тонкое и деликатное, не совсем обычное поручение, не рядовое и не служебное, а сугубо личное. Вот и не хотелось переводить его в формальное русло поэтому, в форму приказов и бравых отчётов о них; хотелось, наоборот, максимально расположить к себе порученца чистосердечной искренностью, сделать его соучастником своей 23-летней драмы и подошедшей к краю судьбы.
-…Потому не хочу, Михаил, - не сразу Кремнёв на вопрос ответил, -…что плохую память по себе я когда-то оставил, чудило грешный, мучил эту девушку целый год своей дурацкой любовью, преследовал. Она меня под конец спокойно видеть уже не могла - холодным потом вся покрывалась и как от чумы шарахалась. Да и теперь не забыла ещё, вероятно, те мои лихие и назойливые ухаживания, от которых меня и самого теперь в дрожь бросает... Вот я и не хочу ворошить прошлое - понимаешь? - причинять ей новую боль. Зачем? Пусть хоть теперь поживёт спокойно и счастливо.
- А почему у Вас с ней не сложилось-то ничего, Максим Александрович, не пойму? - крайне удивился Макаров. - Почему до сих пор живёте один: богатый, здоровый, умный мужчина, - если эту женщину так до сих пор любите? Езжайте сами, делайте предложение и женитесь быстрее на ней: она же не замужем до сих пор, - и начинайте жить вместе, рожайте и воспитывайте детей. 45 лет, поверьте, не возраст…
И опять надолго задумался Кремнёв, не зная что и ответить. Если бы всё было так легко и просто в жизни, как думал его молодой друг, - тогда и любовных трагедий не было бы на свете, вдребезги разбитых судеб, тюремных сроков, убийств и самоубийств на почве ревности и дикой страсти. А их столько плодится из века в век - страстей, смертей и трагедий из-за неразделённой любви: вся мiровая и русская классическая литература о том свидетельствуют, и криминальная хроника...
-…Потому не сложилось у нас ничего, - наконец устало произнёс он, как пеленой окутывая кабинет густым сигаретным дымом и будто не с Макаровым, а сам с собой разговаривая, - что я был пигмеем в те годы, выходцем из рабоче-крестьянской семьи, где копейки всю жизнь считали и жили впроголодь. Я это видел и понимал - свою ущербность тогдашнюю и незначительность, - и здорово из-за этого комплексовал, прямо-таки поедом себя ел, плебей несчастный. Что было - то было: из песни слов не выкинешь. Ну и какая любовь в таком-то моём критическом состоянии? какая семья? Что я мог вообще предложить любимой девушке - чухонец, житель Рязанской области? У меня же не было тогда ничего: ни жилья, ни прописки, ни работы нормальной после окончания МГУ. Всё надо было начинать с нуля, всего самому добиваться. Вот и не вышло у нас ничего, и не могло выйти - по определению.
- Да я понимаю Вас, Максим Александрович: сам через общагу прошёл и знаю, что это такое - чувствовать себя лимитой поганой и никому не нужной. Но теперь-то у Вас изменилось всё коренным образом, теперь-то Вы вон как высоко летаете - не ниже министров! Один во дворце живёте в окружении десятков охранников и слуг, денег у Вас немерено, власти. Теперь Вы и сами барином стали, хозяином жизни. Езжайте к ней смело и привозите её сюда. Уверен, что она с радостью здесь с Вами жить останется. Хотите, я её поеду и привезу? Сюрприз ей сделаю?
- Не надо, Миш, не надо: не до сюрпризов сейчас. Потому что жить мне, скорее всего, совсем чуть-чуть осталось. Какая свадьба, и какие дети, про которых ты говоришь? - когда заказали меня и скоро собираются грохнуть.
- Не понял, кто заказал? - испуганно спросил Макаров, уставившись на шефа как на приведение.
- Нурлан Атанбаев. Знаешь такого?
- Знаю, слышал. А почему он Вас заказал-то?! И кому?!
- Ореховским заказал за то, что я не стал героин у него покупать, о котором они ещё с Гиви договорились. Вот он и взбеленился, гнида, на дыбы встал, затаил обиду.
- А почему не купили-то?! Что вдруг случилось?!
