запылают деревянные дома. Поэтому приказал вырыть окопы за дорогой, в стороне от построек и домов.
Красноармейцы Семёнова долбить мёрзлую землю не хотели.
— Вон, у Титова залезли в дома, и никакие окопы не нужны! А нас выгнал в снег, коченей на ветру! — укоряли командира недовольные бойцы.
— Рядом пустые дома. А ты нас выгнал на мороз и на ветер! — осипшим на морозе голосом басил Семёнов в поддержку бойцов, стоя у дома, на крыше которого лежал Говорков.
— Ты, Лукич, хочешь добреньким быть для подчинённых? А я хочу их жизни сохранить, — рассердился Говорков. — Выкопаете окопы, разрешу обосноваться в избах.
Семёнов обиженно помялся на крыльце и потопал к бойцам.
Говорков спустился с крыши и отправился проверить, что делает взвод Титова.
А взвод Титова допиливал нижние венцы бревенчатых срубов, делая в домах амбразуры. Бойцы Титова хотели воевать «в домашних условиях», защищённые от ветра.
— Почему окопы не роете? — спросил Говорков.
— Закончим амбразуры и начнём рыть, — успокоил Титов командира.
— Ты не выполнил приказ. Я же сказал: сначала окопы, потом дома. Смотри, Титов, тебе за бойцов отвечать. Если что, я тебя покрывать не буду.
— Да выкопаем мы окопы! За полчаса война не кончится! — пошутил Титов.
— Лучше окопаться на три дня раньше, чем на минуту опоздать, — парировал шутку Говорков, но ругаться с Титовым не стал и вернулся во взвод Семёнова.
Бойцы долбили землю и недовольно поглядывали на командира. Вероятно, каждый из них клял упрямого старлея за то, что тот заставляет их мучиться на морозе.
— Чтоб веселее работалось, — пообещал Говорков, — сделаем так. Половина взвода, которая закончит копать раньше, пойдёт спать в натопленных избах. А те, кто волынит, останутся дежурить в окопах.
Наступила морозная ночь. Немцы не стреляли. Над заснеженным полем разносились стук топоров и шорканье лопат.
Говорков не спал всю ночь, контролировал, как работают бойцы. Снег поскрипывал под его валенками, когда он молча проходил мимо окопов.
Говорков ещё раз сходил к Титову. Окопы в поле никто не рыл.
— Куда ты со своими денешься, если завтра артобстрел или налёт авиации? — разозлился Говорков. — Вас в избах завалит брёвнами и побьёт кирпичом от печек!
— Куда я их сейчас погоню, в темь? — отговаривался Титов. — Вот рассветёт немного… Часом раньше, двумя позже…
— Подчинённые не желают работать, а ты их покрываешь. Хорошеньким хочешь остаться? Подведут они тебя под монастырь, попомни мои слова!
— Выроем, — примирительно буркнул Титов.
— Топоры возьмёшь у Семёнова. Время не тяни.
На рассвете подул резкий ветер. Снежная пыль зашуршала под ногами. Застонали, захлопали болтающиеся ставни разбитых окон, заскрипели ржавые дверные петли. Прошло немного времени и тёмные приземистые избы по самые окна замело снегом. Снежное поле за деревней спряталось во мгле. Темневший днём вдали лес исчез в снежной круговерти, свежие выбросы земли перед окопами Семёнова замело чистым снегом и окопы растворились в белом пространстве.
Говорков решил немного поспать в штабной избе — третьи сутки на ногах.
У телефона дежурил связист.
— Если из полка кого приспичит звонить, говори, что я на позициях, и спрашивай, что передать. Меня буди только в крайнем случае.
Подбив ногами в угол охапку соломы, Говорков лёг и тут же заснул.
Едва встало солнце, в деревню прилетел первый снаряд.
Второй снаряд прошуршал и ударил под крышу дома. Профыркали с жужжанием ещё два, грохнули у домов взвода Титова.
Немецкие наблюдатели видели тёмные силуэты изб на снегу и точно корректировали стрельбу.
Говорков с ординарцем перебежали к бойцам Семёнова, как-то вдруг сгорбившимся, втянувшим головы в плечи, навострившим уши. Говорков прыгнул в один из окопов.
