от сделанного. Не хватало завершающего мазка или, лучше сказать, не хватало завершающего деяния. Он все чаще стал задумываться о человеке, который захотел объединить мир, и чуть было не добился своего. Но как взяться за такое, если он далек от владения стихии словом? Оставалось одно: читать других и проникаться магией Мысли. К тому же он мечтал не об изящной литературной штучке, а о прикосновении к тайне. А ее невозможно понять, ощутить хлад призрачных видений былых событий и узреть свет божественного замысла в строгом научном трактате, ибо там можно касаться только непреложных фактов. Дар прозрения возможен лишь у человека, воссоздавшего хотя бы на нескольких страницах, даже в нескольких предложениях, магию сотворчества неземного духа и человека. Значит, нужно писать и ждать озарения. Вдруг тень Александра заглянет через плечо и что-то шепнет еле слышно, так тихо, что не уловит ухо, но поймает его душа?
И вот в один из вечеров пришел такой момент. Понтий Пилат взял стило и вывел на листе пергамента первые слова романа: «Свершилось! 37 тысяч воинов на сотнях разновесельных судов, будь-то боевые корабли, лодки или плоты, переправлялись через Геллеспонт – пролив, отделяющий Элладу от Азии, Восток от Запада, мир свободы от мира деспотии…»
В это же утро он заканчивал главу под названием «Гибрис». В эллинской философии так называется состояние человека, возомнившего себя равным богам.
«Гибрис»
«…Он понял, что это конец с началом третьего приступа.
День начался хорошо. Александр проснулся бодрым, полным желания работать. Дел было много и чрезвычайно важных для молодого, распрямляющего крылья, государства. Утром с вызванными наместниками обсудили вопрос о строительстве новых храмов в провинциях.
- Они будут посвящены богам объединившихся народов, - объяснял задачу Александр. – Не только народы, но и боги перестанут враждовать. Жрецы будут служить своим богам, но в общих храмах, - огромных, прекрасных, полных воздуха и света. (И Александр указал на рисунки будущих сооружений.) Мир для всех должен прийти на Землю.
Наместники громко выразили одобрение идее царя и свое восхищение пропорциями будущих храмов. Отпустив их, Александр занялся делами флота. Готовился невиданный морской поход. Флотилия во главе с Неархом должна обогнуть Аравию и тем самым узнать – не быстрее ли путь из Вавилонии в Египет на кораблях? Если все пройдет успешно - люди и суда выдержат непривычно долгий переход, тогда можно будет совершить плавание к берегам Индии и даже еще дальше, туда, где на Востоке заканчивается суша и начинаются воды Мирового океана… Вдруг он почувствовал большую усталость. Александр с трудом дождался окончания заседания и ушел в свои комнаты. Дурнота не проходила. Чтобы взбодриться, решил принять ванну. Выйти из нее сам уже не смог. На следующий день стало легче. Днем Александр смог приступить к делам. Гонцы безостановочно привозили известия со всех сторон его державы, и он неустанно диктовал распоряжения. Уже строилось двадцать городов его имени – Александрии. Через каких-то десять лет новая страна покроется сетью городов с удобными жилищами и просторными дворцами наук и искусств, где будут собираться мыслящие и талантливые люди всех народов, творить, и думать над тайнами природы и человека. А в новых городах будут расти дети от смешанных браков, обучаться и воспитываться в школах, где с помощью умных учителей впитают в себя мудрость, накопленную народами Запада и Востока. Его космополисы превратятся в питомники новой расы людей – свободных, красивых, сильных, ибо вберут в себя лучшие качества всех народов ойкумены. Чтобы приблизить задуманное, сразу же по прибытии с берегов Инда он приказал тридцати тысячам македонских воинов взять в жены местных девушек. Так зримо соединилась Европа и Азия. Он знал, что за этот поступок его осудило немало соратников. Посчитали, что он спешит. Но что они понимают в беге времени? Жизнь так скоротечна для человека, взявшего осуществить прометееву задачу. Тяжело начинать неподъемное, когда для всех твоя мечта выглядит безумной, и мучительно, пройдя половину пути, понять, что не увидишь цветения заложенного тобою сада. На кого он может оставить завершение своего дела, когда закончится срок его земного существования? Роксана вскоре родит ему сына. Он не ошибся в выборе этого прекрасного цветка. Она даст государству зримый плод единения двух сторон света. Но сыну еще расти и расти. Друзья? Они хороши под его началом, но смогут ли они понести его факел дальше без его присмотра? Он оставил Гарпала хранить царскую казну, а тот бежал с пятью тысячами талантов золота и драгоценных камней. Его поймали и казнили. Чего ему не хватало? Он никогда не был жадным. В детстве, когда они уходили далеко от дома, Гарпал всегда делился взятыми с собой припасами. Говорят, его подбила любовница. Он влюбился в нее, а та требовала доказательств любви. Дорогими подарками, конечно… Глупый Гарпал. Настоящая любовь не требует платы, а предлагает себя в жертву. Кто жертвует, тот и любит. Жертвовать решил Гарпал. Что ж, хорошо. Но не за счет государства! Однако самый страшный удар поджидал его впереди. В Экбатанах болезнь отняла у него Гефестиона…
Кем он ему был? Брат? Друг? Соратник? Советчик? Охранник? Наперсник его тайн и мечтаний? И то, и другое… Все вместе! Со смертью Гефестиона он лишился половины себя. А самое главное, того, кому он с уверенностью мог доверить свое детище – державу. В ярости он приказал распять лекаря Главка. По персидскому обычаю на перекладинах прибивают убийц и выставляют на всеобщее обозрение. Потом, придя в себя, он пожалел о содеянном, как пожалел о казни вздумавшего изобличать тиранию в его лице Каллисфена. Вспыльчивость и нетерпимость – расплата за напряжение долгого похода. Главк не был убийцей, он сделал все что мог. Не его вина, что боги стали мстить ему за неудачу на берегах индийской реки. Он повернул назад вопреки ясному пророчеству в храме Амона. Боги были на его стороне. Он не потерпел ни одного поражения! Его названный отец Филипп в битвах лишился глаза, охромел от раны, перестала действовать перебитая рука, а он в куда большем числе сражений отделался несколькими рубцами… Пусть ушли бы все, кто хотел, а он должен был остаться на месте и, собрав новое войско, даже из местных жителей, идти дальше! Боги бы ему помогли. Македоняне вернулись бы. Сделали несколько переходов, обсохли, устыдились и вернулись. Он же признал свое поражение! Сам, добровольно. Он предал свое предназначение и обманул Великое Доверие. Погиб замысел богов, и он тому виной! И вот наказание пришло к нему. Сбылось пророчество в храме оазиса Сувы. Жрец тогда сказал: «Ты будешь непобедим, пока не изменишь своему предназначению, и тогда Отец твой призовет тебя…» Когда тебе всего 33 года и боги забирают к себе лучших твоих людей, значит, они узрели твой предел… Единственный способ остановить меч возмездия, начать поход к пределам ойкумены снова. И как можно быстрей! Иначе будет поздно.
