Моя земля не Lebensraum. Книга 5. Генерал Мороз

Через некоторое время прибежал Титов, радостно сообщил:
— Макароны с мясом, вишнёвый компот и два ящика вишнёвого вина!
Судя по блестящим глазам, качество немецкого вина он уже опробовал.
— Что ты мне про жрачку-выпивку. С немцами что?
— Да нету немчуры! Разбежались все.
— Вишнёвки по двести грамм и ни капли больше, — приказал Говорков. — Первыми накормить часовых, выставить посты и срочно организовать круговую оборону!
Вечером Говоркова вызвали в штаб полка.
— По лесной дороге проведёшь отряд до этой деревни, — начштаба показал маршрут движения на карте. Есть данные, что немцы отошли сюда. Выход с рассветом.
 

***
Восточный край неба окрасился в багряный цвет, но в лесу было ещё темно.
Бойцы, подоткнув полы шинелей  под ремни, извилистой змейкой шли по глубокому снегу. Впереди младший лейтенант Семёнов, за ним три бойца, Говорков с ординарцем чуть сзади.
Через пару часов вышли на просеку с укрытой толстым слоем снега дорогой. Видать, по дороге не ездили с начала зимы.
Говорков раскрыл планшет, сверился с картой, проверил по компасу направление движения.
— Здесь нам по дороге направо.
— Что по дороге, что без дороги, всё одно — снег выше колен, — недовольно заметил боец.
— По дороге под снегом бурелома нет, — возразил Семёнов, шедший впереди. — Легче идти.
Семёнов отошёл в сторону и подождал, пока Титов с тремя солдатами вышел вперёд. Смена ведущего.
Медленно вскидывая вверх коленки и пошатываясь, солдаты месили снежную крупу. Внезапно впереди показался просвет, лес кончился, далеко за снежным бугром вырисовались крыши деревни.
Лесная, засыпанная снегом дорога примкнула к расчищенной и наезженной, со следами солдатских сапог и саней, колес и лошадиных копыт.
Отряд медленно выбирался из леса. Деревня всё ближе, уже видны дома целиком и вся улица. Ни встречных выстрелов, ни криков, ни людских голосов.
Голова отряда поравнялась с крайними домами, а хвост был ещё за поворотом дороги.
     
