Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть четвёртая

полночного молчанья,
Когда восстанут вдруг в проснувшейся крови
Все неисполненные обещанья,
Все росстани, все горести любви,
Мы встретим их мучительным рыданьем,
Обрадуемся, что ещё живём,
И то, что называли мы страданьем,
Обыкновенной жизнью назовём...»

Вслед за Благининой открыл он для себя и Анну Андреевну Ахматову (1889 - 1966 гг.), и Марию Михайловну Шкапскую (1891 - 1952 гг.), и Римму Фёдоровну Казакову (1932 - 2008 гг.), и Нину Васильевну Карташёву (1953 г.), и многих-многих других прекрасных и светлых русских имён и фамилий. В России гениальных поэтов - не счесть, как тех же звёзд на небе! Ведь ПОЭЗИЯ - это ВЕЧНАЯ и ПОТРЯСАЮЩАЯ РУССКАЯ СЛАВА! Как, впрочем, и всё остальное, духовное и великое: музыка, живопись и балет, наука и техника, ваяние, зодчество и классическая русская литература…

14

Занятия Историей и литературой, близкие и желанные с детства, чуть притупляли и сглаживали внутреннюю нервозность и боль, что овладевали душой и сердцем Кремнёва в лихие 1990-е годы, в период работы у Кавтарадзе-младшего, позволяли на время расслабиться и забыться, ночь хорошо поспать, - однако полностью не избавляли от них, не излечивали. Как не излечивают и не избавляют никакие психотерапевтические занятия от рака, к примеру, или туберкулёза, пожирающего человека изнутри.
Причина болезни и черноты душевной были понятны Максиму: ему категорически не нравилась его тогдашняя жизнь, работа у криминального авторитета Гиви, в частности, становившаяся с каждым новым месяцем всё жёстче, кровавее и опаснее. С приходом в Кремль Бориса Ельцина перебравшийся в столицу Гиви широко развернулся в Москве, организовав в Первопрестольной целую сеть ресторанов, борделей и казино, приносивших ему многомиллионные ежемесячные доходы. Куда, казалось бы, лучше и больше для человека с начальным образованием, не умевшего толком читать и писать?
Но Гиви и этого показалось мало; ему - или его окружению, Бог весть? - вознамерившемуся купить с потрохами страну и стать настоящими хозяевами жизни: чтобы пьянчужкой-Ельциным задницу потом вытирать, чтобы был он у них, бандюков, на посылах… И, задавшись подобной целью, во второй половине 90-х Гиви Нодарович, помимо тайной торговли оружием, привозившимся с охваченного войной Кавказа, плотно подсел ещё и на наркоту - в прямом и переносном смысле. Мало того, что он начал регулярно колоться сам ядрёным афганским героином, напряжение этим снимать, - но он ещё и занялся тайными поставками героина в Москву большими партиями, которые фасовались подпольно в лабораториях на небольшие дозы и потом распространялись по борделям и казино наркокурьерами. Навар от наркоты был огромен, спору нет! Однако огромными были и риски!...

Разумеется, Кремнёву всё это сильно не нравилось, носившему голову на плечах и не терявшему разум. И он предупреждал Кавтарадзе о том, что добром подобные вещи не кончатся.
- А казино и бордели как? - язвительно отвечал Гиви, недовольно морща лицо. - От них мне будет много добра? Погладят меня за них по головке люди?
- Казино и бордели - это дело другое, пойми, принципиально другое, - решительно возражал Максим. - Тут ты только с конкурентами борешься, им залезаешь в карман, а государство стоит в стороне, государству твои кабаки и бордели до лампочки. Торгуя же наркотой и оружием, ты уже как бы на российское государство буром прёшь, подрываешь крепость его и устои. А понравится это Ельцину и его команде, скажи? Думаю: вряд ли. Это - иная совершенно история и иная статья: антигосударственная. А значит против тебя вся государственная карательная машина грудью встанет и ополчится: Прокуратура, Следственный комитет, ФСБ, МВД, Армия. Справишься ты с такой силищей? - подумай. И нужно ли тебе всё это: на свою задницу лишних приключений искать?...

