задачи было сказано, что три отрезка в точности равны между собой, и что выходят они из одной точки, из одного общего центра. Значит, что можно сделать в этом случае?
Она властно и требовательно, теряя терпение, смотрела на доставшегося ей ученика, что упрям и своеволен был как баран, и как вылупившийся цыплёнок мокрый, - ответа от него ждала.
-…Провести вокруг них окружность можно, - тихо и неуверенно ответил Вадик… и сам тогда поразился, помнится, ответу своему, вырвавшемуся помимо воли.
- Так почему же Вы до сих пор её не провели-то?! - взорвалась негодованием аспирантка Ира. - Все листы вон исписали формулами дурацкими и ромбами с прямоугольниками, никому здесь не нужными!
Голос её всё жёстче становился, всё напористей; в нём появился мужской “металл”, окончательно её испортивший.
- Не знаю, - пожал плечами Вадик, смущённый и подавленный окончательно, с толку сбитый; после чего развернул поудобнее лист с чертежом и машинально нарисовал на нём окружность так, что три веером разбегавшиеся отрезка оказались радиусами той окружности…
Решение после этого высветилось само собой: известный по условию задачи угол “альфа” оказался центральным углом, а опирающийся на него искомый угол был, соответственно, углом вписанным и равнялся половине центрального угла, на который он опирался.
- Искомый угол равен величине “альфа”, делённое пополам, - едва не закричал Стеблов, в момент распрямившийся и просиявший. - Он же вписанный!
- Правильно, - в свою очередь улыбнулась тогда и его соседка, опять доброй и ласковой становясь, какой и была вначале. - Вот видите, как всё просто здесь оказалось… и как легко. Не нужно только спешить и не нужно нервничать. Ни к чему хорошему, запомните это, спешка и истерика никогда Вас не приведут. Математика не терпит нервозности и суеты. Как и наука в целом…
38
После этого дела у Стеблова покатились так, как блины катаются по сковороде - до бела разогретой, растительным маслом смазанной. Решив свою первую на экзамене задачу - красиво решив, можно сказать - изящно, пусть даже и с небольшой подсказкой, - он воспарил и окреп душой, уверенность в себе почувствовал, кураж и ухарство молодецкое, жажду жизни, борьбы… И девушку Иру он опять полюбил, красотой и умом её пуще прежнего очаровываясь, надёжный контакт быстро наладил с ней, без которого их дальнейшее общение превратилось бы для обоих в пытку.
На том экзамене ему было предложено ещё четыре задачи, и все четыре успокоившийся и уже по уши влюблённый в свою экзаменаторшу Вадик, наученный горьким опытом задачи под номером один, решил, что называется, на ура, за двадцать-тридцать минут каких-то. В каждой из них, как и в первой, была хитро спрятана своя невидимая простым глазом “окружность”, заключавшая в себе всю силу задачи, весь её тайный смысл, которую одну и искал Стеблов, уже сознательно и солидно, и которую находил, в итоге.
- Ну что ж, хорошо, - сказала довольная аспирантка (Ирой Бадешко которую звали и которую благодарный автор помнил потом всю жизнь), выслушав его соображения по поводу решения пятой, последней по счёту, задачи; и потом, подумав, спросила напоследок, листая его документы - характеристику из школы, свидетельство о рождении, учётную карточку с фотографией: - Вас Вадик зовут?
- Да, - ответил смущённый и немного уставший абитуриент, вначале чуть-чуть перенервничавший.
