Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть четвёртая

всех спецов перед приходом в Кремль андроповского протеже из Ставрополя) кагэбэшники затравили и запугали настолько сильно в итоге, что она до самого краха СССР никуда старалась уже не лезть, ни в какие криминальные разборки и схемы. Их целиком и полностью курировала с тех пор Лубянка, переключив криминал на себя вместе с денежными потоками. Все воровские авторитеты при Горбачёве ходили под ней, платили богатую дань тамошним генералам и прекрасно себя под контролем чекистов чувствовали.
Как на дрожжах поднялся в середине 1980-х годов и Гиви Кутаисский, открывший легальные казино и стриптиз-клубы и бары в Москве под прикрытием КГБ, те же бордели и рестораны, и перебравшийся в начале 90-х годов на ПМЖ в столицу: Краснодар для него стал тесен.
К нему-то и попал под крыло наш запутавшийся и без-правный герой, Кремнёв Максим Александрович, в ноябре 1991 года. Попал потому, что выбора у него другого не было…

3

После памятного разговора с Арсеном, объявившего об отъезде в Америку после провала путча, вернувшийся домой Максим был напряжён и взволнован до крайности и не находил себе места нигде: ни на кухне, ни ванной, где долго мылся, ни в жилых комнатах и на балконе. Весь вечер он очумело расхаживал по квартире из конца в конец, в раскрытые окна стоял и тупо смотрел часами на вечернюю Москву, курил одну за другой сигареты, пытаясь чуть успокоиться и внутренний жар унять, остановить очумело колотившееся в груди сердце. Но это не помогало, увы, не приводило его растревоженный организм в норму... Даже и улёгшись спать ближе к полуночи, он до утра так и не сомкнул глаз: крутился юлой на кровати, скручивая простынь в жгут, и без-престанно сбрасывал с себя одеяло, ставшее от пота холодным, вонючим и мокрым… Разговор с Кавтарадзе сильно ему не понравился, мало того - напугал. Максим как-то сразу почувствовал, что в жизни его и судьбе грядут нешуточные и неприятные перемены, как две капли воды похожие на те, которые ждали его когда-то за университетскими стенами. И справится ли он с ними теперь, сдюжит? - Бог весть. После окончания МГУ вот не справился.
Расставаться с Кавтарадзе ему было и жалко, и тоскливо, и ужасно страшно: за 5-ть совместно-проработанных лет он привык к нему куда сильнее и больше даже, чем к своим университетским товарищам, Меркуленко и Жигинасу, за время прошлой учёбы. А человеческими качествами Арсен заметно превосходил обоих хохлов: он здорово зэку-Кремнёву помог, доверял ему всецело, заботился. Он вообще был чувствительным и заботливым человеком, о чём свидетельствовали его трогательные отношения с женой Викой и дочками, которые вполне можно было бы принять за образец. За его широкой спиной, одним словом, Максим чувствовал себя прекрасно и никакого горя и проблем не знал, как и угрызений совести. Ведь Центральный рынок Москвы хотя и был коммерческой структурой - но под крылом государства. И никакого криминала там, в целом, на памяти Кремнёва не было, как не было там бандитских разборок и смертей. Да и сам Арсен Гурамович, хотя и был выходцем с Закавказья, с диких мест, за время учёбы и жизни в столице достаточно уже окультурился и обрусел, получил хорошую московскую огранку: с ним было приятно общаться поэтому, легко и приятно работать. При ежедневном общении с ним Кремнёв не чувствовал тяжести и дискомфорта, неловкости, страха - тем более.
А с его двоюродным братом Гиви Нодаровичем всё было с точностью до наоборот. Тот был человек необузданный, дикий и дерзкий, а где-то даже и непредсказуемый. Цивилизация и культура совсем не коснулись его, и он ввиду этого отличался от образованного и окультуренного Арсена так же, как бродячая паршивая собака, к примеру, отличается от собаки домашней, лоснящейся и ухоженной, живущей в хороших условиях и у хороших хозяев, которые вовремя кормят и поят её, и на прогулку выводят. Свободы у домашней  собаки нет - это правда. Зато всего остального - с избытком… А вот дикой - абсолютно свободной и независимой - её сестре кусок мяса ещё надо добыть или отвоевать. Как найти и место для тёплого и сухого ночлега. А заодно и подумать, как под случайный удар палки или кирпича не попасть какого-нибудь садиста или дурака из гнусной человеческой породы, или вообще пули. Или на клыки тех же диких собак не нарваться, не терпящих и не прощающих конкурентов… Короче, у дикой собаки одни сплошные проблемы и ежедневная и ежечасная головная боль, как бы целой и невредимой остаться, здоровой, крепкой и сытой; как не сдохнуть от любой случайности под чужим забором в расцвете лет. Отсюда с неизбежностью вытекают колючий и злобный характер всех диких животных на свете и неконтролируемое и непредсказуемое поведение, как и их внешний обшарпанный и заскорузлый вид. Дикари - они дикари и есть. С ними ухо надо держать востро, а лучше, а безопаснее всего держаться от них подальше…