— Стреляют, товарищ лейтенант! — с опаской проговорил боец.
— Постреливают, — согласился Говорков. — На войне такое бывает. На сей предмет, кто поумней, окопы роет.
Увидев в соседнем окопе Семёнова, крикнул:
— Ты всех убрал из домов? Пошли бойца, пусть всех гонит в окопы! Телефонистов с телефоном бегом сюда. Немец сейчас откроет прицельный огонь.
«Ну, Титов, — подумал Говорков, — достанется тебе! Влепит немец вам по амбразурам!».
После небольшой паузы послышался отдаленный гул залпа и нарастающий шелест летящих со свистом снарядов… Земля содрогнулась… Над деревней взметнулись фонтаны земли, плеснул огонь, деревню заволокло дымом. Немцы открыли беглый огонь.
Взрывом с дома сорвало крышу, щепки и мусор разлетелась вокруг, как куриные перья. Вверх подбросило брёвна и доски. Дома подпрыгивали над землёй, повисали в воздухе, с грохотом оседали. Рушились стропила, стены, печи. Над деревней поднялось чёрное облако дыма и пыли.
Немцы били фугасными снарядами. Стенки окопов вздрагивали. Уходила из-под ног мёрзлая земля. Бойцы подпрыгивали вместе с землёй. Похоже, теперь все поняли, для чего горбатились и потели на морозе, выдалбливая в мёрзлой земле окопы.
В какой-то момент немецкие пушки вдруг «поперхнулись», разрывы стали реже и прекратились совсем. Напряженная тишина расплылась над окопами. Негромко потрескивал огонь, шипел таявший снег.
Говорков приподнялся и осмотрелся. Два дома, которые занимал взвод Титова, горели. Яркое пламя пожирало крыши. Густой чёрный дым ветром относило в сторону.
«Если Титов с бойцами погиб, их объявят героями, — подумал Говорков. — Напечатают в дивизионной газете, что погибли на огненном рубеже. А что погибли от собственной лени и дури, про то умолчат. А надо бы рассказать правду, другим в науку».
Говорков посмотрел на опушку леса. После артподготовки возможно наступление пехоты. Но движения на опушке не наблюдалось. На всякий случай скомандовал:
— К бою!
Надо встряхнуть бойцов, вытащить их головы из окопов, а то так и замёрзнут костлявыми задами кверху.
— Сбегай к пулемётчикам, — приказал ординарцу, — пусть ударят по опушке короткими очередями! Немцы должны знать, что мы не уничтожены и готовы к бою.
— А может подождать, подпустить поближе, а потом как жахнуть в упор? — показал свою «военную смекалку» ординарец.
— Нет уж… Мы лучше у них охотку наступать заранее отобьём. Живее будем.
Немцам в деревне делать нечего, думал Говорков. Дома разрушены, а фрицам натопленные избы нужны, с мягкой соломенной подстилкой под задницы. Они в снегу и в мёрзлой земле ночевать не любят.
Пулемёт простучал короткими очередями и умолк.
Холодный, порывистый ветер трепал красные языки пламени на развалинах домов, рвал чёрную завесу дыма, поднимавшуюся над разрушенной деревней. Обуглившиеся бревенчатые срубы шипели в облаках пара. Вот один вспыхнул с новой силой, чёрные клубы дыма взметнулись огромным грибом.
Густо разило пожаром.
В прогале между горящими домами Говорков увидел длинную цепочку бойцов, плетущихся из тыла. Неужели пополнение?
Он вылез из мёрзлого окопа, пошёл навстречу.
Оказалось, это бойцы Титова. Командир брёл позади своего «войска».
Когда начался обстрел, два паникёра кинулись бежать. Остальные свинячьим галопом следом. Когда затих обстрел, остановились, убоявшись военного трибунала за оставление позиций без приказа.
Назад вернулись без потерь.
— Построиться, — негромко приказал Говорков.
Бойцы суетливо построились в две шеренги.
Говорков размеренно шёл вдоль шеренги, заложив руки за спину, вглядывался в виноватые лица.
Хмурый Титов стоял на правом фланге.
