разводя руками. - Так что даже и в лучшем случае всё ещё впереди. И сказать что-либо определённое я тебе сейчас не могу. Понимаешь?
-…Да-а-а! - сочувственно вздыхал отец, головой тяжело качая. - История долгая. И канительная… А сразу-то что, не поступишь думаешь? - улыбнувшись непонятно чему, он озорно вдруг сынишку спрашивал, будто бы подзадоривая того.
- Да нет! что ты! - махал на него руками Вадик, пуще прежнего хмурившийся. - Я же физику плохо сдал, вспомни! Я рассказывал… Математику-то вроде бы нормально, и проблем с ней не будет, думаю. А вот с физикой так дёшево опростоволосился! - до сих пор себе этого простить не могу!… Так что, хотя бы на летние сборы пригласили - и то прекрасно будет. Там-то уж я постараюсь не подкачать…
И опять отец с сыном замолкали, надолго уходили в себя; опять о чем-то усиленно поодиночке соображали-думали…
-…Ну а Сашка-то Збруев сразу поступит? как считаешь? - через какое-то время вкрадчиво спрашивал отец. - Он-то как экзамены сдал?
- Да Бог его знает! - нервный сыновий ответ следовал. - Говорит, что математику не очень хорошо решал, а физику, наоборот, сдал отлично… Может, ему тоже придётся в летний лагерь ехать: сразу-то его, наверное, вряд ли примут… Не знаю, короче: это его дела…
Постояв с родителем молча ещё пару-тройку минут, сильно устав и от вопросов тяжёлых, и от самой беседы, сын хотел уже было разворачиваться и уходить, - но отец, непонятно зачем, вдруг спросил его про летнюю школу:
- А в каком месте проходят эти их сборы-то, не знаешь?
- В книжке написано, что на Оке где-то… В Пущино, по-моему, - ответил сын, удивлённые глаза на отца устремив.
-…Не бывал, - отец, сощурившись, поглядел вдаль, словно желая увидеть там названное сыном место. -…Наверное, хорошо на Оке летом? как думаешь? - добавил, чуть погодя, с любовью посмотрев на Вадика, как, может, с рождения на того не смотрел.
- Не знаю, - пожал плечами смущённый Вадик, с толку совсем сбитый. - Хорошо, наверное…
45
Две первые недели июня восьмиклассник Стеблов сдавал общегосударственные выпускные экзамены; и делал это легко и играючи всем на удивление, билеты как семечки щёлкал, за что и был награждён в своей школе одними отличными отметками. Только Старыкина по русскому языку поставила ему четвёрку, но Вадик не обиделся на неё: филологом он становиться не собирался.
Порадовалась семья за него, порадовался за себя сам герой. После чего все дружно, с приподнятым настроением, стали дожидаться весточки из Москвы, которая была для Стебловых на тот момент куда значительнее и дороже.
“Хуже нет ничего на свете, чем ждать и догонять”, - справедливо утверждает пословица, которая, как известно, никогда не врёт, наоборот - самую суть выражает. Любое ожидание тяжело уже тем, что человек бессильным и бесправным становится по отношению к собственной судьбе, вершащейся неизвестно где, без его прямого влияния и участия… И как бы он ни хотел, ни старался, сколько б ни думал и ни переживал, - он не может вмешаться, увы, в этот наиважнейший процесс, собственноручно ускорить его, убыстрить, сделать для себя более выгодным и благоприятным.
Такое бессилие собственное и бесправие действует на психику человека самым негативным образом. Оно вдвойне тяжело для человека пылкого и горячего, энергией внутренней переполненного, жаждой жизни, ревнивой ответственностью за судьбу, каковым и был с рождения наш молодой герой, наш Вадик. Ждать он совсем не умел, не умел отключаться и расслабляться, переходить на что-то другое в такой тяжёлый момент, менее для себя важное и болезненное. Оттого и страдал больше других, больше других мучился и изводился. То о плохом вдруг думать начнёт, негативно-провальном, себя нещадно чихвостить и материть, экзамен прокручивать в голове, на котором так дёшево “лопухнулся”. А то вдруг надеждой крохотной себя оживит - что не всё-де у него, недотёпы, потеряно, не всё так ужасно; что, может, и сложится у него с интернатом, и всё, пусть не сразу, получится.
