любят этого, когда чего-нибудь у них отнимают. - Откровенно, как всегда, пояснил он, судя по себе. - А во-вторых, надо скоординировать дальнейшие совместные с ними действия. Короче, подготовить «заинтересованные органы» к приёму нашего маслица. Как-никак, они тоже занимались этим вопросом. А вдруг мы им теперь подлинный ключ в руки дадим, а? Не может быть, чтобы они не ухватились! Спасибо ещё скажут. Если по их линии раскрутить операцию «Сливки», большой шум, а, значит, большая польза обществу получится. Может быть, народ вздохнёт облегчённо! На какой-то момент.
Этот фрукт и в самом деле так считал. Чем больше шуму - тем больше пользы. А о том, что оглушённый подобной информацией народ не ворюг побежит вязать, а последнее масло тащить из магазина, пока оно есть, блистательный публицист-расследователь не хотел и догадываться. Хотя видел такое каждый день.
- Не торопимся ли мы с публикацией?! - Тем не менее осторожно высказал я наводящее сомнение. - Может быть, так же тщательно следовало проверить и все другие молоковозы и фермы? Нам могут сказать и наверняка скажут - мол, случайность, частность.
- Ты прям как Илья Михайлович! А мы и не обобщаем! - Парировал Лёнька. - Не имеем такой возможности - подменять милицию и прокуратуру. Речь как бы всего лишь о частности. На большее нам никогда и не дадут размахнуться. К сожалению, конечно. Наше дело всего лишь сказать «а» - мол, «А-а где же ма-асло?!». Их же дело - ответить на этот бескомпромиссный и нелицеприятный вопрос так: «А подать сюда масло для народа! И быстренько!»
- Ты думаешь - подадут?!
- Это и неважно по большому счёту. Мы же профессионалы, не так ли?! Нам лишь бы гавкнуть! А прорычать будет кому, не беспокойся…
Ты всё понял, а я пошёл. Не забудь, сегодня дежуришь по номеру, помнишь, конечно. Так смотри, чтоб не зарезали чего из нашего. Особенно цыфири сверь по молокозаводу - ни одного шанса для оправдания гадам нельзя дать! Ни одной щелки-щёлочки! Не дай бог хоть в самом малюсеньком соврать, оказаться неточными - такой вопёж поднимут, что всё наше дело под сомнение поставят. Учти! Так что, бывай, старик. Не кашляй! Ни пуха мне, конечно, ни пера! Отваливаю. Якоря выбрал. Давай «Славянку»! - Пам- парам-пам-пара-пампарам пара!..
Ушёл всё же. Тихо-то как стало! Слышно лишь как сверчок своей подружке аналогично лапшу на уши вешает. Но куда ему до нашего болтуна! Публициста!
Глава 8. Мафия наносит ответный удар
Спустя время последовательность событий произошла такая. Сначала я прочитал, а точнее вычитал гранки ещё вчера набранной передовой статьи редактора «Ни минуты простоя!» - о долгожданном и блистательном начале уборочной и истосковавшимся по ней мозолистым рукам трудового люда. Большей частью слово в слово из выступления редактора на летучке. Затем обработал статью инструктора отдела агитации и пропаганды райкома Всеволода Тушина «Место каждого агитатора в поле» (а не там, где можно было бы предположить сгоряча). Она была подготовлена нашим блистательным отделом партийной жизни. Вот только не зарифмована. И только после всего этого направился в типографию поторопить производственников с разворотом. Вторую и третью полосы мы всегда готовим заблаговременно. Они первыми выдаются на гора наборным цехом - горяченькие, с пылу.
Заведующая типографией Мария Григорьевна Толкунцова - шахиня, как её называют в редакции, в первом от входа печатном цехе снимала стружку с тихого, блаженно и постоянно улыбающегося Коли Швеца. Если бы не его формально мужеский по паспорту пол, я бы подумал, что он беременный - из-за отчётливо полуденной, струящейся улыбочки, хоть живот у него конечно и нормальный был, местами даже впалый.
