но дальше слов не пошла, устало сев на стул.
— Ты имеешь в виду, что от судьбы не уйдешь, верно? Ты же это хотела сказать?
— Да, именно это. Если от нее не уйдешь, то к чему что-то делать, если и так все предрешено кем-то или чем-то там, — Юля показала пальцем в потолок.
— Это не совсем так или совсем не так. Помнишь миф о богине судьбы Камынчжан? — спросил Илья.
— Помню и не помню, мне надо еще раз прочитать, и чтобы ты мне объяснил, — Юля вздохнула. — Короче я понимаю так: увернуться не удастся, в остальном все зависит от меня.
— От тебя, от тебя, — из-за двери раздался гнусавый голос Максима. — Так что не подведи человечество!
— Ха-ха-ха! Просто обхохочешься! — фыркнула Юля.
17. Последняя тренировка
По дороге на тренировку Юля пять раз перечитала главу о богине судьбы, борясь с собой, чтобы не начать допрашивать Илью. Она хотела понять все сама, и вроде получалось. Не дочитанная книга сама собой оказалась в рюкзаке, и в метро, пока ехали на тренировку, они вместе ее читали. После тренировки читать было бесполезно, как и что-то обсуждать. Самое большее, на что ее хватало — поиграть с Арнольдом, но чтобы много не бегать.
— Мне кажется, я поняла суть, — сказала Юля, когда они шли от метро к спорткомплексу. Идти еще долго, прохожих по пути почти нет, какой-то мертвый район или время такое, все на работе. — Представляю, если я подобное начну втирать моим родителям — такой рев поднимется!
— Ну да, и у меня: ты не благодарный, да мы все для тебя сделали, ты должен быть нам благодарным за все, что мы для тебя сделали и дальше такое же бла-бла-бла и бла-бла-бла. Я как-то задвинул эту тему с отцом, мать потом подключилась. Не помню уже, как до этого дошло, но я им сказал, что не просил меня рожать, что они не спрашивали моего разрешения, хочу ли я жить в этом мире.
— Ого, ну ты больной, конечно. Разве можно такое с предками обсуждать? У них же вся система доминантности построена на успехах детей. Видишь, я не такая и тупая.
— Я никогда не говорил, что ты тупая. Просто каждый из нас что-то умеет лучше, что-то хуже.
— Я сама себя тупой считаю. Знаешь, как обидно, что не можешь въехать в тему, решить эти сраные задачки! Раньше до слез доходило, ревела по ночам, а сейчас как-то уже пофигу, смирилась с тупостью.
— Раз занимаешься самобичеванием, значит, не смирилась. Бросай ты это, — Илья по-дружески толкнул ее плечом, Арнольд радостно залаял.
— Да знаю я, что нельзя так. Но не могу по-другому — это же и есть я, а не та, которую видят другие. Все думают, что я упертая спортсменка, что у меня внутри все атрофировалось, что стала киборгом. Знаешь, как девчонки в классе потешаются над нами? Не в глаза, нам ребята рассказывают. Так вот я фригидная сука, теперь я знаю, что это, а Альфа просто тупая и тормознутая. Вот так мы выглядим.
— И вовсе не так, просто это они вас так видят или хотят, чтобы другие видели. Думаешь, мне в новой школе было легко? Она с виду такая крутая, для выскочек, так же ты меня называла? Вот, а на деле первые месяцы меня жестко там прессовали. И били хорошо, умело, чтобы синяков не оставалось. Это так просто, я потом прочитал об этом в книге про лагеря НКВД. Бьют через доску шлангом с песком. Первое время я даже кровью начал ссать, пока не дал отпор. Если не дашь отпор, пусть и загасят, не отстанут.
— И что ты сделал? — Юля сочувственно посмотрела на него. — Почему ты ничего предкам не сказал? Почему мне не рассказал? Я бы Максима попросила помочь! Он хоть и гад, но знает, что надо делать. Он всегда знает, что надо делать!
— Никто не знает всегда, что надо делать — это тебе Максим сам скажет. Предкам такое рассказывать нельзя, когда меня мутузили в нашей школе, отец поставил мне это в вину, что я сам виноват, что довел до конфликта.
— Это тогда, когда ты из-за меня дрался?
— Я тебе уже не раз говорил, что дрался из-за себя — это было мое решение, и ты тут не причем! — раздраженно ответил Илья. — Прости, не хотел на тебя кричать.
— Не переживай, — Юля взяла его под руку. — Я на тебя разучилась обижаться, а ты на меня имеешь право обижаться, я заслужила.
— Не хочу, — буркнул Илья и снял запотевшие очки. Они всегда потели, когда он волновался.
— Слушай, — Юля остановилась и пристально посмотрела ему в глаза. — А ты бы хотел, чтобы тебя родили в этом мире? Ну, чтобы перед рождением тебя бы спросили: «Сейчас или никогда?».
— Бессмысленный вопрос. На него нет, и не может быть никакого ответа.
— Может, ну скажи, скажи!
— Я бы разделил все на три части: первая планета, она мне нравится, но я не знаю и другого варианта, не из чего выбирать. Второе люди — вот здесь текущая сборка общества меня совсем не устраивает.
— А третья часть? — спросила Юля, щипая задумавшегося Илью.
— А третья часть, самая главная для всех: те, кого мы любим, кто наши друзья и просто интересные люди. Их не так уж и много, но я благодарен судьбе, не родителям, их заслуги в этом нет и быть не может, что я знаю тебя, Альфу, Максима, что у меня есть Арнольд, любимое дело, что в моей жизни есть ты, — он отвернулся и добавил еле слышно, но Юля услышала, и почему-то ей стало приятно.
