кажется, вы понимаете, о чем я. Не буду скрывать, что навел о вас справки.
— Вы меня в чем-то подозреваете?
— Пока нет, но я не вправе исключать ничего, как бы вы не были мне симпатичны. У меня в сейфе много дел, есть и заявления на вас от родителей Юлии и Альфиры, понимаете, о ком я говорю?
— Да, понимаю. Я сама написала заявление в полицию, когда они не пришли на работу. Девочки ответственные, и мы подружились. Они бы сообщили, предупредили об этом, тем более мы договаривались накануне.
— Понимаю, но для родителей проще обвинить вас. Мы должны проверить, хотя вас проверять нечего, вы всю жизнь проводите на работе или в разъездах по поставщикам и фермам. А еще спите в машине, так что для тайных дел у вас времени просто нет, если, конечно, нет сообщника.
— Ого, вы обо мне все знаете, — Мэй вздохнула, ей стало грустно. Как легко и точно в нескольких словах он описал всю ее жизнь.
— Проверим, установим, найдем и накажем. Вам переживать не о чем.
— Я не о себе, я о девочках беспокоюсь. Как вы думаете, Сабина жива? Где могут быть Юля и Альфира?
— Девочки могут быть где угодно. Они молодые, сейчас школьные каникулы, могли и застрять на какой-нибудь вписке, или как там ее называют сейчас.
— Не знаю, все это было уже после меня. Я не верю, что они могли уйти на вечеринки. У Юли убили близкого человека, и вчера мы устроили поминки. Я сама отвела Юлю и Альфиру домой, они не могли, точно не могли. Они слишком перенервничали и им было плохо, особенно Юле. Знаете, у нее есть особенность: она, когда сильно устает или нервничает, может лечь спать в любом месте, и не разбудишь, пока не выспится. Альфира тоже была немного не в себе, да мы все были не в себе. Вы знаете, за что убили Олега Николаевича?
— Не знаю, но дело об его убийстве я тоже взял себе. Вы можете подумать, что я слегка с приветом, но все, что произошло в Лужниках, вполне вписывается в тот бред, что рассказывает нам Алиса, — он показал пальцем на лист бумаги. — Это не полная расшифровка допроса, но как-то все крутится вокруг чего-то одного, вот только я понять не могу вокруг чего.
— Вокруг моего ресторана?
— Нет, самое простое объединить все по локации. Наверное, так бы и сделал другой следователь, а вас бы уже потащил в СИЗО, а там и не в таком можно признаться, когда есть чувство вины. А оно в вас есть, я вижу это в вас, но вы зря себя казните. Вы не похожи на преступника, не говорю уже о мотивах. Но вот что мне непонятно, зачем вы проводили обряды по изгнанию духов? Я знаю об этом, мы уже допросили ваш персонал, и все очень хорошо отзываются о вас. Не считайте их стукачами, нам надо знать все, чтобы в этом ворохе информации ухватить нужную нить и дернуть, пока настоящий преступник не сбежал. А он еще здесь, и он или она, или группа лиц — я пока не могу даже сказать кто это. Так вот это оно еще не закончило.
— Это оно, — спокойно ответила Мэй. — Скажите, вы верите в духов?
— Это сложный вопрос. В моей жизни было немало примеров, чтобы я поверил. Но для моей работы это не важно. Поясню: каким бы ни был страшным дух, если он есть, какие бы жуткие планы не замышлял, но всегда исполнителем будет человек — обыкновенный человек, из плоти и крови, из костей и мяса, которого можно будет поймать и обезвредить. Я не говорю о наказании, по многим делам, что я вел, любое наказание слишком ничтожно по сравнению с содеянным. И вот тут я не бужу в себе духа мщения, не призываю иные силы к справедливости, хотя с каждым годом бороться с собой все сложнее. Я ответил на ваш вопрос?
— Более чем. Вы ответили и на многие другие мои вопросы, — Мэй грустно улыбнулась. — Да, я изгоняла духа. Я его вижу или чувствую, не важно, как я это ощущаю. Я знаю, что он или оно там было, и я знаю, что все сделала правильно. Вам описать ритуал и написать заклинание? Меня этому научила моя бабушка, а ее ее бабушка и дальше в глубь веков.
— Заклинаний не надо, их к делу не пришьешь, — он усмехнулся, Мэй ответила улыбкой. — Подумайте и вспомните, когда вы впервые ощутили это, и что происходило накануне и в этот день. А лучше даже за несколько дней. Не торопитесь, я пока принесу кофе и печенье, или вы такое не едите?
— Спасибо, я ем все, особенно когда нервничаю.
— Хорошо, не волнуйтесь и не бойтесь показаться глупой или сумасшедшей. Я вам потом объясню, почему меня это так интересует. Какие бы ни были суеверия или древние верования, но мы слишком мало знаем об органах чувств человека и его способностях, чтобы отбрасывать все то, что кажется нам непонятным или даже бредовым. Мы все заложники культуры, в которой живем. И веками из нашего лексикона вымывали нужные слова или жесты, которые бы все объясняли гораздо понятнее, чем спутанный бред человека, столкнувшегося с чем-то непонятным и страшным, что его образованный мозг не может опознать и разложить по полочкам.