Самая старшая и по возрасту и по должности, за многие годы работы среди молоденьких наборщиц и линотиписток Марья Григорьевна привыкла к безоговорочному подчинению своей воле всех, кто работает или даже заходит в типографию. Коле - единственному и ненаглядному мужчине в её коллективе - почему-то достаётся больше всех. Если он всё ещё и продолжал работать здесь, так только благодаря своему лёгкому и необидчивому характеру, а может и благодаря наличию исключительно благоприятного, из-за обилия разнообразного женского тепла, производственного климата.
Впрочем, на Григорьевну редко кто обижается. Она справедлива, в гневе отходчива, зла никогда не таит, что конечно довольно большая редкость. Пошумит, покричит, на том и успокоится, на том всё и кончится. Коля давно это понял и поэтому, слушая свою свирепую шахиню, яростно размахивающую кулаками перед самым его носом, безобидно лыбится, как щенок.
- А чево-о? И ничего я не опоздал, Григорьевна. - Копаясь в типографской машине, мямлит он. - Вчера до двенадцати печатал бланки ведомостей, сегодня мне с обеда выходить. - Но я-то тебя просила! - Кричит Мария Григорьевна. - Ещё ухмыляешься, пентюх!
- Я и пришёл пораньше. К восьми только не успел. Проспал.
- То-то, что проспал! - Начинает милостиво сбавлять обороты шахиня. - Премию все любят получать, а если надо поднатужиться, так их нет. Спят-мурлыкают. Ишь!
Я церемонно кланяюсь владычице сложного типографского мира.
- Марья Григорьевна, здравствуйте ещё раз. Это я. Вы очень рады?!
- Дальше некуда. - Бурчит, невольно улыбаясь, шахиня, не в силах скрыть радость от встречи со мной.
- Пожалейте парня! Вы его здесь, в женском своём царстве-государстве, скоро совсем съедите. Глядите, на кого он стал похож?
- Ладно тебе, защитничек, не вноси смуту. - Дружелюбно прорычала Марья Григорьевна. - За полосами пришёл? Нету ещё. Нету.
- Гранки тогда гоните. - Вежливо произнёс я второе пожелание.
- Поспеешь. Ты вон к Люське пройди. Она тебе чево-то сказать хочет. Давай-давай, иди, не мозоль глаза!
- Вот вы всегда так напускаетесь, а потом прогоняете, даже о здоровье спросить вас не успеваю.
- Потому и прогоняю, чтоб не спрашивал, не травил душу.
- Тогда ладно! - И я помчался искать Люську.
Эта весёлая и бойкая толстушка лет тридцати - наш с Лёнькой первый и самый верный друг в типографии, да, наверно, и во всём районе. Предполагаю в качестве гипотезы: между ней и моим хронически холостым шефом когда-то, где-то, что-то и как-то было. Иначе почему так загораются, вспыхивают её слегка косящие, как у нашей практикантки, глаза, когда неукротимый Куделин появляется в зоне её видимости, в типографии или ещё где?! Почему в разговоре с ним обычно прозрачный и звонкий Люськин голосок вдруг звучит на регистр пониже, да ещё с грудной интонацией, как у квочки?! Да и с Лёнькой происходит определённая метаморфоза в присутствии Люськи. Он становится ещё более развесёленьким, даже развязным. Бойким, наглым паровозом несётся к ней со своими полушутливыми объятиями и поцелуйчиками.
А уж пользуемся её содействием в типографии мы конечно и вовсе беспардонно. Когда необходимо срочно набрать очередной сверхоперативный материал, мы, обходя противотанковые заслоны, рвы и надолбы Григорьевны-шахини, с флангов прорываемся к Люське и она безоговорочно, тут же, выполняет практически все наши производственные заказы.
Наша боевая подружка как всегда стояла на своём героическом посту у линотипа. Над станком лила ей прямо под руку жёлтый свет рабочая лампа. Люська, увидев меня, щёлкнула какими-то тумблерами, нажала кнопки. И повернулась.
- Наконец-то. Привет-привет. Лёшка, старшина твой, где?!
- В милиции он… - Я сокрушённо потупил взор и стал ковырять туфельным носком бетонный пол сельской типографии.
- Ой, что он ещё натворил? - Самым замечательным и точным в её притворном испуге было слово «ещё».
