего? Отбросив от себя эти глупости, Юля прокрутила в голове поединки, ни жалости к себе, ни обиды из-за несправедливой дисквалификации не было, какая-то странная спокойная пустота, но не смирение, а, скорее, равнодушие. Раньше она такой не была и очень переживала все ошибки и проигрыши.
Юля резко встала, как учил тренер, без рук, из любого положения на полу, с легким прыжком, чудом не задев подоконник поясницей, она совсем забыла, что сидела у батареи. Надо что-то с собой делать, нельзя позволять себе рыдать и раскиснуть. Тренер всегда учил ее быть сильной, не сдаваться, никогда не сдаваться. Юля утерла слезы и всхлипнула и, посмотрев на ночное небо, кивнула ему. Нет, она не верила ни в какую загробную жизнь, тем более были смешны байки и