- Я что Вам хочу сказать, Вадик: экзамен, в целом, Вы сдали неплохо, только… - девушка медлила, подбирала слова. -…Поскольку, я думаю, - не спеша продолжила она далее говорить, - экзамен этот не станет в Вашей жизни последним, - хочу Вам под конец дать небольшой совет. Парень Вы, как мне кажется, хороший и думать умеете: с логикой и дедукцией у Вас всё в порядке. Знания у Вас тоже есть, и приличные, как я заметила. Только… будьте чуть-чуть поспокойнее на экзаменах, посолиднее что ли; знайте себе цену, короче, учитесь держать себя, владеть собой - это Вам в будущем сильно поможет. Вы, на мой взгляд, излишне подвижный и нервный какой-то: ненужных эмоций много у Вас как у плохого актёра, которые Вас захлёстывают и мешают… А на экзаменах так нельзя, как и в науке той же, в которую Вы стремитесь. Тут надо степенным и солидным быть, предельно спокойным и сдержанным. Иначе всем вашим знаниям и способностям - грош-цена: никто их не заметит и не оценит, если Вы будете вот так же вот вечно дёргаться и истерить, как сегодня вначале нашей с Вами работы… Вы меня поняли, надеюсь? - серьёзно и как-то по-особому ласково спросила она, подчёркнуто внимательно взглянув тогда на Стеблова.
- Понял! - ответил сияющий счастьем Стеблов, исполненный благодарности.
- Ну вот и хорошо, - улыбнулась девушка на прощание, одаривая обезумевшего от восторга парня изумительной белозубой улыбкой. - А теперь идите и настраивайтесь получше на второй экзамен. Ни пуха Вам, ни пера…
39
Героем-триумфатором выбегал в коридор Стеблов - счастливым до крайности, сияющим, гордым - и сразу же бросился разыскивать там дружка Сашку, в суете оставленного и забытого, чтобы поделиться с ним радостью от сданного только что экзамена. Но Сашки в коридоре не оказалось. Исчез куда-то дружок.
«Где же это он? - растерялся Вадик, продираясь сквозь плотную толпу ожидавших экзаменов земляков. - Может, в туалет зашёл - освежиться?…»
Но Сашки не было и в туалете…
Совсем уже сбитый с толку, Вадик вернулся назад и, тихонечко приоткрыв дверь, заглянул ещё раз в аудиторию, из которой только что вышел.
Предположение его оказалось верным: дружок его кучерявый сидел на второй парте дальнего от двери ряда и что-то с жаром объяснял в тот момент лысоватому полному аспиранту - бригадиру приехавших москвичей. Через парту от него Стеблов заметил и Чаплыгину Ольгу, склонившуюся на задачей.
«Когда же это они успели зайти-то? - про себя подивился он, дверь за собой заслоняя. - Ни Ольгу я не заметил, входившую, ни Сашку».
Бурный послеэкзаменационный восторг его, без пользы перебродив в душе, потихонечку пошёл на убыль, вздыбленные чувства гася. Мысленно пожелав обоим своим товарищам лёгких задач и приветливых и добросовестных экзаменаторов, успокоившийся от пережитого Вадик стал настраивать себя уже на следующее плановое испытание - экзамен по физике, который он намеревался сдать не менее успешно.
Ждать ему недолго пришлось: уже минут через десять его пригласили в соседнюю аудиторию, где два молоденьких аспиранта-первогодка физического факультета МГУ проводили с поступавшими в спецшколу школьниками собеседование по своей специальности. Это было именно собеседование, дружеское и непринуждённое, с каждым абитуриентом - без формул, цифр и задач, без карандашей и бумаги даже, - во время которого выяснялись самые общие представления экзаменуемого о строении окружающего мира, знание глобальных законов его, основ существования и развития. Ничего другого от желторотых восьмиклассников требовать было нельзя - при всём, так сказать, желании. Ибо настоящей физики, кроме разве что первых беглых знакомств с основами классической механики, им к тому времени в школе и объяснить-то как следует не успели.