- А что, он уже вытворял что-то?!
- Да говори же ты, что там такое?!
- Люся, ты поняла, какой именно материал набираешь? Шедевр криминалистики! И, думаешь, он так просто сойдёт автору и его рейдовой бригаде?! Вот по этой-то как раз статье он и пошёл в отделение. Хочет ещё и ментов привлечь к этому делу. Нам теперь без них ни шагу!
- Да понятно-понятно! - Нетерпеливо прервала меня Люська. - Но ничего у него там не выйдет, один вред получится. Так что - пустой номер или голый Вася, как тот же Лёшка выражается.
- С чего ты взяла?! - Мне даже показалось, что умница-Люська просчитала всё до конца с этим маслом, но всё оказалось гораздо проще и прозаичнее.
- Да с того, что ваша Иванова Татьяна Васильевна, директор маслозавода, моя соседка. Это первое. Второе - незамужем. Третье - начальник милиции Соколов, к вашему сведению, каждую неделю гостит у неё. По субботам там от них иногда такой рататуй шпарит. От той музыки у нас в доме стёкла дрожат. Так что замнёт Соколов всё это дело, вот увидите. Замнёт! И ещё… Неудобно, правда, вроде шпионки какой, да уж ладно, побуду ею, раз вы записались в детективы. Вы когда у них были на заводе?
- Позавчера. - А сам думаю: «Вот и всё! Ленька теперь у Соколова на грани провала!»
- Всё точно! Вчера поздно вечером во двор к Ивановой заехал «газик». Из него выгрузили и перетащили в подвал несколько картонных ящиков. Штук пятнадцать, наверное, не меньше. Этого ты не хотел, Шерлок Холмс?!
- Люська! Золотце! - Вскричал я, в который раз переполняясь благодарностью к нашей удивительной помощнице. - Что же ты раньше-то молчала? Лёнька-то ничего этого не знает, да ещё в самый критический момент нашей операции! Он же в самом логове зверя!
Я, промычав ещё раз неизбывную свою благодарность, по Лёнькиному благородному обычаю чмокнул Люську в плотную щёчку и кинулся в редакцию. Номера райотдела - в распечатке телефонных координат всего местного начальства. Вот они. Прямо над столом, на стене. Так, на букву «с». Соколов. Есть. Я схватил телефон. Он конечно звякнул, когда я у него отнял трубку. Но исправно закряхтел тугим диском.
- …Алло? Товарищ Соколов? З-здравствуйте. Это «Авангард». Куделин у вас?
- У меня. - Густым и честным баритоном откликнулся начальник райотдела милиции и ласково предложил: - Передать трубочку?
- Да уж, будьте любезны.
- Я слушаю. - В трубке на редкость респектабельный голос заведующего сельскохозяйственным отделом самого интересного органа районного комитета партии и районного совета народных депутатов, а также ведущего районного публициста.
- Лёнька! - Трагически шепнул я, чтобы не слышал главный гестаповец. - Завал!
- Не слышу.
- Идём ко дну, начальник! - Крикнул я. - Теперь слышишь?!
- Вот теперь слышу! Но нельзя ли поподробнее, дорогой коллега?!
- Слышно было, как он прикрывает трубку ладонью, потому что фон изменился, стал немного приглушённее.
- Ты, коллега, под колпаком у Соколова. Дошло? Вали сюда, я тебе такую фактуру поднесу по заводу и милиции, что тебя туда силком больше не загонишь. Стыдно станет, что сам когда-то носил такие же погоны.
- В самом деле? - Поинтересовался Лёнька, равнодушно зевнув в трубку, не так-то и респектабельно, конечно, да что уж теперь. - А чего это я ему так срочно понадобился? По уборке, говоришь? На новый рекорд?! Да что вы говорите?! С ума сойти! Скоро вся страна покроется этими рекордами как грибами!
Заявился в редакцию он быстро, минут через десять, быстрей никак нельзя. Сел за свой стол. Молча глянул своим рыжим оком в белом венчике ресниц. Мол, выкладывай, коллега, да без лишних слов. Я кратко но в красках передал ему свой
