на буксировочный трос и вместе в леерным ограждением и частью носа, последовали вслед на океанское дно вместе с кормой гангстерской яхты. «Арабелла» напугав нас обоих, даже задрала свою корму, но оборвалась с буксировочной пленной привязи. Осталась плавать среди обломков «Черного аиста».
Эти оборванные нашей поврежденной яхты носовые большие треугольные кливера. Мокрые от океанской воды с обломком кормовых крепежей «Черного аиста» с куском носа нашего судна и с грохотом ударяясь под днищем «Арабеллы», вылетели с глубины, где-то сзади ее. Мелькая в штормовых бушующих волнах. Они оторвались от тонущей кормы «Черного аиста», но с опазданием нанеся болезненное роковое повреждеине «Арабелле».
Наша «Арабелла», со спущенным и лежащим слева на палубе большим мокрым главным парусом, увлекаемая штормовыми волнами, буквально проплыла сквозь горящий хаос воды и огня. По головам тонущих морских гангстеров и мертвых плавающих убитых тел. Возможно, некоторых еще даже живых, но оглоушенных мощным сокрушительным взрывом. И понеслась дальше, самостоятельно крутя то вправо, то влево, своим штурвалом по океанским штормовым волнам, потеряв часть носа и все свои кливера. Что болтались за кормой ее и постоянно теперь разворачивали наше искалеченное одномачтовое судно боком к штормовой холодной океанской черной волне.
01: 40 минут. Это было точное время. По установленному мною взрывателю СI-4. Но взрыв все же несколько запоздал. Почему-то. Но это волшебное и чудесное отставание во времени отсрочило и нашу гибель.
***
Нас уносило в штормовой Тихий огромный океан. Непрекращающися кошмарный жуткий шторм и мы были посреди него. Наша яхта «Арабелла», я и моя любимая Джейн. Среди этой кошмарной жуткой штормовой стихии мы были совершенно одни. Без надежды на какую-либо вообще со стороны помощь.
Яхту поднимало на волнах, и швыряло в океанскую бездну. Увлекаемая штормовыми бушующими черными холодными волнами, она неслась по ним тоже к конечной своей последней цели. Унося и нас, туда же к окончательной безвестной гибели двоих друг в друга безумно влюбленных, погибающих от пулевых ранений, и истекающих своей же кровью. Без возможности спастись и хоть, что-то вообще предпринять во имя своего спасения и сделать.
Любимая моя раненая Джейн, вдруг затихла. Прижавшись ко мне и обняв меня. Джейн закрыла свои, закатив под верхние веки черные как у цыганки Рады двадцатидевятилетней латиноамериканки мулатки брюнетки глаза, просто затихла. А я правой рукой и раскрытой ладонью запрыл ей две рядом расположенные по снайперски уложенные в цель на спине глубокие пулевые раны.
Но нужно было что-то теперь делать. Спасать мою девочку Джейн Морган. Надо было для начала первязать ее и обработать ее раны. И сейчас это было делом крайне сложным. С учетом и моего в левую ногу ранения и ощущения уже собственной от потери крови слабости. Все ьбинты и лекарства были внутри корпуса ныряющей в штормовую волну «Арабеллы». Там внизу в трюмном жилом отсеке и в каюте самой моей любимой и смертельно раненой Джейн.
Еще нужно было взять управление яхтой на себя, но это было практически невозможно. Мы оба были ранены. Джейн умирала, и надо было что-то предпринять. Мы могли пойти тоже ко дну, если не перехватить сам крутящийся по сторонам штурвал яхты и попытаться ее выровнять вверх задранной кормой к волне. Искалеченный нос яхты ныярл глубоко в штормовую волну. И наверняка вода заливалась внутрь за саму обшивку искалеченного корпуса яхты. Но носовые уцелевшие переборки спасали ее пока от затопления. Боком было тоже нельзя. Могло перевернуть. Только корма. Но нужно было к штурвалу. А потом, нужно было вниз. Постараться найти ту брошенную внизу на постели Джейн среди разбросанных вещей с бинтами аптечку. И с мазями и лекарствами ее родной матери Стефании Морган баночку и тот чудесный флакончик. Больше мне не на что было уже рассчитывать. Я даже не обращал сейчас внимания на простреленную кровоточащую свою левую ногу. Да и правая не переставая, сейчас снова болела. Я сам был ранен, и мне тоже требовалась перевязка. Из-за всего этого я сильно слабел и даже не знаю смог бы подняться на ноги, да еще в такую штормовую погоду.
Я, решил попробовать. Оставив лежать на палубе мою смертельно раненую Джейн, попытался встать на ноги, но помню, отлетел из-за резкого поворота к бортовым леерам ограждения «Арабеллы» при очередном ударе волн. И упал, снова на палубу. И уже боясь, вообще вылететь за борт, на коленях пополз, хватаясь за все, за что можно было схватиться на палубе яхты руками. Цепляясь за все судорожно мокрыми от холодной штормовой воды немеющими замерзающими пальцами, разбрызгивая текущую с простреленного бедра левой ноги кровь, обратно быстро подполз к моей красавице Джейн. По текущей по палубе с водой ее крови.
- Ничего, любимая не выйдет – произнес я Джейн.