Приземистые избы тонули в глубоком снегу. Утреннее солнце светило вовсю, морозный воздух недвижен, как прозрачный лёд. В нескольких избах топились печи. Дым из труб поднимался в небо вертикальными неподвижными столбами, расширяющимися вверху.
У домов ни души.
Обычно по занятым немцами деревням ходили парные патрули, на въездах стояли пулемёты. А тут безлюдье и сонный покой.
Говорков подошёл к крайней избе. До крыльца оставалось несколько шагов... Дверь скрипнула и открылась. На порог выскочил толстый немец с заспанным лицом в шинели и каске. Круглое лицо под каской было повязано тёплым платком. Немец сощурился от яркого света, а потом и вовсе зажмурился. Широко расставил ноги, сжал кулаки, с удовольствием потянулся, не открывая глаз, аппетитно зевнул. Неподвижно постояв несколько секунд, улыбнулся, тряхнул головой, широко зевнул в голос, прикрыв рот ладонью. Став на край крыльца, распахнул впереди шинель и принялся расстёгивать ширинку. Приоткрыл один глаз. Улыбка сползла с его лица, тело дернулись судорогой. В десяти шагах стояли русские, с любопытством наблюдали за ним.
Лицо немца исказилось гримасой, он завопил. Подскочил, лягнув сразу двумя ногами под ягодицы, стремительно повернулся на сто восемьдесят градусов и исчез в избе.
Русские солдаты стояли перед крыльцом и не шевелились.
— Ala-а-аrm! Ala-а-аrm! — вопил немец в доме.
Говорков жестом приказал бойцам рассредоточиться.
Вдоль деревни захлопали выстрелы. Немцы выскакивали из домов полуодетыми, стреляли куда ни попадя. Красноармейцы выжидали, спрятавшись за стены зданий, стреляли прицельно, экономили патроны.
Немцы сгруппировались в противоположном конце деревни за крайним домом.
— Может, сдадутся? — поразмыслил Семёнов. — Куда им бежать, полураздетым? Перемёрзнут, к чёрту.
— Жалко фашистов? — серьёзно пошутил Говорков. — Они тебя и босого не пожалеют.
Немцы выскочили из-за дома неожиданно. Кто в шинелях нараспашку, кто в исподних рубахах, некоторые без оружия… Один бежал босиком, держа в руках сапоги. Высоко задирая ноги, по глубокому снегу бросились к сараю на опушке леса.
— Огонь, — негромко скомандовал Говорков.
Красноармейцы открыли огонь. Четыре немца упали.
Толстый немец, который выходил на крыльцо, высоко взмахивая руками, словно намереваясь взлететь, быстро и высоко задирая коленки, по-овечьи перебирал коротенькими ножками. Пар вырывался у него изо рта.
Красноармейцы заорали, заулюлюкали. Кто-то засвистел, как голубятник, засунув грязные пальцы в рот.
Не добежав до сарая, толстяк окончательно застрял в снегу и упал, не имея сил подняться. Шевеля руками-лапками, как жирная вошь и не отрывая толстого пуза от снега, неожиданно быстро уполз за сарай.
— Утёк, жирный боров! — восхитился кто-то из солдат.
Под прикрытием сарая немцы убежали в лес.
Красноармейцы подошли к крайней избе, за которой только что прятались немцы.
— Товарищ лейтенант, тут лежит один!
Говорков зашёл за избу.
Оперевшись спиной о стену, на снегу сидел немец. Снег под ним пропитался кровью. Немец держался за бок и тяжело дышал. Мельком глянул на обступивших его красноармейцев, поморщился, качнул головой, словно отказываясь от чего-то.
У стены, где лежал раненый, в снегу торчал миномёт. Рядом валялся зарядный ящик и несколько винтовок.
— Соберите оружие, — скомандовал Говорков и склонился над немцем. Из отверстия в правом подреберье струилась тёмная кровь. — Не жилец. В печёнке дыра. Не трогайте его.
   

***
Ночь. Мороз — аж воздух потрескивает.
Стоят два бойца на посту, шмыгают носами, утирают грубыми рукавами холодную жидкость, бегущую на губу, топчут замёрзшими валенками хрустящий снег. Мёрзлая картошка в заплечных мешках стучит, как камни. Ничего, что мёрзлая — в котелке будет варёная. Не важен вкус, важно наличие. Приседают, колотят себя по бокам руками, толкают друг друга, ёжатся от холода, прячутся за угол. Ледяной ветер бросает снежную крошку в глаза. Ни смотреть, ни дышать, ни думать. А ротный требует — «смотри в оба!». Ротный через каждый час посты меняет, тут главное, не прозевать, крикнуть вовремя: «Кто идёт?». Ротный службу оценит. Велит заменить и отправит в избу.
Если присесть на корточки и закрыть глаза, становится не так зябко. Спине теплее, можно и вздремнуть. Но можно заснуть. А спать нельзя. Был случай, насмерть заснули. Легко отмаялись, в сладком сне. Так что, лучше не подгибать колени, ходить, мучиться. На ходу не заснёшь. Топай боец! Греми котелком и мёрзлой картошкой. Русский солдат к морозу с пелёнок привычен!
Едва шевеля замёрзшими губами, перебрасываются бойцы словами:
— Ротный у нас ничего, только дёрганый.
— От ответственности.
— В возрасте, а званиями не вышел.
— Сам ты в возрасте! Ему двадцать три всего. Он с первых дней на передовой. Окопная жизнь, брат, не молодости прибавляет — годов на лице. А хлопец он неплохой, ежели не сказать, что даже хороший. И не дурак.
— Молод, да, видать, стары книги читал.
Старший лейтенант Говорков прошёл вдоль деревни, подбодрил замёрзших часовых, пообещал скорую смену. Когда ждёшь в надежде, сон не так одолевает.

