кто нас станет потом защищать, стариков убогих и без-помощных?
- Мы с тобой люди маленькие, Саныч, подневольные. И не наше дело о политике и здоровье нации думать и печься. Пусть думают те, кому это по штату положено, кто у руля России стоит и большую зарплату за то получает. Только скажу тебе ещё раз, что этот героин нурлановский теперь другие с радостью купят - и большие капиталы сколотят на нём. А мы будем лапу сосать и пускать слюни. Так бизнес не ведут, пойми. Весь бизнес основан на выгоде исключительно: нравственность здесь ни причём и мысли о благе народа. Всем нравственникам и совестникам надо в монастыри идти, а не в мiру болтаться. Покойный Гиви это хорошо понимал - потому так высоко и взлетел, криминальным авторитетом стал, вором-законником. А теперь вот и ты понять должен, коли уж занял его место.
- Гиви Нодарович, при всём моём уважении к нему, был грузин, нацмен то есть, и ему было насрать на Россию, глубоко и смачно насрать! Понимаешь ты это?! Но мы-то с тобою, Слав, - коренные русские люди, рождённые и выросшие на Русской Земле, силой и правдой от неё напитавшиеся, здоровьем. Ты - в Твери, я на Рязанщине. И мы - молодые, крепкие, умные мужики, офицеры запаса оба. Кому как не нам, офицерам русским, грудью и насмерть стоять за свою униженную, обобранную и порабощённую Родину-мать: нам самой Судьбой уготовано воевать, быть ВОИНАМИ. А если мы струсим и в сторону отойдём, не станем спасать Россию ради какого-то бизнеса, - то она погибнет вскорости, исчезнет с политической карты мiра, как сотни и сотни народов уже исчезло до нас, кануло в Лету. Потому что нацмены нас не спасут; наоборот, добьют окончательно…
- Я этих нацменов поганых ещё с молодости ненавижу, с далёких университетских годов, - с жаром продолжил Кремнёв через паузу, очередную сигарету прикуривая. - Потому что пять лет учился рядом с ними, в общаге бок о бок жил, и хорошо изучил их всех, какие они есть в действительности. И хохлы, и казахи, и за-кавказцы те же. Так вот, заявляю тебе твёрдо и недвусмысленно, основываясь на собственном опыте, что суки они все, подлые и хитрожопые суки! Твари двуличные и продажные! Приезжали к нам в Россию, помнится, в Москву частности, за знаниями вроде бы, за неимением своих добротных университетов и институтов, - но нас же при этом и презирали тайно и явно, своих добродушных хозяев, кормильцев и благодетелей. С нами, студентами русскими, не смешивались никогда. Принципиально! Все пять лет обособленно жили, этакими мини-диаспорами. И почему? - понятно теперь, очень даже понятно после развала Союза. Это нам, великороссам, жителям Советской России, преподаватели и партийные лидеры проповедовали и внушали с высоких трибун интернационализм, братство и дружбу народов, солидарность трудящихся. А молодым нацменам в республиках преподаватели в школах и институтах внушали обратное - сугубый и махровый национализм все 70-т лет советской власти. Внушали, что они, нацмены, - это якобы что-то одно: древнее, великое и прекрасное. Мы же, великороссы, что-то совсем другое - мерзкое, низменное и противное; что мы якобы поработили их, и жить праведно и свободно мешаем. Отсюда вытекало и такое враждебно-презрительное отношение к нам: я его хорошо помню.
