sans-serif]Юля увидела, как в руках Ланы оказалась аккуратно сложенная одежда. У нее был странный цвет, и ткань выглядела довольно грубой. Юля осторожно потрогала серо-желтую ткань, ощутив запах осени и грусти. Взяв в руки, она взглядом спросила у Мэй.
— Это ханбок, — ответила Мэй, посмотрев на Лану, одетую в длинную черную юбку с вышитыми черными птицами. Ее бабушка носила похожую юбку, Мэй даже вспомнила, что она называется чхима. Не хватало еще чогори поверх белой блузки и паджи, но по очертанию ног, проступавшим через широкую юбку, Мэй поняла, что шаровар не было. Странно, когда Лана входила в ресторан, на ней был строгий черный костюм.
— Это скорее чосонат, — улыбнулась Лана, пристально посмотрев в глаза Мэй. — Юлия самый близкий человек для Олега Николаевича из всех нас, поэтому она достойна надеть траурную одежду в его честь. Это непростая одежда, не бойтесь, Юлия, она неопасна, но этому чосонат уже больше ста лет. Чего только не найдешь в сундуках, верно, Мэй?
Мэй кивнула и встала. Юля застыла на месте, не зная, что делать.
— Я помогу тебе, — сказала Мэй. — Не беспокойся, за залом последят Камиль и ребята.
Юля кивнула, задержавшись взглядом на прическе Ланы. Тугой клубок черных волос был украшен черными жемчужинами и гроздьями рябины, и от камней пахло настоящей ягодой, от Ланы пахло ветром, солью и морем.
Мэй увела Юлю. Лана села за стол и с улыбкой смотрела на всех. Удивительно, как она могла смотреть ни на кого, но каждый чувствовал ее взгляд.
— Альфира, ты можешь сказать нам, что думаешь, — сказала Лана. — Не бойся своих мыслей.
— Это инициация, — шепотом произнесла Альфира и спрятала глаза.
— Я знала, что ты многое поняла. Я видела это в тебе с самого начала, — улыбнулась Лана и дотронулась до ее руки. Парни сидели напротив Ланы, стол был поделен на мужскую и женскую часть, пустовали два места для Юли и Мэй. — Покажи мне мой портрет. Пока Юлия переодевается, у нас есть время объясниться.
Альфира заколебалась, и Илья протянул Лане планшет с портретом демона, нарисованного Альфирой. Лана смотрела на него и улыбалась.
— Ты хорошо рисуешь сердцем. Очень похожа, хотя здесь больше Виктора, чем меня. Впрочем, в этом нет никакой разницы. Но в жизни я же гораздо привлекательней, не правда ли, ребята? — она, не мигая и улыбаясь, заставила парней покраснеть, у Ильи даже запотели очки.
— Почему ты не смогла спасти Олега Николаевича? — шепотом спросила Альфира.
— Потому что я не так сильна, как вы думаете. Моя сила и моя воля ограничена здесь. Ты же понимаешь, что многое зависит от вас, а не от меня.
— Вы Камынчжан? — неуверенно спросил Илья.
— А давай спросим у Альфиры. Она знает ответ, — Лана погладила ее по руке. — Ты все поняла, не держи это в себе.
— Нет, она не Камынчжан, — замотала головой Альфира. — Это Юля.
Все молчали, с некоторым страхом смотря на Лану. Если Сергей и Леха еще в чем-то сомневались, думая, что все должно иметь логическое объяснение, то сейчас сомнений больше не осталось. Они ничего не понимали и, как все за столом, испытали жуткий страх. Но пугала их не Лана, не ее слова, а та черная бездна, что приоткрывалась в сознании, скаля черные зубья в дикой усмешке.
— И сколько их? — спросил Максим, получив от Ланы одобряющий кивок. Его рука машинально дотронулась до чаши с бульоном — она не остыла, даже стала горячее, еще немного и бульон закипит без огня. Одернув руку, он уточнил. — Юля не одна же такая, верно? Нельзя же все ставить на одну судьбу.
— Их много, и я всех не знаю. Нельзя ставить все на одну судьбу, и одна судьба не может все, но всегда судьбу большинства решает случайность или воля одного человека. Человек сам исполняет свою судьбу, вовлекая в нее судьбы других людей, и тогда одна судьба может решить все. У вас много вопросов, на которые нет ответов для вас. И это не потому, что я не хочу вам ответить, а потому, что эти ответы не для вас. Многие знания рождают в вашей голове сомнения, строят защитные стены, заточаю вашу волю в тюрьме мнимой безопасности. Но это вы поймете со временем. И да, Илья, ты поймешь, что он и ты погибли не зря, не жалей об этом, как он не пожалеет себя ради вас, как ты не пожалеешь себя ради нее. И это поможет тебе сохранить частицу себя.
— О ком вы? Я ничего не понимаю, — Илья побледнел.
— А вы всегда загадками разговариваете? — спросил Леха, вырвавшись из зловещего тумана, окутавшего мозг.
— Вовсе нет. Я всегда говорю прямо, просто мы с вами говорим на разных языках, разных по смыслу, — ответила Лана, одарив его довольной улыбкой.
— Получается, что нам нужен переводчик, а то мозг не справляется, слишком долго думает, — подумав, сказал Леха.
— Возможно, — Лана задумалась, ее глаза стали абсолютно черными, исчезли белки и блеск, казалось, что она поглощает весь свет, и в ресторане стало сумрачно. — Вот только делать такой переводчик нельзя. Люди слишком поспешны в своих решениях, они нарушают гармонию нашего мира, легко переступая грани между полным исчезновением и катастрофой. Знания, попадая в не те руки, способны уничтожить баланс сил, уничтожить гармонию нашего мира, уничтожить наш мир.