Вот и Гиви Кавтарадзе был таким дикарём - со всем вытекающим отсюда личным набором качеств. Кремнёву было неуютно и неспокойно с ним с момента знакомства, а порой и вовсе страшно. Максим всегда старался при нём плотно держать язык за зубами, чтобы не сболтнуть лишнее. Ведь там, в их криминальной среде, за любое обидное или неправильно понятое слово пускают в дело ножи, и обидчики кровью расплачиваются и жизнями. Там постоянно надо быть начеку и никогда и ни с кем не расслабляться и не сдружаться. Мудрые люди так и делают - и спокойно доживают до старости; и умирают своей, а не насильственной смертью…

4

Не удивительно, ввиду этого, что наш здорово растревоженный и с толку сбитый надвигающимися переломными событиями герой глаз не сомкнул целую ночь после памятного разговора с Арсеном в августе 91-го. Метался на кровати как в лихорадке, мокрые футболки менял - и напряжённо до рассвета думал, что делать ему и куда грести после скорого и неминуемого увольнения с Центрального рынка. Гиви, по словам Арсена, скоро должен будет встретиться с ним и предложить на него работать. И уж если он брату про то сказал, - значит это точно случится. Гиви Кутаисский имел одно несомненное достоинство, которое его, помимо стальной воли, и прославило в криминальном мiре, до небес вознесло: он был человеком слова, и всегда отвечал за слова - порой даже и себе в убыток. Такая слава про него ходила давно, и она соответствовала действительности.
Вот и с Кремнёвым так же произойдёт скоро. Приедет он, допустим, к Максиму в гости по предварительному звонку и предложит работу. И что ему, Гиви, отвечать?... Разум подсказывал угарному рязанцу, что надо отказываться под любым предлогом, ибо связываться с криминалом - любым! - дело очень и очень рискованное и смертельно-опасное. Там ведь все одним днём живут: сегодня на воле, а завтра в тюрьме, а то и вовсе в могиле. Живут, короче, по принципу: “или грудь в крестах, или голова в кустах”; “лучше 33-и года пить чистую кровь, чем 300 лет питаться падалью”. Но воровской принцип этот был идеалисту Кремнёву глубоко чужд, и никак его не устраивал: у него были иные на земную жизнь взгляды и планы.
Однако, отказав Гиви в дружбе и сотрудничестве и сильно этим обидев его, может даже и оскорбив, как тогда дальше жить и кормиться Максиму, у которого по-прежнему нет ничего в Москве - ни своего жилья, ни прописки? А после отъезда Арсена в Америку не станет и работы, куска хлеба то есть. Неужто собирать вещи и книги в мешок и ехать обратно в деревню Бестужево, к полуживой тётке Тамаре под бок, которая, как писали соседи в письмах, уже дышит на ладан и умирать готовится? Ехать и доживать там век одному в её полуразваленной халупе, нуждающейся в капитальном ремонте? Становиться нищим и одиноким отшельником в итоге - и утешать себя тем постоянно, что зато, мол, гордость и честь сохранил?...
