видишь ту женщину с белой сумкой?
— Вижу, говори тише, — Мэй покосилась на прошедшую мимо девушку, бросившую на них полный злобы и ненависти взгляд. И что они ей сделали, Мэй никак не могла припомнить, кто она. Девушка, как девушка: молодая, платье, пожалуй, слишком короткое, стоит осторожнее садиться на лавки, много косметики, татуаж, ничего особенного.
— Оно в ней, но слабое. Она заражена, она видит в нас чужих.
— Можно и так сказать, мы же конкурентки по умолчанию, — Мэй обняла ее и щелкнула по носу. — Ты устала, милая, вот и чудится всякая жуть. Слушай, у меня начинается дикая мигрень из-за бессонной ночи, пойдем, съедим по тазику мороженого, я угощаю.
— Нет, теперь моя очередь, — Альфира улыбнулась. Мэй невольно вздрогнула, видя, как с девушки спадает напряженность, похожая на еле заметный серый туман, расползающийся по асфальту грязными всполохами, исчезая в жарких лучах безмятежного солнца.
— Но сначала выпьем кофе, сумасшедшие же не пьют кофе?
— Я не знаю, наверное, нет, — Альфира встала и поправила белое платье с длинными рукавами. С Мэй они смотрелись несколько старомодно в длинных закрытых платьях, не оголяющих и не выпячивающих положенные летом прелести. — Мы будем первыми!
— Точно! — засмеялась Мэй. Голова медленно проходила, но надо было ввести организм в гипергликемический шок.
Они пошли в ТРЦ у метро, разглядывая прохожих, переглядываясь, когда их замечали парни или моложавые самцы. Особенно смешило удивление и непонимание на их лицах, охотники привыкли видеть товар лицом, а не в плотной обертке. И все же Мэй подмечала что-то недоброе во многих лицах, какое-то неосознанное, не определившееся зло, вырывающееся из глаз и рта черным светом.
«Это точно безумие», — думала Мэй, тайком заглянув Альфире в глаза. Мэй выдохнула, Альфа вела себя как обычно: улыбалась, смущалась от взглядов, удивлялась, не понимая намеков.
— Жалко Юли нет, и ребята разбежались, — вздохнула Альфира, оглядываясь на парк. — Лучше бы мы.
Она запнулась, и поток слез вырвался из нее. Альфира зарыдала, едва устояв на ногах. Мэй обняла ее, крепко прижала к себе, ничего не говоря, принимая вырвавшуюся боль грядущего на себя. Она заметила, что оберег горит, ярко и жарко, просвечивая сквозь ткань. И вдруг стало темно. Мэй зажмурилась, она не хотела видеть, как могла, отгоняла от себя наваждение. Голова пульсировала, готовая взорваться.
В следующий миг Мэй очнулась в кафе. Альфира медленно пила кофе, кружка Мэй была пуста. Официант принес две красивые вазочки с мороженым и слабосоленую рыбу. Мэй некоторое время смотрела на нее, потом вспомнила, что сама заказала.
— Это безумие, только не у нас, — Альфира принялась за мороженое, продолжая пить горячий кофе. — Прости, у меня случилась истерика. Мои говорят, что у меня так постоянно, и мне пора лечиться.
— Нормально все с тобой, сами пусть лечатся, — Мэй ехидно улыбнулась, Альфира засмеялась, подавившись мороженым и измазав очки ложкой.
— Альфа, учись есть как леди.
— Не хочу, а то со смеху помру. Я уже пробовала, с Юлькой этикет изучали. Ну, ролики смотрели, потом важно сидели за столом.
— Учись-учись, очень пригодится в жизни, — Мэй строго посмотрела на нее. Альфира вздохнула и напряглась, получалось правильно, но очень смешно из-за сдвинутых к переносице бровей и очень серьезного взгляда. Мэй еле сдержалась, чтобы не засмеяться.
19. Не для всех
Праздник спорта, лета и еще, черт его знает чего, перенесли в Лужники. Видимо, что-то магическое и правильное было в этом месте. Не зря же здесь проходили все последние молодежные форумы, представлявшие собой в основном концерт верных музыкантов и выступление хедлайнера, уже избранного Богом, но пока не было до конца понятно каким. Бесчисленные кордоны охраны, напоминавшие линии окружения, не хватало бункеров и пулеметов, от флагов болели глаза, и от зацикленного ролика на всех экранах сразу, но запаздывающего на доли секунды, из-за чего звук становился потусторонним, а картинка двоилась и троилась, становилось тяжело дышать. Толпы молодежи, одетой в одинаковую одежду, все в кепках, с красными губами и блестящими, будто бы после пары банок коктейля, глазами.
Юля терпеть не могла подобные мероприятия, чувствуя себя здесь бесконечно малой точкой в этом хаосе непонятного и странного веселья. Она и так была на вид слишком маленькой, поэтому охрана долго и придирчиво проверяла ее паспорт, пропуск и приглашение. Не помогал даже тренер, его слушать не стали, а просто поставили в другую очередь, назло выпотрошив всю сумку и заставив снять ремень, часы, посчитать мелочь и прочие мелкие унижения, доступные маленькому человеку, получившему на время власть над другими людьми. Пройдя четыре поста охраны, они спрятались в сквере перед Центром единоборств и силы, или как-то так назвали отремонтированный корпус. Из сквера не было видно кричащих плакатов, музыка и голос диктора, то ли мужской, то ли женский, кружил где-то в стороне.