- А ещё помню, что учились они, нацмены, плохо все до единого - только жрали от пуза все пять университетских лет, по дискотекам и кабакам мотались от избытка денег и сил, да наших доверчивых девчонок портили, девственности лишали их, достоинства и чести. Вот и все их занятия. Какими балбесами приезжали в Университет - такими же и домой возвращались Потому что знания им, дармоедам и паразитам, были и на хрен не нужны. Они, вернувшись на родину, работать не собирались, а собирались руководить. Кем? - спросишь. Да нами же, русскими тружениками. Сколько мы тем же казахам отдали исконной Русской Земли при Ленине и при Сталине в виде щедрого подарка, сколько заводов и фабрик построили, школ, детских садов и ясель, больниц, поликлиник и библиотек. Один космодром Байконур чего стоит, вершина мiровой инженерной мысли, который эти суки теперь приватизировали и три шкуры с нас за него дерут, не зная стыда и совести! Отмыли, одели и обули мы их, дикарей, короче, научили культуре, знания принесли на блюдечке, цивилизацию. Они же при Романовых в каменном веке жили: я это точно знаю из учебников. Пасли табуны лошадей всю жизнь и кониной и кумысом питались, - вот и вся их работа творческая! Спали в юртах, малую и большую нужду прямо в поле справляли, а сраные задницы о траву вытирали, как это кошки и собаки делают. Они и были такими же точно животными, а уж никак не людьми. Это мы их, дикарей, подняли до своего эволюционного уровня, уровня людей, кормили и поили 70-т лет, окультуривали. А они после развала Союза жопой сраной к нам повернулись. Твари неблагодарные! Прибрали к рукам казну и наши богатства, что мы оставили им, а нас самих с территорий своих республик в шею выгнали и захватили наши дома и квартиры даром, имущество. А тех, кто умотать не успел по болезни или по старости, - тех убили. Вот такие они есть в действительности, эти наши меньшие браться, наши соседи южные и восточные: в гробу бы видеть их всех в белых тапках! Я эту их поганую и звериную натуру ещё в МГУ почувствовал всем нутром, что когда-нибудь они всадят нам ножи в спину. И так оно всё и случилось, как я когда-то предполагал - молодой пацан, между прочим…
- Ты посмотри, Слав, что теперь происходит на просторах бывшего СССР, напряги память, - вытащив из пачки новую сигарету, какую уже по счёту, и запалив её, продолжил исповедоваться дальше Кремнёв, очищать от скверны свою сильно занывшую душу. - Включаешь телевизор по вечерам, смотришь в новостях на кадровый состав правительств молодых за-кавказских и среднеазиатских республик, Казахстана того же, - и только диву даёшься! Там уже не увидишь даже и близко родного русского лица. Нигде! Всё сплошь представители титульных наций на всех уровнях жизни - казахи, киргизы, узбеки; туркмены, таджики, азербайджанцы; молдаване, армяне, грузины. И только! Все они захватили власть в республиках в 90-е годы и безраздельно там у себя теперь царствуют. Русских же людей прогнали взашей: их там практически уже не осталось... А ведь их, славян-русичей, столько там проживало везде при советской-то власти. Вспомни! Но всех их местные националисты выжили или убили, захватив добро и жильё. А свои республики превратили в мононациональные государства, где категорически запрещён уже русский язык, выветрен дух русский. Даже и память там запретили о нашем общем, великом и славном советском прошлом: всё давно переименовано и перелицовано на местные языки, обычаи и традиции. Осталась лишь лютая ненависть к нам, оголтелая и тотальная русофобия, которую там усердно и старательно насаждают и культивируют власти…
- А теперь они, эти нацмены поганые, как ни в чём не бывало приезжают к нам - и тут у нас, в самой России уже, хозяйничают напропалую, падлы желто-мордые и хитрожопые! Ведут себя дерзко и нагло на нашей Русской земле, а часто и вызывающе - как тот же Нурлан, - откровенно презирают и унижают нас, хозяев, третируют, да ещё и травят наркотой нещадно, фашисты азиатские, ядрёным афганским зельем! Чтобы мы побыстрее сдохли, значит, пространство освободили им для вольной и сытой жизни. Мешаем мы им до сих пор своим на земле присутствием, земли хорошие и плодородные занимаем, которые они мечтают к рукам прибрать. Макаки двуногие! Сволочи! Скоты!…
