оставил. Земля лишь слегка отмякла, но и самой маленькой грязи не замесилось. Зато, естественно, тут же грянуло соответствующее этому событию буйство жизни. Она-то сходу отметила вновь напоивший её ливень. Мимо неё такое уж точно не проскочит. Кто только не радовался живительной влаге - застенчивые воробышки и важные вороны, наглые петухи и дебелые курочки, самозабвенные собаки и себе на уме кошки, а также прочий природный персонал - коровы, поросята, овечки, козочки, стрижи-ласточки. Никого не забыл? Про колхозников, надёжно охваченных созидательным пафосом нового трудового дня я и не говорю. К тем просто страшно подходить стало. До того им оказалось хорошо, по самые ноздри – новой работы только начать да кончить!
Вроде бы и славным выдался денёк. Больше всего - для журналистов, для газетчиков. Тоже ж люди. Хотя иной раз - это как посмотреть. Может быть, именно поэтому для них, как ни для кого, тяжёлый для всех понедельник - глупейшим образом вдруг сделали самым лёгким днём недели. При любой погоде, всегда и как бы во всех смыслах лёгким - отдыхай и празднуй, дорогой корреспондент. Вот все пашут, а ты лодырничай у всех на виду. Поднимай доверие к собственной персоне и к тому, что ты пишешь.
Вот и будут теперь говорить, что трындишь ты в газетке своей что тебе велят, сказки всякие пишешь, по цепи бегаешь, потом гуляешь, да ещё и деньги ни за что получаешь. И докажи потом, что ты не продажен, а если и есть что, то совсем чуть-чуть… Так что значение этого факта на самом деле является попросту неоценимым. Вряд ли здесь проявляется какая-нибудь замысловатая провокация или тем более - пошлая подрывная акция. Дело, как всегда у нас, оказывается куда примитивнее. И заключается оно в том, что в целях поддержания работоспособности или даже для повышения, не побоюсь этих слов, публицистического мастерства и действенности материалов газеты - с нами так и поступили. Ни о чём не думая, ничего не просчитывая, великолепно при этом понимая, что корреспонденты в селе, как и все, на виду у всех. И даже больше всех. Но нам, наперекор всему, просто и незатейливо велели: а отдыхай-ка газетная братва, не как люди, а именно в понедельник, во всенародно тяжёлый день. Всем назло.
Так что второй выходной наша редакция и вправду проводит именно в понедельник. В тяжкий для нормальных граждан денёк множество хитрых и продажных газетчиков действительно полёживает дома на кушетках и разных диванах, курит сигареты, пьёт себе кофий или даже иную гадость, почитывает детективы и большую, с орденами на первой полосе, прессу, откармливает собачек и кошечек. И всё думают при этом, чем бы ещё угодить генеральной линии, как бы ещё подобострастнее грюкнуть цепью. Причём, воскресничают в понедельник почти все строкогоны. Разве что за исключением выпускающей группы и - на период полевых работ, а значит почти круглый год - сельскохозяйственного отдела. Вот для кого - ни выходных, ни проходных! И все дни подряд - тяжелейшие понедельники. Так что, кто хитрый, кто продажный - а кто и не очень. Даже молока сельхозникам не дают за переработку. Одни втыки, нагоняи и прочие особо деликатные деликатесы. Одно успокоение - не так уж и далеки мы от народа оказались, иногда так просто совсем не далеки. А прямо в нём. И декабристами нам не бывать по определению. Может быть, даже к счастью.
Хоть оно было по-обычному субтропически ярким и тёплым, но поскольку по календарю считался всё-таки понедельник - то утро для нас и началось, словно у людей, то есть, как положено, а именно - с неприятностей. Пришла краевая газета и на первой её полосе, посвящённой началу уборочных работ, сразу вслед за боевиком красовалось набранное броским жирным шрифтом интервью с председателем колхоза «Колос» Дмитрием Лукичом Генераловым.