И так - каждый Божий день - без перерыва и отдыха, без расслаблений. Кошмар да и только!
Даже и спорт не отвлекал его, которым всё лето он без устали занимался. Играя в футбол, баскетбол, на пруду часами купаясь, он всё равно про интернат, не переставая, думал - всё шансы прикидывал свои, вероятность своего туда поступления…
46
Остальным Стебловым было намного легче: про это нечего и говорить. Родители его, тоже люди горячие и нетерпеливые, спасались работой и ежедневными домашними делами, которых было у них всегда непочатый край, которые не кончались. Брат и сестра были ещё очень маленькие, чтобы всё до конца понимать, происходящее по-настоящему чувствовать… Хотя и они, как могли, поддерживали старшего брата, словом добрым, вниманием и заботой помогали ему, отвлекали от мыслей чёрных в течение летних каникул… и по нескольку раз на дню бегали почтовый ящик смотреть, проверять его содержимое.
Чаще других заглядывала туда десятилетняя сестрёнка Вадика, перешедшая в четвёртый класс. Уж очень ей хотелось, пигалице, первой обрадовать всех долгожданной московской весточкой, первой обнять и поздравить брата, плясать, по традиции, заставить его… Но весточка всё не шла и не шла, будто забыла дорогу. Весь июнь издевался над бедной девочкой бесчувственный металлический ящик, показывая ей, словно кукиш, пустое и ржавое нутро…
Всё мрачнее и тише от этого становилось в доме Стебловых, всё черней, всё безрадостней делались его насельников глаза. И более всех мрачнел и чернел, конечно же, сам Вадик… К началу июля-месяца - последнему по их со Збруевым Сашкой прикидкам сроку присылки сообщения из Москвы о результатах мартовских испытаний - он так изменился явственно: напрягся, осунулся, в себя с головой ушёл, - что со стороны уже впечатление не вполне здорового человека производил, нуждавшегося в медосмотре и лечении.
Не отставала от него и мать, Антонина Николаевна, вместе с сыном изменившаяся до неузнаваемости, интерес к жизни как-то незаметно утратившая…
47
В десятых числах июля, когда уже прошли, казалось, все мыслимые и немыслимые сроки и когда семья психологически погрузилась уже в полный мрак, отец Стеблов не выдержал, сказал за ужином:
- Ну что, сынок, видать не позовут тебя даже и в ту, летнюю, как ты говоришь, школу?
- Видать, не позовут, - тихо и сухо ответил Вадик, ни на кого не взглянув, лишь краской стыда заливаясь.
-…А про Збруева-то Сашку что слышно? - сурово спросил отец. - Ты у него узнаёшь чего-нибудь, разговариваешь по этому поводу?
- Узнаю. Ему тоже пока ничего не прислали.
- И не пришлют! И очень хорошо сделают, я тебе скажу! И чёрт с ней тогда, с этой школой грёбаной! - выругался в сердцах старший Стеблов, не менее других измотанный июльским бесплодным ожиданием, осунувшийся и почерневший вместе со всеми. - Пусть в ней тогда сам этот твой академик и учится! а мы обойдёмся и так! Дома лучше с тобой последние два года побудем: поспим подольше! покушаем повкусней! силёнок перед выпускными экзаменами наберёмся!... Нервы ещё будешь себе мотать в пятнадцать-то лет, и нам всем заодно: поступишь - не поступишь! пришлют - не пришлют! выгорит это дело - не выгорит! Надо нам и тебе всё это, скажи, - такая головоломка и нервотрёпка?!... Уж если Збруева твоего туда не зовут - с его-то блатными родителями! - то нам, убогим, туда и вовсе соваться нечего! нас, лапотников неумытых, туда тем более не позовут!
