стало единственной явью. Наперекор всему миру, вопреки самой жизни.
Вот где невероятное, подлинное наслаждение творца! Самый главный заказ его исполнителю желаний! Сделать неживое живым! И чтоб выглядело живее всех живых! Чтоб само стало колесом фортуны. Чтоб хотело больше всех. И меньше всех могло. Потому что хотеть куда круче, чем мочь. Потому что жизнь есть дерево желаний, а не возможностей! Вот где наиболее отчётлив истинный профессионализм делателя всего этого! Сказано же было давно и не нами - главное не ЧТО, а КАК. Только там и спрятано мастерство. Но может и само оно там спряталось от нас. Поскольку с нами только свяжись! Нам же только дай по-мастериться! Ради красного словца не жалеем и отца!
А что ещё остаётся на долю скромных демиургов в этом мире?! Причём всем-всем, не только лакеям, прикованным к перу, как к веслу. Но им всё же прежде всех остальных, да и поболее. Наёмным писарям на долю всегда выпадает словно бы второстепенное, а на самом деле основное по жизни - раскрашивать, оживотворять, придавать форму даденому алгоритму, вернее, всученному в сущности непонятно кем и для чего. В итоге же получается что единственному, что может сработать вот здесь и сейчас. Именно так - доделать из этой плавучей пустоты конфетку. Но чтобы была как настоящая! Тяжёленькая. Чтоб было для чего и как всем остальным двигаться дальше.
Глава 14. Прибавочный центнер чистого социализма
Весёлое - центральная усадьба колхоза имени Ленина - открылось сразу широким, панорамным кадром. Выскочив по крутому подъёму из балки на косогор, я сразу увидел его в просторной пойме Кутулука, как раз там, где он сливается с Журавкой, в излучине. Сбавив скорость, даже засмотрелся слегка на село. Да, действительно, красотища!
Отсюда, сверху, хорошо просматривались широкие радиальные улицы, чётко спланированные от окраин к овальной площади в центре. Километра за два до въезда в село гравийная дорога, по которой я ехал, срезая путь, влилась в основную трассу. По ней и выкатил к началу всех местных координат. К статуе основоположника с протянутой рукой. Асфальт за месяцы жары тут хорошо подплавился солнцем, поэтому блестел как озёрная гладь. Главные улицы села начинались именно отсюда. Все сплошь застроены небольшими опрятными двухэтажными коттеджами. За ними клиньями разворачивались, манили плодоносной прохладой зелёные джунгли садов и огородов. Повсюду сквозила такая исполненность крестьянских желаний, которую не всякий Трифон или даже старик Хоттабыч потянул бы. Но это я так сгоряча вначале предположил.
Поселение не очень большое. Мне сразу понравились в нём тротуары. Выложены бетонной плиткой. Крепкие. Со стороны дороги, вдоль бордюра, располагалась длинная шеренга фруктовых деревьев, а от коттеджей – ещё и тенистые палисадники. Так что не тротуар получался, а прогулочная санаторная зона. Поближе к площади - цветники, голубые ёлочки. Сюда бы ещё белочек и зайчиков, да чтоб пищу брали прямо с рук. И тут же закусывали. Такая идиллия, что руки сами попросились к блокноту. Причём, согласны были строчить и без моего согласия. Ясно, что сплошные шедевры.
Илью Михайловича я разыскал в колхозном музее. Он сидел на стуле напротив большой революционной картины и молчал, охваченный очередным вдохновением. Пусть его попробуют на вот эту тему не опубликовать! Потому что здесь его угодья. Простых смертных туда обычно не пускают. Точнее, пускают, но они сами тут долго не задерживаются.
- Т-ты откуда? - Заместитель редактора сфокусировал на меня трезвеющие от поэтической отрешённости глаза. - Что случилось? Что-то с редактором?! – Наверное, обрадовался, что кресло ему перейдёт.
