Прюллера было время, он шёл куда-нибудь пострелять. Он убил из своего «тридцать восьмого» шесть пленных иванов «при попытке к бегству», удиравшую от повара свинью и десяток кур в русских деревнях. Он добился того, что количество выпущенных из «Вальтера» пуль соответствовало количеству убитых живых существ. Этому умению он был обязан тем, что всё ещё был жив. Солдатская философия проста: стрелять, когда необходимо, и убивать, когда стреляешь. Иначе убьют тебя.
Темнота новолуния и облака, закрывшие звёзды, благоприятствовали операции: можно пройти в двух шагах от часового, и, если не дышать, он тебя не заметит. И не учует, потому что Прюллер часто мылся, не пользовался одеколоном и душистым мылом.
Основную часть пути до русских окопов Прюллер шёл осторожным шагом, переваливаясь с пятки на наружную сторону стопы. Его походка со стороны казалась неудобной, по-медвежьи косолапой. Но именно при таком передвижении можно почувствовать ветку прежде, чем она хрустнет.
Метров за сто до окопов Прюллер остановился, прислушался и принюхался: можно не увидеть русских, но учуять их легко: они резко воняют ужасным русским куревом machorka. Прюллер однажды попробовал русское курево: взял у пленного machorka, сделал Ziege Bein — «ногу козы»… Затянулся всего один раз. Горло будто горчицей облило, в голову дало крепче шнапса… Такое адское зелье могли курить только русские дикари.
Тихо спящая красавица-ночь пахла непорочной свежестью, не испорченной вонючим куревом и перегаром русских мужланов.
Низко пригибаясь, Прюллер продвинулся к русским окопам ещё метров на пятьдесят. И снова долго вслушивался и внюхивался в темноту. Он не услышал ни шагов, ни ворчания или вздохов уставших стоять в ночи часовых. Похоже, беспечные иваны спали.
Очень осторожно Прюллер добрался до передовой линии русских. Притаившись у бруствера, минут десять вслушивался и вглядывался в темноту, но ничего настораживающего не услышал и не увидел. Русские спали!
Прюллер мягко, по-кошачьи спрыгнул в окоп, достал боевой нож…
= 14 =
Рота работала без сна и отдыха. Командир батальона отдал категорический приказ: роте зарыться в землю в полный профиль. Бойцы за два дня вырыли километр сплошной траншеи, а если с ходами сообщений — и того больше. С правого фланга у оврага построили две землянки.
— Хороший накат сделали, — сказал боец Никодимов, пришедший в роту с последним пополнением неделю назад, одобрительно поглядывая на крышу землянки под тремя накатами брёвен.
— Лишний накат над головой никогда не бывает лишним, потому как сэкономленные бревна идут на гробы, — проворчал ефрейтор Сизов, служивший с первых дней войны.
Накануне вечером основные работы были закончены, и командир роты лейтенант Никитин разрешил личному составу отдыхать. За исключением часовых все завалились спать. В землянках места не хватило, многие расположились в траншее.
Заполночь часовые, обманутые тишиной, с завистью поглядывая на спящих товарищей, присели в траншее на корточки и тоже придремали. Кого караулить? У немцев «орднунг», немцы по ночам спят до «фрю морген» — раннего утра. На войне такая беспечность часто стоит жизни…
Утром Говоркова срочно вызвали в штаб батальона.
— Во второй роте ЧП, — угрюмо сообщил комбат. — Ночью немцы вырезали в траншее полтора десятка солдат. И так тихо, сволочи, сделали, что ни один боец не пикнул. Мёртвых только утром обнаружили, когда караулы собрались менять. Профессионалы, св-в-волочи…
Говорков удивлённо посмотрел на комбата. Да, это крупное ЧП, трибунальное.
