работающий и специализирующийся в теории вероятностей, допустим, почти совсем не понимает из-за недостатка времени и сил коллег-товарищей из других областей, специализирующихся на анализе или теории чисел, гомологической алгебре или вариационном исчислении. Это как бы уже совершенно разные и далёкие друг от друга мiры, куда доступ чужакам-дилетантам заказан, закрыт. Наглухо! И не из-за какой-то непостижимой сложности, нет, - а исключительно и только лишь из-за специфического языка (узкопрофессионального жаргона или диалекта) и колоссального объёма информации, накопленной на сегодняшний день, которая только множится и пребывает с непостижимой силой.
Мало того, уже и сами эти области или ветви единого некогда Знания под гордым названием МАТЕМАТИКА пухнут и раздуваются как на дрожжах; и там, внутри этих областей или ветвей, происходит похожее катастрофическое деление и дробление, и потеря смысла. Из-за чего люди, работающие в них, специалисты одного направления - всё той же теории вероятностей или аналитической геометрии, к примеру, - перестали понимать друг друга, друг за другом успевать следить и делать выводы. Ну и куда такое годится?!… Математика фантастически и убийственно для себя разрослась, расслоилась, атомизировалась и дифференцировалась! Настолько сильно и основательно, что каждый современный математик-теоретик, математик-профессионал - а их уже миллионы в мiре, представляете - миллионы!!! - больше напоминает зарывшегося в берлоге медведя, всю жизнь сосущего лапу и дальше своей норы и лапы ничего не знающего и не видящего; и, главное, не желающего видеть и знать, не стремящегося к этому. Желающего лишь получать бабло за пустопорожний труд и жить вольготно и припеваючи, самого себя славить как труженика-творца, как гения мiровой науки, как светилу. Хотя гениев и светил теперь - как, впрочем, и раньше, и во все времена - единицы! Все остальные профи - пустышки, мусор, бездари и бумагомараки, или жуки прожжённые, псевдоучёные дятлы, деляги и приспособленцы, всю жизнь протирающие штаны и изворачивающиеся как ужи под вилами. И таких в современной науке - большинство, 99%!!!
Про эту проблему внутреннего непонимания и расслоения ныне говорят и пишут многие неравнодушные и честные люди. Англичанин Эдвард Брайан Дейвис, например, заявивший однажды буквально следующие на каком-то международном симпозиуме или конгрессе: «К 2075 году многие области чистой математики будут построены на использовании теорем, доказательства которых не сможет полностью понять ни один из живущих на Земле математиков - ни в одиночку, ни коллективным усилием… И главным критерием корректности новых результатов станет консенсус математического сообщества»… Не слабо заявлено, да! - правильность или неправильность математических результатов будет определяться голосованием! - на глазок! Или же исходя из личных симпатий или антипатий к автору!
Однако же стоит честному англичанину возразить: Дейвис явно перестраховывался и дату 2075 определял с большим запасом, на вырост как бы, давая коллегам, видимо, время опомниться и одуматься, взяться за ум - и внести в свою до неприличия комфортную и респектабельную, размеренную и сытую научную жизнь существенные коррективы. Автор данной работы может с уверенностью заявить, что уже и в далёкие 1980-е годы большинство советских математиков, и академиков - в том числе, перестали понимать друг друга - хотя бы потому уже, что стали разговаривать на разных языках, так называемых жаргонах.
Напомним читателям, что жаргоны в математике появились во второй половине 17-го века стараниями Ньютона и Лейбница. Оба они тогда и в одно и то же время почти предложили мiру Анализ (или исчисление) без-конечно малых - единую по смыслу теорию, но написанную разными языками, с использованием разных обозначений и символов, пытаясь этим как бы запутать следы и, одновременно, оправдаться перед Историей в вопросе авторства и плагиата.
У математиков-теоретиков больше прижился язык Ньютона. Но и язык Лейбница, ставший как бы жаргонным, не пропал: с успехом используется теперь в физике, технике, теории автоматического регулирования, да мало ли ещё где… Но как бы то ни было, а два этих ярких и плодовитых учёных, настоящих корифеев науки, дали коллегам на будущее дурной пример, который, как известно, заразителен. И после них уже каждый крупный математик Европы начал выпендриваться и своевольничать - разрабатывать под свои теории и прозрения свой же собственный язык-жаргон, которых к 20-му веку набралось уже добрых пару десятков. Это из крупных только. Мелких же вообще не сосчитать!
В итоге, дело дошло до того парадоксального и критического состояния, что в конце 20-го века, и автор может это клятвенно подтвердить, уже у каждого крупного советского математика-теоретика - доктора ли наук, члена-корреспондента или академика - был выработан свой собственный язык-жаргон. Феня по сути, которую кроме него самого и его ближайших коллег и учеников никто не понимал, разумеется, да и особенно-то к этому и не стремился. Кандидатские и докторские диссертации, таким образом, могли легко прочитать и быстро и без проблем понять всего лишь два человека: их автор и его научный руководитель. И плановая защита их превращалась в чистую формальность, как правило, в утомительную процедуру с заранее известным исходом, во время которой (защиты) престарелые члены Учёного Совета, выжившие из ума деды, дремали в креслах, не желая вдаваться в чуждые и далёкие им темы, головы себе ломать, уже зная результат - положительный. Ибо конвейер - он не терпит сбоев.