- Вам разве не звонили? - Улыбнулся я. - Ладно, докладываю сам. Всё нормально. Вчера вечером вернулся из колхоза Калинина. Сегодня шеф, с которым всё хорошо, срочно послал к вам. Согласовать наши материалы, найти точки касания. А то и выйти на ещё один, теперь совместный социально-экономический супер-очерк. По окончании вас назад отвезти. Если вы, конечно, не побрезгуете прокатиться на нашем редакционном транспорте.
- А-а-а… Фу ты, ну ты, а я было подумал, - разочарованно протянул Бусиловский, – может, кто помер.
Вечно наш поэт чего-то побаивается. Или тщетно надеется. Что, конечно, одно и то же. Сразу видно - воробей отовсюду стреляный, опыта, а точнее подозрительности и опасений, полная пазуха. Нет-нет, тебя пока не трогают, успокойся. И с Белошапкой, тьфу-тьфу, пока что всё хорошо. Бусиловский достал свой огромный, словно чехол от танка, естественно мокрый платок и в который раз вытер покрытый густой росой лоб.
- Ух, и душно здесь, Витя. Единственно, что плохо. Искупаться бы! Ты знаешь, какие тут раки в Журавке и Кутулуке водятся? Ребятишки, говорят, за вечер руками ловят по ведру, причём, каждый. А нам вот некогда – тут другой материал богатейший!
У него здесь всё богатейшее, даже раки. Крупный рогатый, вернее, клешнятый скот, а не раки! Ни в одни трусы не влезут. Прав редактор, есть в Бусиловском что-то от Мюнхгаузена. Даже сейчас, несмотря на жару распалился! Но это хорошо. Именно это-то для очерка и надо. Маховик всему нужен.
- Дом, где мы находимся, музей, ещё в том веке построен. И знаешь, что здесь было? Усадьба помещика, одного из крупнейших в здешних местах - коннозаводчика. Я едва осознал, так сразу и понял - вот оно. Нашёл-таки! Не понял? Так что, это тебе на самом деле ни о чём не говорит? Вот, молодняк!
- И о чём же? - Обречённо спросил молодняк, в душе догадываясь, конечно, об очередном социальном счастье, мимо которого молодняк безответственно ходит, даже не подозревая, до чего же ему хорошо на самом деле.
- Да ты сравни с соседними домами! - Во всю вдохновенную моченьку закричал, возбуждаясь при виде бесплатного слушателя, Илья Михайлович. - Здесь любой колхозник живёт лучше, чем тот богач! Дворянская морда кичилась и чем?! Тьфу! Да он голодранец по сравнению с нашим колхозником! Ха-ха! Я вот ходил по домам, сам видел всё, с людьми разговаривал. Нет, ты понимаешь, что это значит? Какой появился выпуклый пример настоящих положительных сдвигов в нашей жизни?!
Заместитель редактора в радостном возбуждении принялся подталкивать меня локтем.
- Это же действительно позитив! Смотри! Настоящий! А я уж и не чаял найти.
Он чуть не всплакнул от счастья, притом совершенно искренне. Человек со стороны никогда не поверит, что этот матёрый газетчик не реже квартала регулярно пишет отсюда большие, хлебно-хвалебные социально-экономические очерки. Кому надо подмахивающие, кому надо подлизывающие. Всё как и положено в мире второй древнейшей профессии. Получается, что этого музея, бывшей усадьбы помещика-коннозаводчика, единственной на всю округу, он так никогда якобы и не видел! За много лет постоянных наездов сюда и при таком количестве текстов, выданного с этого самого хлебного пятака!
Вот как так можно - всё заново видеть, каждый раз находить какие-то невероятные зацепки и столь сильно и честно от них воспаляться?! Не всякий профессионал сможет, это уж точно! В этом, впрочем, первоисточник и двигатель любого творчества – возбуждаться от всякой фигни, которую сам же себе и вообразил.