- Не прислали приглашение - и хрен с ним! И хорошо! и славу Богу, как говорится! - разошедшийся, шумел на всю кухню отец, истомлённому сердцу роздых давая. - Радоваться надо и Господа денно и нощно славить, что огородил нас, пустоголовых, от этакой напасти! спас из милости от неё! Школа какая-то непонятная, да ещё и платная, толком про которую тут у нас никто ничего не знает! Интернат, к тому же! казёнщина! Мне сразу это всё не понравилось! сразу хотел тебя от этого дела отговорить! - сказать, что мы не дурочки лопоухие и не миллионеры!... Съездил туда весной, подурачился с Сашкой на пару, время убил - и ладно! и пусть! От тебя не убудет! А теперь забудь побыстрей про это, как про лыжи свои забыл! Тем более, что и денег с нас за ту поездку ни копейки не взяли: не обидной была езда!
-…Неужели ж ты думаешь, дурья твоя голова, - откашлявшись, натужно смеялся батюшка, старшего сына увещевая, - что мы бы и вправду тебя туда отпустили, даже если б ты поступил?! Да что на нас с матерью креста, что ли, нет?! - живыми и здоровыми родного чадушку в казённый дом отдавать! на казённые харчи пустые! Никогда б мы этого не сделали, ни при каком условии! - точно тебе говорю!… Мы вон с ней, - кивнул он головой в сторону притихшей жены, - без отцов своих пожили в детстве - знаем, что это такое - доля сиротская. Никому б её никогда не знать и не пережить, и уж тем более тебе - сыночку нашему… В заочной школе учишься - и хорошо, учись на здоровье. С тебя и одной заочной достаточно. И дома с нами живёшь, и денег за неё платить не надо. Красота, да и только!...
Выговорившись о наболевшем, выплеснув из себя одним махом всю изъевшую душу хмарь, гнойник из души будто бы собственноручно выдавив и одновременно будто бы - как топором тяжёлым - отрубив от себя Москву и надежды тайные, сокровенные, что с нею и колмогоровской школой связывал, улыбнувшийся отец впервые, может, за последний месяц, вечностью для них обернувшийся, глубоко и привольно вздохнул, плечи свои широко, по-молодецки, расправил.
- Так что, Вадик, - чрезвычайно довольный вдруг наступившему выздоровлению, весело и даже чуть-чуть развязно потрепал он сына по голове, - давай оставляй побыстрее ты дурь эту, которую ты сам себе и внушил по-молодости, и давай с тобой начинать жить, как раньше жили, - тихо и спокойно. Поживёшь с нами вместе ещё пару годков - хуже тебе от этого не станет. Да и нам всем - тоже… Рано тебе ещё из дома своего уезжать, нервы начинать мотать на чужбине, рано. У тебя вся жизнь впереди. И нервы крепкие и здоровье тебе ещё ох-как понадобятся! Уж поверь, сынок, мне - отцу твоему…
48
Те нравоучения родительские, долгие, сын, помнится, слушал молча и вроде как внимательно даже, не перебивал и не возражал отцу. Но потом сказал, из-за стола вылезая, - как отрезал сказал, как что-то давно решённое:
- Я всё равно буду учиться в этой школе: не в этом году, так в следующем. Вот только подготовлюсь получше, поеду опять - и поступлю: мне это по силам… Просто в этом году всё как-то неожиданно быстро произошло: брошюру эту в феврале прислали, а в марте уже экзамены. Я, если честно, на экзаменах как в бреду был: не соображал ничего, волновался здорово, торопился получше и побыстрей ответить… А торопливость эта вон приводит к чему. Жалко… Ладно! Чего теперь говорить и руками размахивать после драки. В следующем году такого не будет - это уж точно.
Произнеся всё это тихо, но твёрдо, словно программу жизни перед родственниками прочитав, клятву самую главную вслух будто бы перед ними выговорив, он вышел решительно из-за стола и, не глядя ни на кого, сознательно никого с собой не приглашая, пошёл гулять на улицу - душу мятущуюся лечить, очень уставшую от ожидания.
Ноги автоматически понесли его в парк любимый. И там он долго-долго одиноко бродил по его прохладным аллеям, усталость и… чувство заметного облегчения в