-…Понимаешь, в чём тут дело, Макс? - не сразу ответил Гиви, сигаретой смачно дымя. - Давай я тебе объясню в двух словах, как наша воровская жизнь устроена. Это чтобы ты всё понял от начала и до конца и больше на давал мне в будущем своих идиотских советов… Так вот, ты напрасно думаешь, что от меня зависит, будут мои парни торговать оружием и героином или не будут. Не зависит ни грамма. Поверь. И даже если я им это делать запрещу, допустим, - они меня не послушают: за идиота сочтут, за старого маразматика-пердуна, всего на свете боящегося, - и станут проворачивать торговые дела за моею спиной, набивать деньгами свои, а не мои карманы, не общаковские. А меня однажды прихлопнут как муху - и всё! Потому что я им буду мешать делать бизнес и жить на широкую ногу. Это же очевидно! Так было всегда, так есть и так дальше будет: это - закон жанра... Поэтому мне - хочешь, не хочешь, - а надо прислушиваться к братве и выполнять её пожелания и хотелки; идти в ногу со временем, короче, не отставать, не распускать сопли, не вилять и не трусить. В этом, запомни и заруби на носу, и заключается роль ВОЖАКА - внимательно слушать МАССЫ и выполнять их требования и капризы. Всё! Ничего другого в его жизни нет и быть не может. ВОЖАК не хозяин себе: он - СЛУГА МАСС, СЛУГА НАРОДА, и целиком и полностью зависит от окружения, дальнего и ближнего, и их оценок. Хорошие оценки выставят - удержишься наверху; плохие - тебя тут же скинут и порвут на части. Любого короля делает свита, Макс. Таков, повторю ещё раз, закон нашей бренной жизни... Вот что значит президент Ельцин без своего окружения? - подумай. Ни-че-го! Без команды преданных и послушных людей он - ноль без палочки. А преданными люди будут тогда и только тогда, когда ты их станешь по головке гладить и кормить с золотой ложечки. В противном случае ты им и даром станешь не нужен как ВОЖДЬ: они не пойдут за тобой, не станут тебе подчиняться… Так что, откажись я завтра от торговли оружием и наркотой, - в Москве этого дерьма меньше не станет: другие займут мою нишу. А меня грохнут как ненужный элемент, мешающий нормально жить и работать...

-…Знаешь, я когда на малолетке сидел в Мордовской колонии, - передохнув немного и собравшись с мыслями, продолжил Гиви свои откровения расположившемуся перед ним Кремнёву, - нас там баба-надзирательница по вечерам школьным предметам учила. У неё, как рассказывали, было педагогическое образование до того, как она вертухаем стала. Она и учила нас по просьбе руководства колонии: чтобы мы полными балбесами не были и хоть чего-то умели на воле: ну там сносно читать и писать, решать простейшие арифметические задачи… Так вот, на уроках литературы мы, как сейчас помню, «Капитанскую дочку» Пушкина проходили однажды. Это - единственное литературное произведение, между прочим, которое я прочитал и хорошо запомнил; повторю - единственное. Так-то я литературу на дух не переношу, как и самих писателей. М…даки они все слюнявые и никчёмные, пустышки и фантазёры. Реальной жизни не знают совсем и ничего в ней не добились, как правило, по своей природной слабости и скудности ума, по отсутствию воли и крепости духа. Поэтому-то они запираются в комнатах от безысходности, как тараканы прячутся от живых людей - и фантазируют, по-детски придумывают жизнь, не умея по-взрослому жить и бороться до боли и крови. А вместо того, чтобы встречаться и трахаться с бабами, по-мужски добиваться и удовлетворять их, доставлять удовольствие, а то и счастье женское, - все они занимаются суходрочкой: так дешевле, удобнее и выгоднее во сто крат, и проще главное. Потому что расходов и проблем никаких: достал конец - и дёргай его, любись себе на здоровье. Короче, ну их всех к лешему! - слабаков, сказочников и онанистов! Не моей это стаи птицы.
- А вот Пушкина вашего я зауважал, прочитав его «Капитанскую дочку» от корки до корки. Тут я признаюсь честно. Особенно мне там Пугачёв понравился, которого автор с любовью обрисовал: это чувствуется. Ваш Александр Сергеевич как будто сам паханом был в молодые годы, главарём банды какой-нибудь, - настолько точно и натурально он передал мысли и настроения предводителя восстания… Помнишь, Макс, как Пугачёв однажды, перед самым разгромом уже, предчувствуя свой конец, рассказывал Петруше Гринёву про свою жизнь и судьбу: «Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они - воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою»… Молодец-мужик этот ваш Пушкин, право-слово, молодец! Точнее тут и не скажешь… Вот и я точно так же живу - одним днём и в совершеннейшей тесноте: воли и мне мало, а по сути её у меня и нету. Шаг в сторону сделаешь, влево-вправо, и всё - конец! Поминай, как звали! Засыпаю теперь и думаю: «Ну что, Гиви, ну что, дорогой, сколько тебе ещё землю топтать осталось? И кто из твоего окружения воткнёт тебе первым нож в спину?...»