Мэй кивнула и достала планшет, где была вся жизнь, и ее, и ресторана. Следователь вышел и вернулся через пятнадцать минут с двумя чашками эспрессо и простым печеньем, которое Мэй любила с детства, особенно, если его намазать маслом. За это время она успела собрать мысли в несложную структуру, выписав все даты и кратко события, которые она вспомнила. Надо было еще посмотреть данные на сервере, куда писалась камеры видеонаблюдения, места там было много, она заказала с запасом, зная по опыту, что может пригодиться.
— Давайте сначала кофе попьем, — предложил следователь, ставя перед ней чашку и блюдце с печеньем. — У нас в буфете кофе мерзкий, ходил к нашему генералу, там хорошая кофемашина.
— Спасибо, — она попробовала кофе, он и правда был вполне неплох, особенно для казенного заведения. — Хороший кофе.
Он кивнул и сел. Пил он, не торопясь, часто закусывая печеньем. Мэй не заметила, как съела все, что было на блюдце. Оказывается, она проголодалась.
— Вы там что-то подготовили, сбросьте мне на почту, я лучше сначала почитаю, — он дал ей визитку.
Мэй внесла его в контакты и переслала краткий отчет. Вновь перечитав его, она поразилась, как раньше всего этого не замечала.
— Так-так, — следователь внимательно читал ее записи, зажужжал принтер, и он, как бы случайно, положил перед ней фоторобот. Мэй вздрогнула и отпрянула. — Знаете это лицо?
— Не знаю, может, и знаю, — с трудом ответила Мэй. Что-то было очень знакомое в этом неприятном лице не то мужчины, не то женщины. Она точно видела его, но мозг настойчиво отказывался вспоминать, голова кружилась, а к горлу подкатил горький ком. — Что это такое?
— Это фоторобот со слов Алисы. Вот это оно или она, Алиса считает, что это женщина, и отпустила ее из подвала. Мы пока не можем точно понять, о каком подвале идет речь, но это уже что-то. Где вы видели это лицо?
— Не могу вспомнить. Мне надо подумать и проверить. Могу я взять его с собой?
— Конечно, я уже отправил вам его по почте. Вот только это не то, что описала Алиса, хотя и очень похоже. Посмотрите у себя фоторобот Алисы. Видите, немного другой, но определенно речь идет об одном и том же человеке.
— Вижу, — Мэй рассматривала фоторобот на планшете. — Тогда это откуда?
— А вот теперь поговорим о духах. Я не просто так показал вам этот фоторобот, хотел посмотреть на вашу реакцию. И вы среагировали, как я и предполагал. Так вот, этот фоторобот мы получили больше года назад, когда на Дальнем Востоке зафиксировали первые эпизоды исчезновений девушек. Их так и не нашли, и пока зацепок нет. Сначала думали, что это единичный эпизод какого-то проснувшегося маньяка, но постепенно, месяц за месяцем, появлялись данные о новых исчезновениях в других регионах.
— Вы хотите сказать, что маньяк путешествует, переезжает из региона в регион?
— А, ну это вы детективов начитались. Так можно было бы подумать, если бы в предыдущем регионе исчезновения заканчивались, а они продолжаются до сих пор. Чтобы вы понимали, зафиксировано исчезновение более ста девушек, и это без ваших, а сколько не зафиксировано, до скольких никому и дела нет, мы знать не можем. Ни одной не нашли, но были те, кого отпустили. Причем, я настаиваю, это делалось специально.
— Зачем? Зачем это надо, если человек хочет скрыть преступления?
— Так вот не хочет, в том то и дело. Из показаний сбежавших можно выстроить одну картину. Кстати, они очень похожи друг на друга, я не про девушек, а про показания — они все говорят об одном и том же. Вы читали то, что показала Алиса, там где-то то же самое, с художественными нюансами, но одно и то же. Простите мне мой цинизм, но если я буду принимать это слишком близко к себе, то, наверное, застрелюсь.
— Почему? — Мэй с сомнением посмотрела на него, следователь не отвел глаз.
— А потому, Мэй, что от бессилия жить не хочется, — он сжал кулаки. — Мы до сих пор ничего не нашли. На мой взгляд, это просто удача, что вы нам попались. Я не шучу, но и не верю всему до конца, но вы хотя бы что-то знаете или думаете, что что-то знаете, а уж найти в этом нужную ниточку моя работа, и вы от меня так просто не отделаетесь. Заранее извиняюсь, если буду делать то, что вам покажется жестоким или несправедливым.
— Я понимаю, о чем вы. Мне нужно время, чтобы все уложилось в голове. И мне нужна карта или график эпизодов с указанием городов. Я знаю, кому отдать эту информацию, чтобы можно было найти смежные события и происшествия. Понимаете, о чем я?
— Понимаю, что вы говорите о брате Юли и его товарищах. Я подумаю об этом и пришлю вам данные. Максим, кстати, тоже пропал, как и Илья, вы же понимаете, о ком я?
Мэй побледнела и с ужасом закрыла лицо руками. Она заплакала, не в силах больше сдерживаться. Ужас заполонил ее сердце, стало так холодно и душно, что она едва не потеряла сознание.
— Попейте воды, — следователь поставил бумажный стакан и достал из шкафа коробку с салфетками. — Вы очень близко к сердцу восприняли это. Скажите, они были в близких отношениях?
— Максим и Альфира да, Юля играет с Ильей, но она это скоро перерастет, — ответила Мэй, мелкими глотками втискивая в себя безвкусную воду.
— Скажите, а могло ли быть так, что молодые люди уехали или загуляли вместе? Они молодые, испытали сильный стресс, такое вполне возможно. Насколько близки они друг к другу?
— Нет, я так не