- Но что меня больше всего теперь бесит и из себя выводит, Слав, - что эти людоедские планы свои по будущему переустройству мiра, которые сродни гитлеровским, между прочим, они, нацмены, особенно-то и не скрывают. Зачем? От кого? Планы эти на их лукавых азиатских и закавказских мордах отчётливо написаны, отпечатаны как то же тавро, когда они нам свой героин продают и в наших кабаках тусуются. А мы сидим и молчим, втихаря героин скупаем и торгуем им, собственной своей национальной смертью фактически, - чтобы потуже набить карманы баблом, будь оно трижды проклято! Не думаем, чудаки безмозглые, что травим этим наших несчастных детей и внуков, а значит - и наше будущее. Мы ж рубим сук, на котором сидим, сами себя изводим и убиваем!... Бизнес, понимаешь ли! Он, мол, такой - суровый, бездушный и безжалостный! - утешаем сами себя на кухнях по вечерам; или просто обманываем, чтобы жить спокойно, ни о чём и ни о ком не думать, не переживать, глушить и убаюкивать голос совести. Видим же, чувствуем, что что-то неладное творится в нашем Русском доме, - но не связываемся: боимся все. Вот до чего уже запугали и застращали нас инородцы! Всё ждём какого-то дядю, который свалится с неба будто бы и нас всех спасёт, избавит от рабства и унижения, поднимет с колен на ноги… А зачем его ждать-то, Слав, скажи, зачем?! Может лучше самим начать уже подниматься и давать дружный и согласный отпор таким вот Нурланам Атанбаевым и ему подобным гнидам?!...
Бледный как полотно Синельников, к стулу словно плитой бетонной придавленный дружеской откровенной беседой, не сразу ответил на поставленный перед ним вопрос - долго и упорно молчал и сопел, натужно собираясь с мыслями…
-…Да всё правильно ты говоришь, Саныч, - наконец тихо произнёс он, при этом под ноги себе почему-то смотря, не на Кремнёва. - Абсолютно всё верно и правильно. С каждым словом твоим я готов согласиться. Честное слово! Только, знаешь… на очень опасную дорожку ты сегодня вступил, предупреждаю тебя сразу, на которой легко сложить голову…
5
Две недели после того нелицеприятного разговора про Атанбаева не было ничего слышно; ни про него самого, ни про его кунаков дебильных, но наглых и вызывающих. Они вроде как от Кремнёва отстали - обиду забыли, переварили внутри и выплюнули, - и Максим успокоился, духом воспрял. Подумал, что пронесло беду и разборки кровавые - и полностью переключился на работу со спокойным сердцем, отсчитывая до осени дни, когда приедет Вано в Москву, и можно будет уволиться из криминала с чистой совестью, зажить наконец собственной жизнью, по-настоящему близкой ему и родной…
Так он думал и так мечтал, к такому радужному исходу себя настраивал и готовил. Но вышло всё совсем по-другому в итоге: и жёстче, и прозаичнее, и кровавее, как часто и случается в жизни; в жизни, а не в сказках, что предназначены для детей. 30-го июня, с утра пораньше, к нему в кабинет на втором этаже постучался Славка Синельников.
- Саныч! Можно к тебе? Ты не сильно занят? - сказал он, открыв дверь и переступив порог кабинета, а потом подойдя к рабочему столу Кремнёва.
- Заходи, Слав, заходи, - отрываясь от ноутбука, добродушно ответил Максим, у которого было хорошее настроение. - Занят, не занят, - какая разница: для тебя всегда время найду. Проходи и садись, и рассказывай, что у тебя случилось.
-…Да тут… тут такое дело, Саныч, - начал мямлить Славка себе под нос, усевшись перед Максимом на стул. - Не знаю даже, с чего и начать.
- Слав, - рассмеялся Кремнёв, откидываясь на спинку кресла и весело смотря на Синельникова. - Ты мне сейчас 13-летнюю девочку напоминаешь с первыми месячными: точно так же себя ведёшь. Давай, рассказывай смело и громко, что случилось.
- А случилось то, Саныч, - всё также неуверенно и тихо продолжил