— Возьми разведчиков и отправляйся во вторую роту. Твои пусть займутся караульной службой, а ты расследуй, что и как. Командир роты заинтересованное лицо, сам знаешь, что ему грозит, поэтому не исключено сокрытие фактов с его стороны. Тут вопросов много. Немец пришёл, или в роте сидит какая падлюка? Один немец был или группа? Выясни, в общем. По телефону об этом не говори. Телефонисты, холеры, сразу растрезвонят по всей дивизии. Среди них стукачи и осведомители — каждый первый. Займись, пока дело до военной прокуратуры не дошло. Не то головы полетят виноватые и невиновные…
Говорков в сопровождении ординарца отправился во вторую роту.
Командир роты, лейтенант Никитин, сидел в землянке в мрачнейшем состоянии.
— Что тут у тебя? — спросил Говорков, пожав ему руку.
— Да… — Никитин безнадёжно отмахнулся. — Комбат грозился под суд отдать. Не уследил, мол. А я трое суток не спал!
— Немец только рад, что ты не спал. А ты за часовыми не уследил — уснули, как и ты. Ладно, после драки кулаками не машут. Идём, посмотрим.
Пошли вдоль траншеи. В разных местах сидели и лежали убитые. Все перед смертью спали и остались с закрытыми глазами. Один видимо успел открыть глаза, лежал ничком на дне прохода и смотрел невидящим взором в небо. Винтовки бойцов остались на месте.
— Профессионально били, — мрачно заметил Говорков. — Показательно.
— Сколько их, интересно, было…
— Удар везде похожий, точно в сердце. Видать, один работал.
— Решительный, сволочара… Безбоязненно по траншее прошёлся… Наш? Не боялся… или слишком уверенный немец? Если немец, на мягком бруствере будут следы прихода и ухода.
В конце траншеи на дне Говорков увидел чёткие следы с глубоко пропечатавшимися каблуками и характерными вмятинами от немецких подков и гвоздей на подошвах. Здесь он спрыгнул. На рыхлом бруствере глубокие следы тех же ног. Вот отпечаток руки, когда он опирался на край траншеи.
Говорков вернулся назад. Там, где лежал последний убитый, на краю окопа и на бруствере виднелись отпечатки коленок и рук, и след в сторону нейтральной полосы.
— Один работал, — сделал заключение Говорков. — Вот так, командир, спецы работают. Учись!
Говорков задумался. Вздохнул, покачал головой:
— Ну что… Убитых тихонько похорони. Постарайся, чтобы трёпу меньше на эту тему было, в твоих это интересах. Мои ребята подойдут с лейтенантом Титовым, организуй дежурства совместные, моих ребят с твоими. С Титовым тоже чередуйтесь, чтобы всё время контролировать бойцов. Я в штаб пойду, доложить надо.
— Что доложишь? — покосился на Говоркова командир роты.
— Что видел, то и доложу. Это самое надёжное. Твоя вина конечно есть. Но не такая, чтобы Валентине Трифоновне (прим.: жаргонное обозначение военного трибунала — ВТ) тебя отдавать. Комбатом тебе не бывать, по себе знаю. На роте мариновать будут. Не дрейфь, прорвемся: где наше не пропадало, кто от нас не плакал! Может, ранят тебя, попадёшь в другую часть, там об этом не вспомнят, по службе оценят. Я после окружения тоже долго в «рыжих» ходил.
Доложив в штабе об обстоятельствах ЧП, Говорков зашёл в землянку к связистам, велел соединить его со старшиной разведки.
— Слушай, Трофимыч, срочно отправляйся в тыл, достань два ротных миномета, четыре-пять ящиков мин, пару катушек провода и четыре аппарата. Всё доставь мне во вторую роту. Стереотрубу захвати.
Вернулся во вторую роту. В блиндаже у Никитина застал Титова.
— Хочу немцам спокойную жизнь попортить, — Говорков сел за столик рядом с Никитиным, разложил трёхвёрстку. — Поможешь?
— Немцам что-нибудь попортить я всегда готов, — без особого энтузиазма ответил Никитин.
— Вот здесь, в кустах перед траншеей, пусть твои бойцы ночью две щели для наблюдения и две огневые позиции для ротных минометов отроют. Всех соединишь телефонной связью. Оборудование ночью мои ребята принесут. Я пока отдохну, а утром с ребятами займусь делом.