Диссертации пухли как на дрожжах, словно бы соревнуясь в объёмности, что стала синонимом солидности и качества исследований. Крохотная и пустяшная, грошовая задачка, решённая диссертантом, оборачивалась сотнею “упаковок-пелёнок” из выдержек и цитат корифеев прошлого - как та же матрёшка или капуста - для придания научного веса и значимости. Такая мода тогда была во времена моей молодости - солидность и монументальность. И в науке - тоже. Пресловутая советская гигантомания в последние перед развалом годы как проказа поражала и убивала всех, кто к большим должностям и деньгам стремился…
Попробуем объяснить коротко, в двух словах, как и почему такое происходило, и к чему привело в итоге. Для непосвящённых простых людей, для обывателей это должно быть крайне познавательно и интересно: так, во всяком случае, автору кажется.
Так вот, система с диссертациями была такова в далёкие 1970-е и 80-е годы: она хорошо отложилась в памяти. В каждой из них, диссертации, перед тем как рассказывать конкретно про свою задачу, претендент на учёное звание традиционно должен был рассказать Учёному Совету предысторию вопроса: что было сделано до него, и что лично он добавил к теме. И это в принципе правильно: так происходило и происходит везде - для защиты от пустословия и дилетантизма.
На заре Советской власти, в 1920-е и 1930-е годы соответственно, предыстории у страны и у советской науки как бы и не было вовсе. Тогда ведь жизнь партийные бонзы-большевики начали как бы с нуля, чохом объявив всю постылую и поганую Романовскую эпоху отстоем, опиумом, злом и бредом, которые и вспоминать не стоит. Тошно, мол, муторно! И диссертации соответственно были тоненькие и малюсенькие, величиной с 2-копеечную тетрадь, - только суть и только собственное изобретение.
После же 1935 года, в преддверие большой войны и беды, политика партии и правительства решительно поменялась. Руководители государства вдруг решили взяться за ум и перекинуть в проклятое и отвергнутое недавнее прошлое мостик - громогласно объявить народу, что, дескать, не всё там было так уж плохо и гадко, чтобы бездумно и себе же в ущерб от него открещиваться и отказываться. Зачем же?! Наоборот, кое-чему освобождённому советскому человеку не грех и поучиться у предков, ума-разума поднабраться и знаний. Они могут вскорости и пригодиться, пользу немалую оказать. Война, повторим, была на пороге: духовно-нравственные силы были ох-как нужны, как и победный и героический опыт лихих отцов и дедов, их творческий и интеллектуальный потенциал, их стойкость, вера и воля.
Эта-то вдруг появившаяся со славным и велико-державным российским прошлым связь мгновенно отразилась и на науке; на диссертациях учёных-теоретиков, в частности, физиков и математиков, которые к 20-летннему героическому советскому периоду теперь уже просто обязаны были добавлять и Романовский период Истории. А как без него?! А потом ещё и европейский.
По этой причине 2/3, а то и 3/4 любой диссертации последнего советского периода было посвящено уже предыстории мiровой науки: что было сделано не тобой, а другими. И диссертации, соответственно, многократно увеличивались в объёмах, доходя до сотен страниц убористого машинописного текста, что их уже чисто физически невозможно было постороннему человеку от начала и до конца прочитать и понять - труд это был огромный и утомительный, и весьма и весьма неблагодарный.
Да никто тогда ничего уже и не читал, если по-честному-то, по-Божьему, не исследовал на пригодность и ценность, на качественное отличие от предшественников, от других (подобное и теперь происходит, увы). Даже и члены Учёного Совета, повторим, этого уже не делали - хотя это была их прямая обязанность: им большие деньги платили за то. Они лишь прочитывали аннотации, чтобы хотя бы приблизительно, в общих чертах представлять, про что будет очередной трёп и задача. А уж правильно ли она решена, не правильно ли; полезна для государства и общества или нет, и есть ли вообще в ней смысл, оригинальность и новизна? - никому до этого дела не было. Итог был заранее известен - победа и триумф, и новоиспечённый молодой учёный на подиуме!
Поэтому всё больше и больше в последние советские годы выходило диссертаций с таким, например, совершенно идиотским названием, если комическим не сказать: «Об одном свойстве одного решения одного дифференциального уравнения» (реальное название реальной работы)!!! Диссертаций пустых и никому не нужных, ясный перец, кроме их ловких и без-совестных авторов.
Рецензии на монографии, фундаментальные трактаты или учебники ещё писались, конечно же, спору нет, - но делалось это чисто механически, опять-таки, поверхностно и корыстно: один выживший из ума академик-гомосексуалист что-то писал другому гомику, не читая и не изучая автора, чтобы впоследствии тот что-то написал бы и ему в ответ. Кумовством это всё за глаза называлось и делячеством среди не потерявших ЧЕСТЬ и СОВЕСТЬ добропорядочных советских людей, очковтирательством и прохиндейством. А в Грузии - алаверды. Были и другие сочные и смачные эпитеты, которые приводить не станем - смущать православный народ.
Почему такое происходило? - хорошо понятно: в стране, как уже говорилось, работал гигантский интеллектуальный конвейер по производству учёных, который никто не осмеливался останавливать и прерывать, ломать - тем паче. Зачем? - коли от него, от конвейера, была такая всем польза: и молодым претендентам, и тем, кто уже залез на вершину науки и сладко нежился там. Ведь за каждого аспиранта и диссертанта научные руководители получали от