Пригласив Стеблова в аудиторию, экзаменаторы посадили его между собой и поочерёдно стали задавать различной сложности вопросы как два заправских следователя: то что-нибудь про строение Земли спросят, то перейдут на Космос; то опять вернутся на Землю - к расположению её в структуре Солнечной системы, соседям ближайшим и спутникам… Потом его спросили совсем уж простенькое: о соударяющихся шарах различной массы, скоростях и траекториях их разлёта после предполагаемого столкновения. Вадик быстро и уверенно начал что-то там отвечать, но потом, после уточняющего вопроса, не верно им понятого, запутался, занервничал по привычке. Ну и давай нести парням какую-то непотребную околесицу.
Естественно, что ребята-экзаменаторы остановили его, справедливо попросили не спешить с ответом, а лучше попросили вспомнить для начала третий закон Ньютона, напрямую касавшийся данного вопроса, - после чего наш Вадик совсем замолк, словно воды в рот набравши. Он усиленно стал вспоминать третий закон динамики, который совсем недавно им объясняли в школе - и не смог этого сделать: забыл! Вместо него на ум два других динамических закона упорно лезли, при помощи которых их восьмой “А” уже месяц как на уроках задачи решал и которые ввиду этого хорошо запомнились и отложились, были давно на слуху. Последний же - третий - закон, не подкреплённый как следует практикой, вылетел из головы как шарик скользкий, который второпях невозможно было найти, который даже где и искать-то непонятно было… И как ни тужился за столом Стеблов, как ни старался, ни напрягал память, - вспомнить он в тот момент так ничего и не смог, ничего даже близко похожего.
-…Я забыл этот закон, парни, - понимая, что его ждут, через минуту-другую хрипло не то прошептал, не то пропищал он, сдерживая на глазах слёзы. - Нам его совсем недавно в школе рассказывали: я помнил его, хорошо помнил… а теперь забыл.
Стиснув до хруста зубы, зажмурившись как паяц и как гранат разрезанный побагровев за партой, он опять что есть мочи злополучный закон было попытался вспоминать, невесть куда запропастившийся, при этом раздувшись от напряжения так, что сидевшим подле него аспирантам, наверное, даже жарко сделалось как у раскалённой печки… Но и на этот раз он ничего не вспомнил, совсем ничего - хоть плачь! У него, от усталости, вероятно, произошла полная парализация памяти…
- Да ладно! не мучайся ты так! - засмеялись экзаменовавшие его ребята, хлопая его, несчастного, по плечу. - Бог с ним, законом этим! Ты же первые-то два знаешь? - уже хорошо!
- Конечно, знаю! Конечно! - выпрямляясь и широко глазища распахивая, нервно выпалил Вадик, после чего быстро-быстро, сбиваясь и запинаясь на каждом слове, начал рассказывать сидевшим подле него москвичам выученные назубок формулировки двух первых законов классической механики - чтобы хоть как-то сгладить ответом своим последнее негативное о себе впечатление.
- Ну вот, всё правильно, - выслушав нервные объяснения, сказали ему аспиранты дружно, весело переглядываясь между собой. - Два первых закона знаешь твёрдо, прямо как «Отче наш»; и третий закон знаешь - мы тебе верим. Забыл просто, переволновался излишне - вот и всё: с кем не бывает. А сейчас выйдешь в коридор, успокоишься, в себя придёшь - и сразу же вспомнишь… Всё нормально у тебя, всё путём - не волнуйся, главное!
Они взглянули ещё разок на жутко расстроившегося восьмиклассника, распухшего, красного от волнения, и вправду готового разрыдаться, которого им, по-видимому, стало искренне жаль и которого они далее не захотели мучить.
- Всё, можешь идти отдыхать, до свидания, - сказали они ему. - И позови к нам следующего: кто там к дверям поближе стоит…
40
Со второго экзамена, наоборот, Стеблов выходил уже в таком состоянии, в каком пребывают люди, проигравшие в жизни всё, что только могли проиграть, оставшиеся, как говорится, у разбитого и гнилого корыта. Безудержный восторг от математики глубоким отчаянием в нём сменился, которому в обозримом будущем не видно было конца.
В коридоре возле окна он сразу же увидел Сашку, такого же сумрачного и