Вечером Александр вновь почувствовал слабость и жар, к ним прибавилась боль в желудке. Ему дали лекарства. На утро он опять был на ногах. А к ночи свалил новый приступ. На этот раз лекари оказались бессильны. И маги, и жрецы со своими жертвоприношениями тоже. Значит, на этот раз жертвой будет он сам. Боги дали ему исцеление в Тарсе, отвели стрелу в Газе, на это раз его бог-отец зовет его к себе… На свой суд… Ведь у Бога тоже может быть мечта. И осуществить ее на земле Он может только через Человека! Бог дал ему все для этого – силу, ум, обаяние, царство, лучших в мире воинов и верных друзей. Ему же оставалось только воспользоваться дарами богов через свою энтелехию. Он же поддался слабости простых смертных. Для людей это простительно, для него – нет! Поздно, все поздно, все его новые начинания запоздали.
И отходящий дух Александра позвал своих друзей. Последних друзей, ибо в царстве теней нет не только памяти о земном, но и потребности в дружбе.
Александр хотел услышать их последние слова – с чем они остаются на земле. И друзья явились на зов.
Из пелены выступил сильный, мужественный Кратер. Его глаза смотрели строго и спокойно.
- Я делал все, что ты хотел, теперь я свободен!
Следом пришел все такой же гибкий и женственный, как в юности, Протей. Он покачал головой, глядя на беспомощного Александра.
- Как все, оказывается, быстротечно… На пирах я пил вино из радости, теперь буду пить в горести, похвалясь перед собутыльниками былыми подвигами.
Массивный, кажущийся неповоротливым Неарх тяжело вздохнул.
- Без тебя я никто. Даже прекрасной статуи необходим постамент…
Быстрый в движениях, похожий на умудренного старого лиса Кен заглянул в глаза базилевса и сказал задумчиво, будто про себя:
- Он надорвался… Ты хотел невозможного, Александр, а надо, оказывается, лишь одно – дожить до спокойной старости!
Лишь углубленный в себя, задумчивый Птолемей ответил на его немой вопрос. Ответил честно, как отвечал всегда.
- Вот и кончилась наша дружба, - произнес он. – А жаль. Такой больше ни у кого не будет…
И ушел. А вместо него Александр увидел Гефестиона. Но он молчал. Рядом с ним стояли Филота… Гарпал… Эригий… Гегелох… Клит…
Они уже все сказали.
Александр попытался сдвинуть с груди тяжелый, горячий камень. Но он не поддался. Тяжко было дышать. И жгло… жгло сердце.
- Помогите сдвинуть…
Даже Гефестион не бросился помогать. Выходит, и правда в царстве теней все забывается, даже дружба. Тут он услышал мерный шорох. Волны прибоя? Песок, гонимый ветром? Надо открыть глаза и посмотреть. Всего-то, но как тяжко это сделать.
Когда Александр с усилием открыл глаза, то сквозь уже привычную пелену увидел людей, идущих один за другим мимо его ложа. Кто они? Кто допустил их внутрь дворца? Не могли же его друзья затеять пир без него? А люди шли и шли мимо, бросая на него странные взгляды. Уж не тени ли мертвых вырвались из Аида? Он принялся считать. Их были сотни. Значит, мимо проходили дни его похода. Каждый день имел свое особое лицо и вид. Шли молодые и зрелые мужи, бородатые и безусые, в македонских плащах и эллинских туниках… Некоторые плакали, напоминая, что в этот день погиб кто-то из лучших его воинов. И он почувствовал, как слезинка заскользила по его щеке. Больше ему не придется идти в бой и звать своим примером других. Наступил его черед присоединиться к павшим.
Еще он различил горестное лицо какой-то женщины. Но то была явно не его мать. Зато лицо склонившегося мужчины узнал. Пердикка!
И он сказал ему:
- Я не сумел объединить мир… А жаль… Теперь кровь будет литься в веках…
- Нет, - отвечал Пердикка уверенно, - ибо ты оставляешь после себя лучшую в мире армию, способную разбить любого противника.
- Лучше бы я оставил после себя друзей, - прошептал Александр…»
5
Огонь в светильнике горел ровным, почти не колеблющим светом. Ужин стоял на столе нетронутым. Хотелось только пить, и кувшин опустел уже наполовину.
В дверь постучали. Вошел слуга.
- Вы просили отыскать