Кто знает, может, Кремнёв и сделал бы так, наплевал на предложение Кавтарадзе-младшего - бандита с большой дороги! - если б не мысли о Мезенцевой, которая не выходила из головы, упорно не отпускала сердце. Звала к себе страстно, настойчиво, постоянно, как зовут заблудившегося в пустыне путника миражи! Кремнёв будущей встречей с БОГИНЕЙ СЕРДЦА только и жил все послеуниверситетские страстные годы, на неё всем существом, всей душой настраивался как на спасительное исцеление от болезни, которая мучила его, поедом изнутри ела со дня расставания в Доме Студентов в зоне «Ж». Он верил и надеялся, нет - он точно и твёрдо знал, что обязательно встретит Таню и по-хорошему объяснится с ней наконец. Не так, как он это делал когда-то, в студенческую без-приютную пору. Тогда у него не было ничего за душой, что требуется каждому потенциальному жениху, чтобы осчастливить любимую девушку предложением тихого семейного счастья, покоя, уюта. Отсюда и все его юношеские проблемы и неудачи, многочасовые стояния у двери избранницы, больше похожие на идиотизм. Это не надо теперь повторять - категорически! Иначе итог встречи будет тот же самый, если не хуже того, студенческого... А чтобы было лучше, чем тогда, вернее, солиднее и надёжнее, - ему непременно нужна твёрдая почва под ноги: прописка и собственное жильё в Москве, из наличия которых будут вытекать его уверенность и внутренняя сила, его мужская привлекательность наконец. Для него, иногороднего жителя, это и было раньше, и будет в будущем главным условием встречи. Он хотел, он то и дело загадывал по ночам предстать перед обескураженной и смущённой Мезенцевой гордым и крутым москвичом, а не презренным жителем Рязанской области, да ещё и с отметкой о судимости. Он и планировал это сделать в ближайшие годы - купить квартиру в столице и прописаться туда, а из деревни выписаться с лёгким сердцем, навсегда распрощаться с ней - с постылой прошлой провинциальной жизнью. Но верти-хвост Арсен спутал и перевернул все его планы своим внезапным увольнением и отъездом…

5

Итак, - итожил Максим все “за” и “против” ближе к утру, когда уже за окном рассветать стало, - он становится в позу Байрона и отказывает Гиви, допустим, посылает на три буквы его. И что тогда?... Тогда про квартиру Арсена на Лесной улице надо будет навсегда забыть и быстро оттуда съехать на другую жилплощадь. А делать этого не очень-то и хочется, и это мягко сказано: он к элитному жилью на Лесной привык, что было не удивительно… Но и это - не самое страшное и печальное, что тогда случится. Квартиру ему можно будет и дешёвую купить где-нибудь на окраине, в спальном районе Москвы. Деньги у него на это имеются - заработал на рынке. Самое страшное будет потом, когда он, сделавшись москвичом, останется без связей и без работы. Но со штампом в паспорте о судимости, будь она трижды проклята, с которой его никуда не возьмут без протекции - это как пить дать. Он с этим делом после Университета вплотную столкнулся, когда его, и без штампа презренного, отовсюду футболили.
Времена же наступают смутные в стране, если судить по тому, как срочно бежит из России ушлый Арсен с женой и дочками. И как Максим тогда станет в Москве без денег и работы жить и чем кормить себя и супругу предполагаемую, если тут и впрямь скоро всё затрещит и рухнет, тысячелетней пылью веков покроется? И нужен ли он будет такой безработный, безденежный и без-перспективный москвич вообще красавице и умнице-Татьяне?...