- Да ничего не случилось! Просто не хочу, чтобы эти нацмены вконец обуревшие и обнаглевшие травили молоденьких русских парней и девчат, лишали Россию будущего.
- Господи! О чём Вы говорите, Максим Александрович, о чём?! - затряс головой Михаил, выражая крайнюю форму непонимания и удивления. - Какое будущее?! При чём здесь оно?! Глотать и колоться дурью у молодёжи, да будет Вам известно, элементарно модно сейчас: без наркоты, без “колёс” не обходится ни одна дискотека и праздник. И, по мне, лучше уж пусть молодые оболтусы наши колются героином, чем какой-нибудь синтетической гадостью типа амфетамина, от которого они через полгода отправляются на тот свет. А героин, да ещё разбавленный многократно, - он не так опасен, по крайней мере: это природное психотропное средство, давно и с успехом используемое в медицине.
- И ты туда же, Миш, и ты поёшь ту же песню, которую пел покойный Гиви, - устало отмахнулся недовольный Кремнёв. - Я её слушать и подпевать не хочу, потому что знаю одно: если мы волевым усилием не прекратим травить молодёжь немедленно, прямо тут и сейчас, если не встанем дружно на защиту Родины, - России будет хана. А значит и нам вместе с нею…
После этого какое-то время Кремнёв и Макаров сидели молча, насупившись оба и думая каждый о своём... И первым нарушил тягостное молчание Михаил.
- Ну, заказал Вас Нурлан - и что? Что Вы собираетесь делать и как защищаться?
- Да никак, - устало усмехнулся Кремнёв, потемневшее лицо утирая руками. - Как тут защитишься? Ты же адвокат, сам всё прекрасно знаешь и понимаешь, что в милицию обращаться без толку: там только на смех поднимут, да ещё и мудаком обзовут. Там давно уже всё по сто раз куплено и продано... Буду сидеть и ждать, чем всё дело кончится. Синельников усилил охрану, и строго наказал мне из Абрамцево не выезжать пока без особой надобности. Я обещал это: мне умирать тоже не сильно хочется. Поэтому и прошу тебя съездить к Мезенцевой и снять на камеру её, пока я живой ещё, в здравом уме и памяти. Я хоть через экран на свою первую любовь погляжу и порадуюсь, вспомню молодость, годы студенческие, сладкие и яркие до невозможности. Умирать, не повидав её, не хочется: страшно… А ехать сам к ней пока не хочу, даже и под усиленною охраной. Зачем бередить душу любимой женщины, если мне жить осталось месяц, от силы - два. Кому такой полуживой-полумёртвый жених нужен?...
11
Макаров уже на другой день поехал с шофёром и на машине Кремнёва в подмосковный город Львовский, нашёл там дом и квартиру Мезенцевой и встретился с ней, предварительно договорившись по телефону. Она охотно и без опаски впустила его, солидного молодого человека, представившегося депутатом, провела на кухню и даже напоила чаем. Пока они сидели и чаёвничали, ведя при этом беседу на бытовые темы, шофёр стоял сбоку и снимал их скрытой камерой, спрятанной в барсетку. Минут 15-ть длилась та беседа, после чего гости попрощались с хозяйкой и уехали обратно в Москву, прямиком в Абрамцево.
- Максим Александрович, кричите ура! - сказал Михаил радостным голосом, заходя в кабинет Кремнёва с камерою в руках. - Засняли мы Вашу знакомую и с хорошего ракурса, у окна. Сейчас покажу, что у нас получилось. Давайте мне Ваш ноутбук: буду к нему подключать карту памяти.
Он подошёл к столу скорым размашистым шагом и начал возиться с аппаратурой. Пока возился и подсоединял, рассказывал про поездку.
- Нашли её быстро, Вашу знакомую, предварительно созвонившись. Приятная женщина оказалась: у Вас отменный вкус, - красивая до сих пор, высокая, статная, благородная, на актрису больше похожая, не на историка. Сразу видно - белая кость, не плебейка какая-нибудь и не чумичка деревенская. Впустила нас в дом без опаски, чаем напоила на кухне с конфетами. Подумала и вправду, что я депутат, всё мне от чистого сердца рассказывала.