— Понятно, нужна задержка, чтобы мы тут все не переломали, — резюмировал Максим.
— Пожалуй, да, видишь, мне тоже не сразу понятны твои слова. Я пока полностью не адаптировалась к вашему языку.
— А кто вы такая? — спросил Сергей.
— Поверь, лучше тебе об этом не знать. Никто не против, что я перешла на «ты»? Со мной так нельзя, все же я вас старше на тысячи жизней, — Лана засмеялась, от ее смеха туман из головы исчез, а в ресторане стало вновь солнечно и немного жарко, как будто бы ничего и не было, и всем все привиделось от теплового или солнечного удара. Если бы не бульон, который медленно закипал.
— Хорошо, пусть все так, как вы сказали, — начал Леха, Лана одобрительно кивнула. — Но причем тут Корея и все эти мифы? Я почитал на ночь, интересно, но это же все мифы, или в Корее центр силы или как это правильно назвать, даже не знаю.
— Центр силы? — Лана заразительно рассмеялась, оказывается, она может быть веселой, без тени насмешки. — Такого нигде нет, ни в одной точке нашего мира. Людям свойственно все упрощать. Вы видите то, что вам проще понять и принять. Если бы перед вами разыгрывались битвы греческих богов или оживали деревянные истуканы богов, олицетворявших силы природы, как бы вы к этому отнеслись? Вы бы не поверили, сразу бы увидели в этом ложь, лубочность и излишнюю театральность. Сейчас, если я верно поняла ваш язык, называют это зашкваром. Поэтому вы, ваш мозг, ваше озабоченное сознание выбирает наиболее популярный вариант, достраивая реальность до приемлемой картины мира, которую проще понять, в которую проще всего поверить. Вера отсекает разум, что в целом не так уж и плохо, понимаешь, почему?
— А то быстро перебьем друг друга? — предложил Леха, Лана кивнула. — Так, тут без бутылки не разберешься.
Он с тоской посмотрел на заледеневший графин с водкой. Задумавшись о том, почему в такую жару водка замерзала на столе, он осмотрелся и вновь посмотрел на графин: изморозь исчезла, как и перестали закипать чаши с бульоном. Лана улыбалась ему, мимолетным движением глаз показав, что никто больше этого не заметил.
— Мы должны дождаться Юлию. Без нее нам нельзя, — Лана дотронулась до руки Альфиры, весь разговор погруженной в свои мысли. — Отпусти свой разум, он даст тебе ответы, не терзай его.
Юля и Мэй вошли в раздевалку. Здесь было душно и не уютно, хотя раньше она такого не чувствовала. Положив чосонат на стул, Юля сняла кимоно, аккуратно повесив куртку и штаны. Избавившись от одежды, она почувствовала, как тело задышало, ушло ощущение духоты и скованности. Юля смотрела в зеркало, подрагивая и хмурясь, борясь с желанием немедленно сбежать отсюда.
— Ты можешь не спешить, время есть, — сказала Мэй, видя, что Юля замешкалась. — Я сделаю тебе прическу для твоего наряда.
— У тебя есть такой?
— Такого нет. Есть более простой, повседневный. В моем ханбок слишком мало настоящего, обычная стилизация.
— И почему ты его не носишь?
— Потому, что я больше люблю платья, — Мэй расправила и без того идеально ровное темно-синее платье с нитями зеленых стеблей, растущих у груди, изящно обрамляя лиф мелкими белыми цветками. — Боже мой, какой у тебя синяк на груди.
— Да, пропустила по глупости, — спокойно ответила Юля. — Ничего, заживет.
Мэй погладила ее по плечам и стала распутывать волосы. Она работала быстро, и Юля не успела заметить, как она изменилась: в зеркале на нее смотрела другая девушка, серьезная, со строгой прической, волосы убраны назад, украшены нитями белого и черного жемчуга, но главным был ее взгляд — решительный и твердый. Юля испугалась себя и отвернулась.
— По-моему, это точно твой размер, — Мэй повертела в руках паджи. —примерь, мне они точно малы.
Юля надела шаровары, в них стало спокойно и немного прохладно. Когда она надела простую блузку из небеленого льна и длинную юбку, пояс которой начинался почти у самой груди, тревога и страх исчезли. Юля вспомнила, что не так давно испытала это ощущение, когда стала носить оберег прабабушки Мэй. Он и сейчас был на ней. Мэй помогла надеть чогори, и Юля посмотрела на себя в зеркало и невольно вскрикнула. Сначала ей показалось, что на фоне этой серо-желтой немного грубой ткани она потерялась, так, наверное, и было. В зеркале первые секунды она увидела один костюм без человека. Потом зеркало вспыхнуло, и Юля с Мэй зажмурились.
— Я, правда, так выгляжу? — спросила Юля, не веря своим глазам. В зеркале то хмурилась, то улыбалась красивая девушка, пускай и не с идеальными чертами лица, слишком худая, немного уставшая. Юле не верилось, что это она, слегка подведенные тушью глаза, губы с тонким слоем матовой сиреневой помады, синяки с лица и вовсе исчезли, скрытые сиянием, исходившим изнутри.
— Да — это ты, Юля. Ты стала взрослой, — Мэй грустно взглянула ей в глаза. — Так всегда бывает, слишком резко, слишком больно.
— Да, — прошептала Юля.
Мэй достала из шкафа шкатулку и долго выбирала серьги. Юле они