15

Откровения шефа Максим слушал молча - не перебивал; только изредка хмурился и покашливал. Правда жизни Кавтарадзе-младшего была понятна ему - но не близка и не мила совсем. Потому как у него была в душе своя собственная правда. И заключалась она в том, что тот криминальный мiр, в котором вынужденно болтался Максим с конца 91-го года, был чужд и враждебен ему - и выталкивал его из себя как инородный предмет, как вода выталкивает наружу воздушные шарики. Тихоне-Кремнёву страшно хотелось на волю, хотелось жить в покое и тишине - чтобы ничто не мешало думать, читать, гулять по Москве, писать книги. Он ведь для этого и был создан Господом: для интеллектуальной кабинетной работы, - да заблудился чуть-чуть по молодости, одержимый московской пропиской. А теперь вот мечтает выйти на прямой и праведный путь, самой Судьбой ему предначертанный и уготованный, - да не может сделать этого, крепко опутанный криминально-воровскими путами, будь они трижды неладны!
На это накладывалось и то ещё, что все послеуниверситетские годы он фанатично, страстно и ежедневно думал о вынужденно-оставленной БОГИНЕ своей, о Мезенцевой Татьяне Викторовне. Всё надеялся, всё мечтал, упрямец, предстать пред ней узаконенным москвичом со своею собственной жилплощадью и постоянной пропиской в паспорте, а не временной, как в МГУ. И чтобы сразу же предложить ей руку и сердце, своей красавице дорогой, и после свадьбы сделать и её москвичкой. О чём она, вероятно, тоже втайне мечтала по молодости, жительница Подмосковья. Да только навряд ли сбылась та её девичья мечта: так, наверное, и живёт в своём городишке на станции Львовская.
Долго наш очарованный первой любовью герой шёл к своей цели, страшно долго. После Университета бился как рыба об лёд - и ничего не добился в итоге. Потом и вовсе угодил за решётку, после которой на Центральный рынок попал, где проворачивались большие дела и крутились сумасшедшие деньги… Пять лет в итоге он угробил в Москве, работая у Арсена, хотя и жил уже в шикарной квартире в центре. Однако к Татьяне своей идти торгашом ему совсем не хотелось: это было бы очень смешно и дико одновременно. Да и по-прежнему некуда было её привезти: ведь он до прихода Ельцина в Кремль всё ещё был прописан в Рязанской области… И только после отъезда Арсена в Штаты он наконец-то выкупил у него тут квартиру - но в кредит по сути: деньги в долг Гиви дал… И опять - кабала, опять - обуза, опять приходилось терпеливо ждать полного освобождения от неволи… И только к 40-ка годам, к началу 1995 года, он наконец полностью рассчитался с