— Ну, теперь-то вы поняли, для чего нужны окопы? — спросил раздражённо Говорков, резко остановившись у середины шеренги.
Бойцы виновато опустили глаза.
Говорков вернулся к Титову.
— Ты ведь знаешь, что за оставление позиций без приказа положено.
— Знаю…
— В этой дивизии, Титов, с лейтенантами не чикаются. Чуть что — под трибунал. Генерал тут дюже свирепый. Говорят, в Гражданскую войну ранением кастрированный. Из-за него в каждой роте есть судимые лейтенанты. Не любит он молодых лейтенантов за их половую активность!
Про кастрата-генерала Говорков придумал только что. Для острастки.
***
Солдаты второго взвода прятались от пронизывающего ветра в окопах, а солдаты первого взвода ковырялись в мёрзлой земле. Довольный Семёнов, повернувшись спиной к ветру, посасывал козью ножку и махорочной жёлтой слюной поплевывал на снежный бруствер.
Теперь бойцы Семёнова подшучивали над бойцами Титова.
— Меня лейтенант за топором к вам прислал, — подошёл боец первого взвода к бойцу второго взвода, прячущемуся от ветра в окопе.
— За топоро-ом? — подчёркнуто уважительно переспросил боец из окопа. — Ты вот что, браток! Старшина появится со жратвой, приноси свою порцию водки. Посидишь в моём окопе, отдохнёшь. Своей водочкой меня по доброте душевной угостишь. Не успеешь до ночи выкопать окоп — приходи ночевать, вдвоём теплее. Топорик-то, он тяжёлый, а я его с начала войны на себе ношу. Мзды топорик просит.
Титов вместе с бойцами ожесточённо рубил мёрзлую землю.
Когда совсем стемнело, Говорков подошёл к Титову. Сели на необгоревшее бревно, которое принесли бойцы, чтобы щепу от него для костерка драть, закурили. Изредка перебрасывались ничего не значащими словами. Говорить, в общем-то, было не о чем.
Вспыхивал и угасал огонь догоравших в деревне домов. Снег во время вспышек оттенялся красным.
Тушением пожара никто не занимался. Горит и горит — у бойцов свои дела.
Горят дома, чьё-то жильё, а люди не обращают на то внимания. Нет суеты, не слышно обычных криков, не бьёт пожарный набат... Вот как времечко не по-людски извернулось!
Около лейтенантов, словно засомневавшись в чём, остановился пожилой боец из взвода Титова.
— Вот вы, товарищ старший лейтенант, обозвали меня бранными словами. А я постарше вас годами, и учитель, — укорил он Говоркова.
— Тебя, отец, за самовольное оставление позиций по закону военного времени положено расстрелять. А я тебя только матом укрыл. Не нравится, что безусый лейтенант тебя ругает? Ты чего с позиции бежал?
— Так, дома побило, в которых мы укрывались.
— А не я ли, безусый лейтенант, вас окопы заставлял рыть и своим матом пытался вас, которые постарше меня, от смерти спасти? Я помню, как ухмылялись вы, когда бойцы Семёнова рубили мёрзлую землю. Ты почему во время обстрела не остался на месте и бежал с поля боя?
— Все бежали, — уныло оправдался учитель.
— Побежали не все. Побежал один. Потом другой. Потом за ними всё стадо перепуганных баранов. Ты, вот, честный. Учитель, всё-таки! Наверняка промолчишь, когда следователь будет выяснять, кто посеял панику. И другие промолчат. Все честные! А то, что лейтенанта Титова, вашего командира, которого вы задавили своими авторитетными годами, будут судить, разжалуют в рядовые, а, может, и к расстрелу приговорят, на это вам наплевать. Есть у каждого из нас полезная штука между ушей. Мозг называется. Ей, отец, почаще надо пользоваться. Особенно учителям.
Учитель молчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Мат его обидел. Когда мне по телефону начальство даёт указания, я слышу сплошной мат — нормальные слова только изредка между матом проскальзывают. Служба у командиров такая — матерная. Потому как каждый подчинённый мнит себя… учителем. И чешется ему нас, молодых лейтенантов поучить. А нормального приказа понимать не