Илья Михайлович - яркий, суперклассный пропагандист. Кого хочешь, распропагандирует и тут же запропагандирует обратно. Заставит поверить в исполнение каких угодно желаний. В сию секунду, не сходя с места. Одним фактом своего существования Бусиловский отрицает саму необходимость существования каких-либо Трифонов на этой планете. Когда на ней есть такие как он, зачем вообще дёргаться?! И так всё отлично?! Не успел чего-нибудь возжелать - и вот оно. Оказывается, есть, причём давно. И ничего больше не надо! Нет, всё-таки заслуженно его повсюду печатают. Мастер есть мастер! Из любого дерьма сделает конфетку. Поэтому-то он и здесь! Но так и я же теперь к нему впридачу?! Вот в чём весь ужас положения!
- Нет-нет, ты иди, иди сюда, что я тебе покажу-то?! - Как невесту, загадочно тянул и тянул он меня за руку в соседнюю комнату. Уж там-то конечно же явно находилось нечто ещё более позитивное, чем сама бывшая усадьба.
Так и есть. В центре этой огромной комнаты, настоящего зала, сверкая нестареющей музейной краской, стояла пулемётная тачанка. Рубчатый ствол «максима» сонно, устало и заслуженно смотрел с её задка на занявшее полстены огромное полотно кисти широко известного краевого художника второй половины ХХ века. Картина изображала яростный бой славной красной кавалерии с мамонтовцами. Рядом в углу попирал стальными шпорами старый паркет первый колхозный «Фордзон». К прицепленному к нему двухлемешному плугу прислонилась деревянная, почерневшая от времени соха - конечно, необходимый контраст. А вдоль стен размещалась всякая хозяйственная утварь дореволюционного крестьянского двора - ручные жернова, глиняная самодельная посуда, грубая, похожая на мешковину, ткань домашнего производства, прялка, мотки колючей конопляной пряжи, горшки, чугуны… Ладно, уговорил, пойдёт в текст и такое.
- Вот она, история! Любуйся! - Широким взмахом экскурсовода обвёл весь зал Илья Михайлович. - Вот с чего начинался сегодняшний наш славный позитив! Пулемётными тачанками расстреляли старый мир, тракторами запахали помещичьи земли, выбросили на свалку всё старьё и начали строить новую жизнь. И построили-таки, вот она!
Он шире распахнул, раздёрнул на окне тяжёлый занавес и театральным жестом показал на укатанную асфальтом площадь и ряды бело-серых коттеджей, отчерченных цветниками вдоль основных улиц.
- Проморгали мы с этим колхозом, Илья Михайлович! - Выходя из музея, я, так и быть, дал ещё один пас генератору позитивных идей. Может, всё-таки ещё сильнее раскрутится. Всё меньше мне достанется упираться. Да и не мастер я по части славословий.
- Это в каком смысле?
- Да не писали особо! Действительно, такой позитив! Просто редкостный, я вам прямо скажу. Небывало положительный пример! Мы бы так могли украшать им наши полосы! Это же не фактура - а дар божий! Просто списывай с него и получай гонорар!
- Кто это тебе сказал, что не писали? – Солидный, как прибавочный центнер социализма, Илья Михайлович повернул волнорез живота в сторону огороженного лёгким штакетником старого парка. - Подшивку нашу плохо читал. Писали мы об этом колхозе много, не меньше, чем о других хозяйствах. И очерки большие были о людях отсюда, мои, конечно. И репортажи со всех этих новостроек! Плохо ты о нас думаешь!
- Илья Михайлович, но с таким глобальным видением, как у вас, - я подчеркнул это почти искренне, - я и в самом деле ещё не встречал материалы. Вы просто уникум! И в самом деле - настоящий генератор позитивных идей! Таких на всю страну найдётся немного.
- Да? Ладно. Согласен. Может быть это и правда, чего уж там скромничать. Жизнь-то идёт вперёд, не так ли?! Всё меняется. Теперь я конечно многое вижу по-другому, чем даже несколько месяцев назад. Тогда сам ключ в подходе был какой-то суховатый. Писали как о деталях в контексте общего подъёма района. В том плане, мол, сколько в районе за последние годы было построено во всех хозяйствах, во всех населённых пунктах, сколько проблем решалось в развитии экономики и культуры. О том, каким образом колхоз имени великого
