у морской Богини телу морской соленой воде.
Я словно сейчас терял свой человеческий уже рассудок. Перед своей смертью.
- Джейн! Моя Джейн! Единственная и любимая - я произносил ее имя в бреду и вслух, не слыша сам себя.
Я тянул к Джейн Морган свои руки и улыбался ей, желая обнять свою любовницу и подргу.
- Ты позвал меня, любимый – я услышал вдруг ее голос и, снова пришел в себя.
Она так и смотрела на меня практически, не моргая и прижавшись лицом к моему лицу. Ее лицо было другим. На нем не было синяков и ран. Ни отеков. Джейн была другая. Было все это странным. И она по-прежнему обнимала меня за шею и смотрела на меня, пристально и не отрываясь от моих синих мужских глаз. Ее женские те черные как бездна океана красивые глаза просто сверкали странным каким-то неземным огнем. Я думал, мне мерещится уже все это, как и многое, что я видел до этого.
У меня был снова растущий сильный жар. Во всем теле. И болели снова обе раненые ноги. И ими уже не мог пошевелить. И то, что я сейчас видел, возможно, тоже от жара и бреда. Но на лицо одной женщины почему-то накладывалось лицо другой. Лица раздваивались в моих полуобморочных глазах. Там, где было лицо Джейн была другая. Та женоподобная морская сущность по имени Нагиса.
- Уже утро, любимая - произнес, помню, я ей, выйдя из того бредового очереденого болезненного полусмертного состояния, когда лицо той Нагисы исчезло.
- Я знаю, любимый мой Володя - произнесла по-русски Джейн – Скоро все решиться. Уже скоро.
Джейн закрыла свои глаза, прижавшись своей черноволосой головой к моей голой груди.
- Джейн, любимая. Помощь уже идет - проговорил я, еле выговаривая, чуть ли не по слогам слова. Выдавливая их из себя с силой. Я был, похоже, опять в полусмертном бреду. Не ведая, что мы были невероятно далеки от торговых транспортных путей. И помощи просто не будет. И наши сигналы бедствия нас не спасут. Оставались уже считанные минуты до окончательной гибели яхты «Арабеллы». И все, конец…
- Она скоро прейдет к нам, милая. Нужно только подождать. Нужно, только подождать, милая - повторял я, прекрасно понимая, что нам не вырваться из смертельных, теперь лап этого водяного кошмара.
У меня могло быть заражение крови и неизвестно, когда я снова потеряю свое сознание и даже окончательно рассудок. Надеюсь, быстрее все же утону.
Я прижал ее снова плотно к себе правой своей рукой. Чувствуя, как она выскальзывает из моих онемевших и одервеневших замерзших пальцев. Я подхватил снова ее промеж девичьих ног. И ухватившись за одну из ляжек Джейн. Перехватывая через полненькую ягодицами ее женскую задницу, подтащив Джейн тело на себя. Я захотел снова согреть ее своим теплом. Хоть как-то. Я не понимал тогда, почему она тяжело и смертельно раненая до сих пор еще была жива. И ее миленькое девичье личико уже не такое как было до этого. Ни синяков, ран, ни гемотом, ни отеков. Загадочным образом сверкающие странным глубинным огоньком черные глаза. И кто такая та Нагиса. Да мне и не нужно было это даже знать. Я рад был тому, что видел перед собой мою красавицу и любовницу Джейн. Джейн Морган. Я надеялся на помощь и спасение, отчетливо слыша сейчас в своей голове сигналы SOS!, идущие из недр нашей еще тоже чудом держащейся на волнах тонущей обреченной на гибель яхты. Они громким гулом уже отражались в моей жаром страданий наполненной голове.
Рука пальцами вновь остановилась у ее женского лобка и промежности. Я сжал свою правую полуонемевшую пальцами руку, подхватывая за это место и левую ляжку Джейн. Я подтянул мою любимую вверх к себе, как только возможно ближе. Она сползала постоянно вниз.
Для меня теперь главным было не отключаться и, не терять свое сознание от этого чертового холода и ледяной штормовой воды. От не прекращающейся ни на минуту жуткой в ногах боли от двух ранений. И этого кошмарного гула в голове.
Я замерзал, замерзала Джейн. Нам требовалось тепло.
Я, подтянулся еще раз, еле-еле на левой примерзшей к ограждению борта руке, прижавшись к ним мокрой в воде растрепанной выгоревшими русыми волосами головой. Чувствуя и ощущая холод перильного бортового железа.
Кроме того, я боялся вообще даже закрыть свои глаза. Я боялся того, что может снова случиться то, что я тут увидел, уже между жизнью и смертью. То, что произошло со мной. Толи видение, толи предсмертный кошмар. Кто это был или была? Так похожая, на мою умирающую вот уже так долго смертельно раненую Джейн? Что занималась со мной тут любовью и царапала ногтями мне мою грудь. Нимфа и дриада океана, или вообще, кто? С именем Нагиса?
Я боялся ее возвращения, сам ничего не понимая, что вообще сейчас происходило. Даже если это был бред сумасшедшего и раненого. То я не хотел больше этого бреда. При всех удовольствиях, что получил и даже желал.