— Я не хочу туда идти, — честно, без тени капризности в голосе, сказала Юля.
— Мне тоже не очень хочется, но в этом случае решаем не мы. Наше мнение никого не интересует.
— Почему? — спросила Юля и сразу поняла, насколько по-детски прозвучал ее вопрос. — А, понятно все.
— Не думаю, что тебе понятно. Если по-простому, то от твоего выступления зависит дальнейшая судьба нашей секции. А вот почему они так уцепились за тебя, я не знаю. Нет, я не против того, чтобы ты выступала, но не здесь же, — Олег Николаевич поморщился. — К тому же очков зачет не будет, не люблю пустые выступления.
— Ладно, выстою. А кого против меня поставят?
— Будет три боя с представителями разных школ. Потом они между собой, и выйдут два победителя в финал. Каждый бой по три минуты, связки все ты помнишь, работать будете в защите, так что полный контакт. Не боишься?
— Почему-то нет. Вот пока в метро ехала, то боялась, а сейчас все равно.
— А вот это плохо, — он всмотрелся в ее глаза. — Юля, такой настрой не приведет ни к чему хорошему. Уж лучше бояться и защищаться, чем смириться.
— Да знаю я, — отмахнулась она. — А еще лучше не загадывать победу, а то проиграешь. У меня не апатия началась, как тогда. Я все контролирую, просто план продумала, какие связки сберегу, как начну, и вроде успокоилась. Конечно, я бы применила тот удар, что Лана вчера показала, но его же нельзя, запрещено правилами, да?
— Запрещено. Но не думай, что подобные штуки не применят против тебя. Будь начеку. У нас низкая позиция, мне дали понять, кто должен выиграть, и это не наша школа точно.
— Это мы еще посмотрим, кто победит! — сверкнула глазами Юля.
— А вот это мне нравится. Не растеряй спортивную злость, она тебе пригодится. Соперники тяжелые, тем более, что это будет микс.
— Что, опять с парнями драться? — удивилась Юля. — Мне же еще кмс не дали, почему я?
— Кмс нужная вещь, но не всегда титулы и звания достаются сразу достойным. В Федерации о тебе знают, и я понимаю их выбор. Ты это могла не заметить, но на всех соревнованиях зал болеет за тебя. Не знаю, как тебе удается всех очаровать, но я сам всегда чувствую, что жду именно твоей победы. И это не потому, что ты моя ученица.
— Ваша любимая ученица, — Юля самодовольно улыбнулась.
— Самая любимая зазнайка, — он щелкнул ее по носу, Юля и не заметила начала движения и пропустила. — Не зевай, а то опять получишь нокаут.
—Не хотелось бы, — поморщилась Юля и, когда он попытался ткнуть ее пальцем, и как он так мог быстро делать, она увернулась и, несмотря на тяжелый рюкзак, сменила позицию и обозначила удар по голени.
К служебному входу тянулись узкие шеренги молодых спортсменов. По фирменным костюмам было понятно, какая школа идет, не хватало знамени.
— Пора, надо идти, а то все места займут, негде будет нормально размяться, — сказал тренер.
— Я могу и в коридоре. Мне понравились упражнения Ланы, и почему вы мне их не показывали?
— Потому, что я их не знаю. Это другое направление, и, честно говоря, у меня бы многое не получилось. Все-таки мужчины и женщины разные, не забывай об этом.
— Да ладно, я не обижаюсь, — Юля закусила губу и спросила. — Значит, меня заказали, да? Как девку или актриску? Недавно что-то такое по литре читала — крепостное право какое-то!
— Не без этого. Оно никуда не делось, просто стало называться иначе. Главное не строй себе клетку здесь, — тренер постучал себя по лбу, потом ей. — Помнишь, я тебе рассказывал, как это важно?
— Конечно, помню! Я все помню, чему вы меня учили! — Юля улыбнулась и прижалась к нему. — Спасибо вам, Олег Николаевич.
— Ну-ну, опять плачешь, — тренер вздохнул и, достав чистый платок, вытер ее лицо. — Ты, как будто, прощаешься со мной. Чего ты так распереживалась?
— Не знаю, но что-то внутри тревожно, — Юля посмотрела на небо, и ей показалось, что оно потемнело. На секунду исчезли Лужники, и осталась только черная выжженная пустыня. — Наверное, я все-таки боюсь.
— И это нормально. Пойдем, — он похлопал Юлю по плечу, и они пошли к входу. Она хотела сказать, как сильно его любит, что он для нее как второй отец или первый, настоящий, но побоялась.
Внутри все было как везде, ничего нового, кроме духа недавнего ремонта. От фенола и клеев щипало глаза, и было трудно дышать. Их шмонали долго, с удовольствием. Юля не узнала молодого охранника из их школы, а вот он ее узнал и разрыл рюкзак до нижнего белья, вытащив трусы и майки на всеобщее обозрение. Буркнув, что она может все собрать и поживее, он удовлетворился. Юля не обратила на него внимания, отодвигая от себя этих людей, воспринимая их как неизбежное, как холодный ветер или колючий дождь, когда зонт остался дома. Тренер попытался возмутиться, но его едва не выставили, пришлось замолчать. Юля видела, как тяжело ему это дается, еще никогда тренер не был таким взбешенным. «Они уроды, плевать на них», — шепнула ему Юля, когда они вышли в ослепительно белый коридор. Ее раздевалка находилась в самом конце, здорово, что выданный браслет открывал самый дальний шкафчик, как она и хотела. Девчонок