Так и есть: в леденящих душу выспренних выражениях Лукич (а точнее - набежавший собкор газеты) воспевал героический почин механизаторов колхоза, а особенно правофлангового социалистического соревнования, легендарного (теперь уже) тракториста Ивана Курилова, скосившего за двадцать часов непрерывной работы сто двадцать гектаров отборного ячменя. Всё-таки и именно сто двадцать! Да не за сутки, а за двадцать часов! Четыре часа вроде как дали ему ещё и поспать! Конечно, легендарный! Гвозди бы делать из этих людей!
В девять часов редактору (я был при нём - он вызвал) позвонил Ященко, заведующий отделом агитации и пропаганды райкома. Мембрана у редакторского телефона могучая, так что била метров на пять. - Как понимать? Кому верить?
Я запыхтел, демонстрируя искреннее негодование.
- Нам. - Скосившись на меня, твёрдо заявил редактор. - Наш корреспондент сам был в поле, беседовал с Куриловым.
- Выходит, краевая газета врёт?!
- Не газета. - Ещё твёрже уточнил наш несгибаемый руководитель. - Врёт Генералов.
- Он на вас теперь выспится. - Пообещал Ященко. - На первом же бюро, если не раньше. Да и просто так. Подвернитесь только.
- Не он первый желающий. - Радостно засмеялся тёртый-перетёртый Белошапка, он очень любил, когда на нём спят, да ещё и в очередь. - Тимофеев, помнится, тоже грозился.
- То другой случай… Готовьтесь.
- Так-то, Виктор. - Положил трубку редактор. - Готовимся. Будет звонить Генералов, сам с ним не разговаривай, переключай на меня.
Он почему-то не хотел, чтобы на мне выспались. Наверно, всё-таки жалел молодого. Однако не тут-то было. Не так вышло. Закон подлости. Лукич вылетел на связь именно тогда, когда редактор отлучился в типографию. Специально выжидал. Или колдун Трифон подсказал, нагадав по расположению звёзд. На этикетках в своём подвале. Генералов позвонил и сходу, не давая мне и рта раскрыть хотя бы для приветствия, напролом ринулся в атаку, трубя, наподобие боевого слона Митридата. Это у них, оказывается, и называлось, выспаться. Тьфу!
- Буквоеды! Я до крайкома дойду! Зарубите на носу! Вы что там, не понимаете ситуации? Вам эти несчастные восемь гектаров дороже патриотического почина, который послужит примером для механизаторов всего края! А может быть окажется ещё более нужен и всей нашей стране! Вы что, не знаете обстановки?! Это политическая близорукость! Ишь, какие они честные, да праведные! Ангелы! Чернилки, твою мать!
- Товарищ Генерал…ов. Позвони…те редак…тору. - Успел я вставить в генеральский рык.
- Не буду я звонить твоему редактору! - Прогрохотал Генералов, заканчивая отсыпаться. - Пусть он мне звонит! И извиняется перед своими читателями за то, что ввёл их в заблуждение. Чернильный сюртук!
Каков, а? Это мы-то ввели в заблуждение?! Вот это финт! Я окончательно лишился дара речи. Всё! Не видать нам теперь живительного Трифона, как своих ушей. И сопутствующего исполнения укромных желаний. Но тут, к счастью, в отдел вошёл Белошапка. Глянул на меня вопросительно, я кивнул головой - «он, родимый, спит вовсю!». Отобрав у меня рычащую и плюющуюся околоцензурной лексикой трубку, редактор послушал её на расстоянии несколько секунд, слегка округлил глаза и тихо проговорил - очень спокойно вбивая в мембрану наш ответ лорду Керзону:
- Ах так?! Это я-то? Должен вам сказать, Дмитрий Лукич, о вашем поведении мы более обстоятельно поговорим на бюро. До встречи! - Придавил рычаг телефона закалённой бестрепетной рукой, затем положил и трубку. - Совсем зарвался генерал Топтыгин… Спокойней, Виктор. Правда восторжествует, есть у неё такое свойство. Правда, нечастое свойство, должен я тебе сказать. Теперь о текущих делах. Подборку готовишь?
- Звоню-названиваю. - Рапортую бодро. - Из трёх хозяйств информации готовы.