- «Нагиса. Кто это? Кто ты такая? Дочь океана? Демон глубин?»- Я думал –«Тебя звал Посейдон своей дочерью» - эта странная болезненная как и мой нестерпимый уже жар во всем теле, мысль одолевала мое сознание –«Ты красивая Нагиса. Но Джейн мне дороже».
Я, сейчас борясь сам с собой, думал об этом. Я умру только с ней и с этой яхтой.
***
Мы оба лежали уже в самой ледяной штормовой воде, и мы готовились к смерти. Я прижимал Джейн к себе, как мог не чувствуя теперь своей правой руки. Как и практически примерзшей и не разжимающейся к бортовым леерным ограждениям правого борта пальцы левой руки.
Мы оба умирали. И умирали почему-то невероятно долго. Наша эта странная смерть невероятно долго затянулась. Это я понимал, но не мог всего тогда обяснить. Все должно было уже давно закончиться, а не длиться так мучительно долго.
Джейн умирала. Но, умирала, почему-то долго. Как и я сам. Что это было такое, я не мог тогда знать и понять. И со мной происходило, тоже, самое. Наша кровь, тогда вытекая из нас, смешалась и исчезла с лакированой выщербленной палубе из красного дерева «Арабеллы». Она впитывалась в палубное дерево, протекая сквозь щели досок, и частично смывалась волнами в сам океан.
Время, казалось, внезапно затормозилось. Или замерло только для меня одного. Это происходило только со мной или с Джейн также?
Начало казаться, что даже штормовые волны двигаются медленней в самом океане и черные облака тоже. Даже летящие водяные ледяные по воздуху в ветре капли пролетают медленнее мимо моего лица.
Что это было, я не знаю. Наверное, уже уходила сама сейчас моя жизнь. Но уходила очень медленно и крайне долго как в замедленном до предела кино.
Мы должны были уже погибнуть, но что-то тогда нас еще держало. Держало на этом свете. Что-то. Что-то необъяснимое и подводило к решающему финальному концу.
Что-то происходило необычное и не совсем вероятное. И со мной и с моей Джейн. И даже самой яхтой «Арабеллой».
Там внизу под нами должна была быть уже целая стая голодных акул, жаждущих скорой поживы.
Этот адский долгий шторм. Эта долгая смерть нас обоих и гибнущая так долго в волнах изуродованная стихией избитая, но еще плавающая на волнах, каким-то неизвестным чудом наша круизная большая яхта. Не желающая, никак тонуть и идти на дно в объятья самого Посейдона. Что это вообще тогда было? Но я ощущал всем, чем только было еще, можно было ощутить, что финал всего этого был уже близок. Подходила сама быстрая и скорая развязка. Но меня уже это тогда не пугало. Мне было в тот момент все уже едино и все равно. Я смирился с судьбой. Я и так ничего не видел хорошего в своей уже порядочно долгой жизни и как русского моряка и как живого человека. И это все, что я сейчас имел, было вот здесь и в моих руках и объятьях. Пусть не так долго, но я жил полноценной счастливой жизнь. С любимой девочкой моей Джейн Моргна и ее родным братом Дэниелом. И этот отрезок такого интересного моего времени заканчивался трагически и вот на этом этапе моей жизни. С этой тонущей в Тихом океане яхтой и с красавицей латиноамерианкой. И для меня уже не было важным, чтобы хоть, кто-то помнил меня или хотя бы узнал, где я погиб и как погиб. Мне не нужна была даже чья-то горькая по мне скорбь. Чьи-то пролитые слезы. Ведь я всю свою сознательную жизнь прожил один без семьи и детей. Так получилось. Ведь не я один такой в мире. Но вот с такой красивой и трагической судьбой только я.
Джейн была все еще в сознании. Она, то теряла свое сознание, то вновь возвращалась обратно.
Она лепетала в бреду про каких-то своих сестер из океана. Она, то закрывала свои надолго латиноамериканки южанки черные красивые глаза, то открыв их, смотрела, не отрываясь на меня, ловя каждый мой жест лица и движение моих синих русского моряка глаз. Точно пытаясь запомнить все это посмертно и навечно.
И казалось, это будет длиться вечно и не закончится никогда.
Еще было и такое ощущение, как сейчас помню, хоть это все можно смело назвать бредом будущего покойника утопленника, что за нами, кто-то наблюдал со стороны и держал на этом свете.
Мы должны были давно уже быть мертвыми, но мы не умирали.
Я сейчас даже не могу, вспомнить сколько раз я приходил в себя и уходил из себя. И снова приходил. И так всю ночь до самого рассвета. В состоянии бесконечного повторения. Как на заевшей пластинке. И этот без конца звенящий, сейчас в радиоэфире из нашей утопленной там внизу внутри радиорубки сигнал о помощи и спасении SOS! Приводил своим громким сотрясающим все простраство вокруг гулом меня в сознание. И я видел ее смотрящие пристально и не моргающие, рассматривающие меня любимой странные уже какие-то с огоньком чего-то иного девичьи влюбленные глаза.
Глаза какие-то уже не совсем, такие как раньше. Хоть и измученные пытками палачей, но уже какие-то другие. Не совсем, похожие, на глаза моей Джейн Морган. Словно на меня смотрела другая уже Джейн или другая женщина.
Которой я не знаю.