— Немчуры ж нам ответную артканитель устроят…
— А чтоб твои лишнего не спали, — подковырнул Говорков.
Никитин тяжело вздохнул и обиженно качнул головой.
К утру ячейки и щели были отрыты, телефонная связь налажена, минометы и стереотруба стояли на местах. Перед рассветом Говорков с ординарцем и миномётчиками заняли места на подготовленных позициях.
Едва рассвело, Говорков прильнул к окулярам стереотрубы. Высота, которую занимали немцы, в стереотрубу была прекрасно видна. Немецкая траншея опоясывала ее дугой у основания. После завтрака движение в треншее у немцев оживилось.
Определив расстояние до немецкой траншеи, Говорков сообщил по телефону первому миномётчику угол прицеливания и скомандовал выпустить пристрелочную мину.
— Плоп! — выстрелил миномёт, будто кто деревянной палкой ударил по банной шайке.
Минометные ячейки закрыты кустами, вспышек и выброса дыма при выстрелах немцы не видели.
— А-а-атлично! — пробормотал Говорков, глядя в трубу. Первая мина ударила с недолётом. — Прицел на одно деление больше!
— Готов!
— Давай вторую!
Дымок взрыва закурился за немецкой траншеей.
— Верни на пол деления обратно, протри мину чистым платочком и с любовью пихай в трубу!
Плоп! Всплеска дыма при взрыве не видно. Значит, мина влетела точно в траншею,
— Первый замри! У тебя прямое попадание в траншею! Второму приготовить одну мину для пристрелки… Огонь!
После нескольких выстрелов и второй попал в траншею.
— Теперь первый два деления вправо, второй два деления влево, угол возвышения не трогать! По одной мине, огонь!
Говорков припал к трубе, стал искать всполохи дыма около немецкой траншеи. Попадание прямое!
— Прицел менять по горизонту после каждых пяти выстрелов! Оба — беглый огонь!
Миномёты зачпокали наперебой. Судя по тому, как немцы заметались в траншее, попадания были точные.
Немецкие наблюдатели огневых позиций спрятанных в кустах миномётов не видели. По приглушённым звукам выстрелов предполагали, с какой стороны ведётся стрельба. Только им и в головы не приходило, что миномётная позиция у них под носом.
Вероятно, немцы подумали, что миномёты спрятаны где-то в траншее, и открыли по ней артиллерийский огонь. Говорков предусмотрел такой вариант и предупредил Никитина, чтобы бойцы вовремя ушли в укрытия.
Под грохот артиллерийских взрывов разведчики пускали мину за миной и посмеивались над тупыми гансами. Скоро боезапас закончился.
Немцы стреляли до вечера. Всё пространство вокруг траншеи затянуло облако дыма и пыли. К вечеру обстрел прекратился. В темноте вспышки при выстрелах видны хорошо и можно было схлопотать ответный губительный обстрел.
Когда стемнело, немцы начали светить ракетами. А раз немцы светят ракетами, ночь пройдет спокойно, без происшествий.
Говорков с ординарцем скрытно вернулись к линии обороны, спрыгнули в траншею. Никто их не окликнул, не остановил. Никто не поинтересовался, чужие прыгнули или свои. Говорков прошёл вдоль хода сообщения. Солдаты в разных позах сидели на дне. Один дремал, обняв колени и упершись каской в стену окопа. Другой вытянул ноги поперек хода сообщения. Третий развалился вдоль прохода, лежал на спине с открытым ртом.
Кого-то Говорков толкнул случайно, через кого-то перешагнул, на кого-то наступил в темноте: боец только буркнул недовольно во сне. Кого-то слегка пнул под зад. Это на окопном языке значило: «Подвинься! Дай пройти!».
На ступеньках у землянки сидел часовой.
— Буди ротного! — скомандовал Говорков часовому.
— Я не сплю! — отозвался из-за брезента, заменяющего дверь, лейтенант Никитин.
Говорков с ординарцем зашли в землянку.
— Мы с миномётных позиций пришли, нас никто не окликнул. В траншее сонное царство. Ты что, хочешь,