- Информашек хватит. Бери мотоцикл, сбегай в «Правобережный». Там они тоже вовсю развернулись с косовицей. Сделаешь репортаж на сто строк. Знаю-знаю, что свежих снимков оттуда нет. Может, остались уборочные, кроме тех, что из «Колоса». Если не найдёшь, тогда найди из старых, портретных. Узнай, может кто из них в это время убирает хорошо. И подтекстовку приготовь. Должен тебе сказать: вертись за двоих. Да-да. Именно опять. Лёня к вечеру только приедет. В следующем номере дадим разворот по уборке.
- Будет сделано. - Ничего другого я, конечно, не мог ответить. По многим причинам. Без слёз не перечислить.
Понеслось опять и снова. Весь день прошёл в сумасшедших гонках по горизонталям и вертикалям. Из-за стола на колёса, с колёс за стол к бумаге, к телефону, в секретариат, в фотолабораторию, опять за стол, снова в секретариат - понедельник же, да в сельхозотделе. К концу дня осталось только промычать и дать побольше навозу, потому что выдоили меня основательно. А перед этим, помнится, ещё и выспались! Во - жизнь. На зависть всем бурёнкам!..
Только совсем уж вечером, сдав последний материал, вспомнил, что остался без обеда. Какой тут к чёрту навоз! Но я не стал слишком грустить по этому поводу. Тут же пообедал в нашей столовке, за последний пятерик. Заодно для экономии и поужинал, оптимистично глядя поверх кислой тарелки в потихоньку разгорающееся посреди непроглядной ночи светлое будущее. Завтра-то - получка! С ума сойти от счастья!
На пути из столовки домой, увидев в окне нашего отдела призывный свет, заглянул в редакцию. Ещё в коридоре заслышал бодрый баритональный басок моего непосредственного начальника, напевающего свою любимую кровожадную песенку на мотив известного детского шлягера «Голубой вагон» - «Атомный грибок висит-качается, Доза радиации растёт!..».
- О! Привет, работяга! Где пропадаешь?! - Перестал скучать Лёнька. - Я и на хату к тебе бегал, бабульку твою пытал. Она что - немая? Так чего, сдал подборку?
- Говорящая, но не с каждым… Ты и ей сказку рассказал?
- В следующий раз расскажу, найду только про что. Так сдал, спрашиваю? Успел?
- И успел и сдал. И не только подборку.
- Ты просто стахановец! Решил весь гонорар себе оттянуть? Ладно. Мотоцикл на ходу? Заправлял?
- Бегал в «Правобережный». Полбака, наверное, осталось. А в чём дело?
- Поедем в засаду!
- Ты даёшь! Опять?! Замотал ты меня своими сыскными вывертами, честное слово! Лёнька вскочил и сердито забегал по кабинету. - Вот что значит «опять»?! Мне лично это всё надо? Я не авантюрами занимаюсь, понял? А глубоко профессионально и ответственно творю чистое, высоконравственное и общественно значимое деяние.
- Без ложной скромности, конечно.
- Да, без ложной. Благодарное районное человечество мне за мой подвиг обязательно воздвигнет памятник, естественно, рукотворный. И тебе может быть тоже, если и впредь будешь помогать. Но тебе покамест из гипса, конечно. А там и до благодарности краевого человечества дойдём, если конечно лютые вороги не остановят. Ты пойми, что это жульё мы всё равно должны вывести на чистую воду. В противном случае моя совесть и весь наш орденоносный район нам не простят неудачи. И край, да и отечество без ложной скромности - тоже. А Соколов без соли слопает. Он товарищ целеустремлённый. Почти как я. Поэтому слопает - не подавится. В этом будь уверен на все сто!
Лёнька выбегал своё негодование и упал за стол.
- Короче, был я в ОБХСС, единственно действенной управе на жуликов и прохиндеев. Последней нашей надежде. Тамошние ребятишки-обэхаэсэсники обещались помочь. Перед этим я экстренно навёл сегодня справки и им сообщил: сегодня ночью наш завод отправляет масло в край, на базу. Ребятишки