***
   
К обеду в деревню прибыл капитан, представитель штаба. Верхом, в сопровождении двух конников.
— Выводи отряд на дорогу. Перед лесом свернёшь налево, через километр стоят два домика, там получишь приказ.
Зимой день короток. Собрались, построились, вышли, а уж солнце на закате за багровые тучки спряталось, опасаясь ветреной ночи. Погода портилась. Встречный ветер хлестал по лицу снежной крупой, позёмка заметала следы уже под ногами.
Бойцы горбились, клонились к земле, прятались друг за друга. Полы шинелей мотались в воздухе крыльями всполошённой птицы.
Наконец, у дороги из снежной мглы проявились два домика.
Говорков велел солдатам лечь вдоль дороги в канаву, чтобы спрятаться от вьюги. Смахнул с шапки и с плеч снег, обстучал валенки о порог и через низкую дверь вошёл в избу.
Комбат за столом над едва освещаемой двумя свечками картой что-то обсуждал с командиром, знаки различия которого скрывала овечья безрукавка. Этого командира небольшого роста с узким лицом и блёклыми глазами Говорков видел в штабе полка.
Увидев Говоркова, комбат недовольно махнул рукой: подожди, мол, на улице.
В избе было жарко и сильно накурено. Не поняв жеста комбата, расслабившийся от тепла Говорков шагнул в тёмный угол и сел на лавку у стены, за висящий на гвозде полушубок. Сладкая истома моментально разлилась по рукам и ногам, дрёма смежила глаза.
— Задача дивизии… — бубнили голоса. — Полк выдвигается… Отряд… Противник здесь и здесь…
Через некоторое время комбат вызвал связного:
— Говоркова ко мне! Да побыстрее!
Связной обежал окрестности, поспрашивал у лежащих вокруг дома бойцов… Говоркова не было.
— Ищите! — взбеленился комбат. — Вдвоём ищите, втроём! Как это, командир отряда пропал… Где его бойцы?
— Здесь, товарищ комбат, у дома. А командира нету.
Прошло полчаса суматошных поисков.
Старший лейтенант Говорков сидел в тёмном углу за спиной у комбата и отсыпался в тепле за многие дни, проведённые на морозе. Наконец, он почувствовал, что кто-то трясёт его за плечо. С трудом открыв глаза и не понимая обстановки, он смотрел на человека, стоящего перед ним. Это был комбат.
— Мы его целый час ищем, а он в тепле отсыпается! Пошли к столу, обстановку покажу.
Говорков зевнул, потряс головой, чтобы согнать сон, сел за стол.
Комбат показал на карте дислокацию отряда.
— На рассвете ты должен взять деревню Питерка.
Кто и что в Питерке, Говорков спрашивать не стал. Коли комбат не сказал, значит, сам не знает.
Говорков вышел на крыльцо, с удовольствием вдохнул чистый морозный воздух. Как штабные в своей духотище живут? Оглядел присыпанное белым снегом безмятежно спящее войско. Привычным движением поправил поясной ремень, достал из-за пазухи меховые рукавицы  и сошёл с крыльца.
— Подъём… Подъём… — негромко командовал он и будил спящих солдат лёгкими пинками под зад и в бока.
Мало-помалу бойцы выстроились в шеренгу. Пересчитались, откопали из сугробов и разбудили «недостачу». Отряд неторопливо дошёл до развилки дорог, свернул на переметённую большими сугробами дорогу.
Перед утром отряд вышёл к деревне. Оставив бойцов в лесу, Говорков с командирами взводов и отделением солдат отправился на опушку леса осмотреть местность. От опушки до деревни оставалось с полкилометра.
Деревенские избы, как и везде, по окна тонули в сугробах. А сараи снегом занесены по самые крыши — хоть на санках с них катайся. Не видно ни огней, ни дыма, ни какого-либо движения.
— На опушке поставишь дозорных, — приказал Титову Говорков. — Понаблюдаете за деревней. Мы с Семёновым вчера брали деревню, теперь твоя очередь.
Говорков вернулся к отряду, приказал отойти метров на пятьдесят в лес, разрешил отдыхать.
— Лопатами и топорами не стучать, костров не разводить, курить только в кулак, чтобы фрицы не обнаружили!
Бойцы набросали в снег лапника и завалились спать.
Пока Говорков обходил бойцов и проверял часовых, ординарец сделал для командира подстилку из хвои, накрыл плащ-палаткой. Легли с ординарцем спина к спине, укрылись другой плащ-палаткой и моментально уснули.
Проснулся Говорков утром от звяканья котелков.