Джейн истекала своей кровью, и я не мог ей ничем помочь, потому что сам был чуть живой, хоть и всему сопротивлялся, как мог.
Но, я еще решил пробраться в каютный заливаемый волнами трюм «Арабеллы» и найти то, что искал. Ту аптечку и бинты.
Моя девочка и любимая истекала кровью и умирала. Но я боялся ее здесь одну оставить. Ее просто бы смыло за борт, и унесло в океан. Который был уже почти рядом с нами. Яхта тонула. Ее захлестывало набегающими сильными волнами. И швыряло как просто легкую древесную одинокую среди этих чудовищных штормовых волн щепку.
Я, вскрыв пожарный один из ящиков и достав оттуда топор. Оборвал им тонкий нейлоновый канат, металлических мачтовых креплений, и перевязал себе левую ногу, снизив кровопотерю. Затем той же веревкой обвязал Джейн, привязав ее за гибкую тела талию к борту «Арабеллы», чтобы ее в мое отсутствие не унесло в сам океан, смыв с палубы.
Я поцеловал ее. Обвязался сам длинным веревочным фалом и пополз на коленях, падая и ударяясь о скользкую деревянную палубу к входу в каютный трюмный коридор. Я отворил вход и сами обе двери.
И заглянул внутрь. Там было полно уже забортной воды. Яхта реально тонула. У «Арабеллы» была отована часть носа и вода постепенно, хоть и не очень быстро, но упорно внутрь заливалась яхты. Она также заливалась через иллюминаторы, что были не закрыты и вообще сейчас все распахнулись настежь.
Это была моя вина. Я так спешил на помощь моей любимой Джейн Морган, что не позаботился о закрытии их. Как и эти чертовы морские гангстеры, тот Рой и Берк, что были последними на «Арабелле». Хоть я и закрыл окна иллюминаторы, но это не меняло своего рокового катастролфического теперь положения.
- Вот черт! – помню, я произнес вслух – Вот я дурак!
Я первым делом бросился их закрывать по всем здесь разгромленным бандитами каютам.
Тут плавали все наши вещи. Мои, Дэниела и моей красавицы любимой Джейн Морган. Они плавали даже в узком длинном самом проходе, выплывая при качке яхты из самих жилых кают. Стены были обрызганы кровью и в пулевых отверстиях. Это так моя Джейн Морган сопротивлялась своим врагам, защищая себя и меня. Тут она пристрелила насмерть двоих морских гангстеров.
Я бросился в Джейн личную ее каюту и схватил лежащюю и чудом сохранившуюся до сих пор апчеку на ее постели, мокрой от воды шелковыми белоснежными простынями, перемаранными моей с правой ноги кровью. Тут же до сих пор лежало Джейн ее черное то вечернее длинное с разрезами по бокам платье. Тут его никто с того момента пиратского грабежа не тронул. Оно было тоже мокрым. Я его как и саму мою девочку Джейн Морган до сих пор помню и это все так и запечаталось в моей памяти с того момента.
Разбросаными плавали в воде, попадав с постели открытыми чемоданы. Под ногами плавали музыкальные Джейн кассеты. И тут же где-то под водой должен был лежать, где-то ее разбитый магнитофон. Но не это меня интересовало, а те самые мази и лекарства моей раненой и умирающей от пулевых ранений мулатки двадцатидевятилетней любовницы и девочки. Перешарив все тут, я все же их нашел. Они были в целости и сохранности. Затем, ломанулся в каюту Дэиниела. Там я нашел лежащую на постели и медицинскую аптечку и бинты. И я выдвинулся в обратном направлении наверх палубы. Как можно скорее оказаться с моей любимой и сделать хоть что-то, чтобы спасти мою двадцатидевятилетнюю любовницу латиноамериканочку.
Я вылез на мокрую заливаемую волнами палубу и пополз обратно у Джейн на коленях. Болели обе ноги, но я полз к ней, своей любимой. Я проделал этот сложный при бортовой такой качке путь обратно. Все было просто как-то машинально и на ощупь.
Я подполз пратически ползком к ней, и она обняла меня оебими своими захолодеми мокрыми в ровном плотном загаре израненными в порезах и ссадинах руками.
Можно сказать, что Джейн была полностью раздета. Это т ее гидрокостюм без рукавов и в, довесок, изорванный и распахнутый настежь, не спасал ее от штормовой холодной воды и самого ночного холода.
У меня тоже мой синий прорезиненный подводный гидрокостюм был поярдосно уже изорван о выщебленную водой и изломанную штормом палубу. Но в отличие от костюма моей Джейн он был толше, и застегнут целиком до самого горла. И я спшил обратно как мог на моих коленях, чтобы успеть, хоть как-то перевязать любимую и прижать ее полуголое девичье истерзанное мучителями врагами тело, к себе согревая собой.
- Любимый – она произнесла мне, еле слышно, цепляясь своими голыми замерзшими и оледенелыми дервенеющими девичьими тонкими черненькими пальчиками за ботовое ограждение правого борта яхты – Не нужно ничего уже. Все заканчивается.
- Что заканчивается?! Ничего еще не заканчивается! Ничего! - я произнес ей, громко и обнадеживающе, хотя сам понимал, что дело конченное. И нам приходит обоим сейчас конец. Если к нам в ближайшее время не