— Я об этом никогда не думала. Вот ты все разложил, и мне понятно, но сама бы я до этого не додумалась.
— Потому что не хотела бы об этом думать.
— И не буду! Ты прав, вопрос и правда бессмысленный, мы же ничего не можем изменить и родиться в лучшее время.
— Лучшее время всегда останется в прошлом, — криво ухмыльнулся Илья. — Так нам вдалбливают в школе и в телеке.
— Вот бы их всех собрать и отправить туда! Вот было бы здорово, и все довольны! — воскликнула Юля.
— А мы туда и катимся, только все вместе. Может поэтому Камынчжан и проявилась?
— Ты думаешь, что это и правда она?
— Скорее ее доверенное лицо, демон-исполнитель или что-то такое, — он не успел договорить, и они нос к носу столкнулись с Ланой Ким.
Она выросла будто бы из-под земли, не хватало вспучиться плитке и выпустить на свободу мятежный дух, открыть врата демону в мир живых. Возможно, так оно и было, но ни Илья, ни Юля не могли этого заметить, увлеченные беседой, смотря друг на друга и следуя по инерции, зная, что никаких препятствий на пути нет. Заметил это Арнольд, и Лана, мило улыбнулась напряженному и скалящемуся псу. Арнольд что-то понял и, прижав уши, опасливо следил за ней. Юля увидела, как улыбка Ланы притягивает Илью, и ей показалось, что она его заколдовала, очаровала своей красотой. И от этого стало так обидно, что захотелось уйти от них, пусть будут без нее.
— Здравствуйте, милые Илья и Юля, — Лана незаметно дотронулась до руки Юли, и вся ее решимость и непонятая ревность пропали, как гаснет лампочка при обрыве питания. Внутри Юли зародилась череда таких обрывов, каскадом накрывая с ног до головы, уводя лишний потенциал в воздух. — Я очень рада, что встретила вас. Я же тоже иду на тренировку. Сегодня, милая Юля, мы немного потренируемся вместе
— Здрасти, — только и сумела выдавить из себя Юля.
И вдруг ей показалось, что все это бред, точно бред. И нет никакого духа или демона, и все происшествия, случившиеся в последние дни — все это лишь ее воспаленное воображение. И почему каждый день что-то случается, почему нет ни одного дня, когда бы ее просто оставили в покое? Раньше она изнывала от скуки, а сейчас хотела ничего не делать, даже английский вытерпела бы без лишних возражений. И чем больше она об этом думала, тем прозрачнее и проще становился мир. Сначала пропали дома. Остались только их серые силуэты, которые вскоре растворились в воздухе, разлетаясь серыми клочьями от порывов ветра. Потом исчезла мерзкая плитка, а на ее месте показалась черная и очень сухая земля. Видно, что она была мертвая, сожженная много раз до полного уничтожения. Осталось только небо, такое же солнечное и голубое, без единого облачка, и ветер, правивший над этой безжизненной степью, где осталось место лишь чахлому борщевику и какой-то высохшей высокой и колючей траве. Ни птицы, ни жужжания насекомого, ни тени бездомной собаки или человека — никого, кроме таявших в вечернем мареве жалких силуэтов расплавленной бронетехники, искаженной и разорванной на изогнутые в немыслимые геометрические фигуры части. От вида этих частей, от их форм, граней, углов и наклонов становилось дурно и очень страшно от того, что для тебя здесь больше нет, и не может быть места, никогда, ни для кого.
Юля ухватилась взглядом за Илью, он тоже был в этой безжизненной степи, но без Арнольда, пса больше не существовало. Илья смотрел на Лану, и Юля поняла, насколько глупыми были ее обиды и ревность. Илья разговаривал с ней взглядом, впрямую задавая вопрос: «Кто вы?». А Лана отвечала ему: «Никто и все — решать вам». И этот вопрос-ответ длился целую вечность, для которой время было лишь жалкой придумкой человека, желающего подчинить своему ничтожеству законы Вселенной. Вопрос Ильи рождал многие и многие рассуждения, выстраивающиеся в бесконечную логическую цепь, ведущую в никуда. Ответ Ланы не разрывал ее, а дублировал, усиливал, мультиплицировал, доводя до абсурда, до истинного хаоса, не подвластного времени и жалкому человеческому разуму.
— Сейчас еще не пришло время, — Лана вторым прикосновением вернула Юлю, но куда? Видя вопрос в глазах Юли, попытку сказать, но губы двигались, а изо рта вырывался только вздох, Лана покачала головой. — Не торопитесь, все будет так, как будет. Не пытайтесь перешагнуть, переплыть эту реку быстрее, чем можете.
— Что будет? — прошептала Юля, схватив Илью за руку, пальцы его оказались ужасно холодными, она ощутила, как дрожь бьет его. И это был не страх, а гнев от беспомощности.
— Пока главное для нас всех тренировка. Вы, наверное, не знаете, но выступление перенесли на завтра. Не знаю, почему так случилось, но оно ровно так, как есть. Поэтому я решила позаниматься с вами, Юлия, сегодня. Придется сократить программу, мне бы хотелось посвятить вам весь завтрашний день, но что есть, то есть. Идемте, не хорошо будет, если мы опоздаем.
Только сейчас Юля заметила, что Лана одета в тонкий белый спортивный костюм, он ей очень шел, пускай и не подчеркивал стройность и силу тела, в руках