- А матушки её не было рядом? - спросил Максим, заметно волнуясь.
- Нет, матушки не было, не видел. Гуляла может быть или в магазин ушла. Не знаю, короче… Ну что, подсоединил я всё. Подходите ближе: кино смотреть будем.
И когда Кремнёв вплотную подошёл к столу, он нажал кнопку «Enter», и на экране появилась кухня и сидящая за столом Мезенцева в модном шёлковом платье тёмно-вишнёвого цвета, от одного вида которой Кремнёва бросило в жар и перехватило дыхание.
«Таня, родная, Вы! - мысленно прокричал Максим, у которого от волнения и жара затрещали волосы на голове и даже затряслись мелкой дрожью руки. - Вот и встретились наконец через столько-то лет. Как же я рад Вас видеть!»
Он стоял и смотрел в экран ноутбука с такой нескрываемой жадностью и любовью, словно молодой пацан, что сильно смутил этим своим видом Макарова.
-…Ну ладно, Максим Александрович, - сказал он смущённо. - Вы тут смотрите давайте: запись достаточно длинная. А я поеду домой, чтобы Вам не мешать. Если понадоблюсь - звоните: я на связи. Хорошо?
- Хорошо, Миш, спасибо тебе огромное, - сказал раскрасневшийся от возбуждения Максим. - Век буду тебя благодарить за эту поездку и запись. Молодец! Езжай домой, отдыхай, с женой и детьми занимайся. Мне ты пока не нужен.
Они пожали друг другу руки, и Михаил уехал в Москву. Кремнёв же сел поудобнее в кресло, придвинул к себе ноутбук, перемотал привезённую запись в начало, тряхнул головой от волнения, выдохнул громко, капельки пота с лица смахнул - и нажал кнопку «Пуск»: «Enter» по-английски.
На экране опять появилась его БОГИНЯ в тёмно-вишнёвом платье, которую он смог бы узнать из миллиарда лиц, вероятно, которая мало изменилась за прошедшие 23 года. Всё такая же мощная, крепкая, благородная и красивая дама, гладкая и дородная, в полном соку, которую даже очки не портили, со вкусом подобранные и изящно расположенные на её лице.
«Здравствуйте, Таня, здравствуйте дорогая моя, хорошая! - стал тихо и нежно шептать Максим краями пересохших губ, не отрывая глаз от экрана и не замечая шёпота. - Ну вот и встретились с Вами через столько-то лет. Хорошо-о-о! Мне так хорошо от этого! - Вы даже не представляете! Все эти годы я рвался к Вам сквозь невзгоды и тернии всем существом своим, как рвётся стебелёк к свету, думал о Вас без-престанно, мучился и томился. Столько пришлось всего испытать, столько вынести за стенами МГУ! - не передать словами! Но теперь-то всё позади, теперь мы опять вместе. Пусть пока что так - через экран, посредством видеозаписи. Но это лучше, чем совсем ничего, во сто крат лучше: экран мне не помеха. Я так рад, Танечка, что вижу Вас, что Вы опять где-то рядом находитесь. Рад я и тому, не скрою, что Вы не замужем до сих пор, и у Вас нет детей. Это значит, что Вы свободны и всё ещё принца ждёте, что надеетесь встретить его, чтобы всю себя отдать - до последнего. Вот я и попробую этим сказочным принцем стать; пусть и вторично, со второй попытки. В студенческие годы не получилось, - так может теперь получится…»
Эту запись он сидел и прокручивал много раз, возвращаясь с конца в начало, и при этом наслаждаясь красотой Мезенцевой вновь и вновь, безмерно восторгаясь встречей. До того докрутился, чудак малахольный, влюблённый, что затрещала его голова от волнения и усталости, и резь появилась в глазах, а за ней - и слёзы.
И тогда он, безмерно-счастливый по-детски и гордый, выключил ноутбук и вышел на улицу погулять, проветрить мозги и разгрузить голову. Но утром, едва поднявшись с кровати, он запись опять включил и крутил её снова и снова туда и сюда, забыв про утреннюю пробежку, завтрак и про дела, - зато до краёв
