обвинительными пунктами, он принялся читать его, даже не взглянув на подсудимого. Но по мере чтения прежнее равнодушное, слегка презрительное и тусклое выражение лица стало меняться, уступая место удивлению. Неспешно дочитав до конца листок, Пилат вновь свернул пергамент и только тогда посмотрел на осужденного.
- Спроси его, - обратился прокуратор к чиновнику, - знаком ли он с обвинениями?
- В общих чертах, - перевел тот ответ.
Пилат понимающе кивнул.
- Тут сказано, что он смущал народ небылицами. Например, вещал, что раз люди равны перед Богом, то равны между собой. Какое отношение эта глупость имеет к нам?
Чиновник пояснил:
- На этом основании Синедрион думает, что мы осудим его по закону об оскорблении божественного величия цезаря. Ведь цезарь здесь, на земле, почти равен богам и никак не может быть равен прочим людям.
- С чего это они озаботились божественным величием нашего императора? Насколько я знаю, их вера отрицает чью-либо божественность на земле, в том числе и кесаря. Чем же досадил им арестованный на самом деле?
Пилат еще раз прочитал обвинение и… рассмеялся.
- Он проповедовал равенство всех людей перед богом! Ну и страна! Только здесь можно отыскать подобное. Переведи ему…
И Пилат снизошел своим взглядом до пленника.
- Ты никогда не замечал того, что уличная шавка при встрече обязательно облает породистого пса, а тот обычно не отвечает на лай? Уже здесь, в бессловесных и бессознательных животных, заложено неравенство. Когда породистая собака презрительно отводит морду, не отвечая на брань, это заставляет ее делать порода. А дворняга лает из зависти, хотя, если бы такой шавке дали возможность называться породистой, надели бы дорогой ошейник, помыли и накормили, то она все равно не смогла бы удержаться, и на лай ответила бы лаем… Неужели ты думаешь, что боги не отличают людей друг от друга, талантливого от бестолкового, ленивого от работящего? Глупо все, что ты делал. И никчемно. Ты хотел, чтобы у каждого породистого пса торчали уши и хвост дворняжки?
Пилат и самому себе не смог бы объяснить, почему его потянуло на философствование с этим темным человеком. То ли от однообразия будней, лишенных и намека на красочную жизнь Рима, или от давнего раздражения иудеями, постоянно выталкивающими из своей среды разномастных пророков, готовых учить чуть ли не весь мир, но не способных овладеть элементарными положениями аристотелевой логики. Как истинному римлянину Пилату претили фанатизм и невежество. В юности он, подобно другим юношам из обеспеченных семей, имел в доме учителя-эллина, обучавшего его основам риторики, логики и философии. Парсидос из Фив… Его привезли в Рим вместе с другими рабами из разгромленной легионами Суллы Греции. Ему повезло – его взяли учителем в дом и не пожалели об этом. Парсидос умел занимательно рассказывать про Диогена и Сократа, Аристотеля и Платона… Прошли годы, и, когда он получил свободу, то остался в Риме и продолжал свое ремесло – обучать таких, как юный Пилат. Он объяснял необходимость философии так: человеческий ум слаб, а мир, открывающийся перед ним, огромен, просто необъятен, потому люди придумывают простые умственные конструкции, сводящие всю сложность мира к нескольким всеобъясняющим формулам. Лишь отдельные, очень смелые личности пытаются заглянуть за отделяющие нас кулисы, нащупать истинные ответы на вопросы, которые так или иначе задают себе люди. Но обычные люди, поняв, сколь далеко заводит поиск ответа, пугливо сходят с пути, чтобы никогда уже не возвращаться на чересчур длинную, непонятно к чему ведущую дорогу. Парсидос же учил смело глядеть в лицо этим вопросам, как это делают солдаты на поле брани… Да, нам не дано знать, что происходит после смерти, и мы никогда не узнаем, как сосуществуют боги. Соперничают ли они между собой, стараясь увеличить свою власть над племенами и народами, не вмешивая в свои распри людей, или, наоборот, подстрекают к войнам народы? Ведь чем больше людей поклоняются божеству, чем больше приносят ему жертв, тем сильнее и благополучнее оно должно быть! Иудеи это понимают. Они утверждают, что их бог спускался к ним и завещал блюсти его интересы, обещая взамен какие-то невиданные блага. С тех пор местные жрецы всемерно пекутся о безусловном влиянии своего Властелина. Еще бы! Чем сильнее их бог, тем могущественнее они сами! От этого проистекает их ретивость к соперникам… Впрочем, это везде так. Жрецов во всем мире интересует не столько истина, сколько их положение. Вот только ни одно верование не порождает такого количества проповедников, как здесь, в Иудее. В Элладе философов рождает интерес к устройству вещей и явлений, а здесь - готовность объяснить, что думают об их земных делах боги. (Ах, забыл, у них ведь один бог! Опять нелепица! Даже бог иудеев, заключая договор с их прародителем Авраамом, требовал, чтобы тот не поклонялся другим богам, кроме него. А зачем требовать этого, если бы других богов не существует?) И откуда в этих проповедниках такая уверенность, что их богу есть до них дело? Они же уверенно, без смущения, говорят от имени своего Бога! И вот перед ним впервые стоял один из таких «пророков».
Пилат, скрестив руки, остановился перед осужденным, разглядывая его лицо.
- Мне в таких людях претят слова. Слова, тайную силу которых познали иудеи. Слова, которыми торгуют направо и налево, - сказал прокуратор, оборачиваясь к чиновнику, - Возможно, это самый выгодный вид торговли. Продавать слова, а взамен получать деньги, почет, власть. К тому же, слова такой товар, который никогда не кончается и его всегда можно пополнять и перелицовывать.
- Однако подсудимый не похож на прочих торговцев словами, - осмелился возразить чиновник.
- Пожалуй… Переводи. Ты действуешь так, будто знаешь истину. Тогда скажи: что есть истина?
Подсудимый что-то тихо ответил.
- Что он сказал?
- Сказал: истина в любви.
- В любви? К женщине что ли?
Чиновник пожал плечами.
- Он явно не хочет говорить. Допросить его с пристрастием?
- Допытываться, что есть истина или что понимать под любовью?
Пилат махнул рукой.
- Мы будем выглядеть смешно. Возможно, он слышал это от философов Эллады. У некоторых понятие «эрос» имеет основополагающее значение… Почему у вас столь часто появляются бродячие проповедники? – вновь обратился Пилат к странному человеку.
Арестованный с видимой неохотой разлепил сухие губы, но стал говорить уже громче и отчетливей.
- Бог даровал свои заповеди людям непосредственно и завещал блюсти то, что вы, римляне, называете «моралис». Через законы Бог дал Человеку цель и задание на земле. Они его судьба. Об этом надо напоминать людям.
- А о чем ты напоминал?
Арестованный испытующе взглянул на прокуратора и ответил:
- Что человек создан Богом, и потому каждый из людей ответственен перед Творцом. Выполнить свое истинное предназначение, пройдя все искушения и испытания, чтобы вновь подняться к Богу во всей силе отпущенных возможностей, вот что должно двигать каждым. А не корысть, не суетные мирские дела, не войны…
- Не спорю, это достойная проповедь. Тогда почему ты проповедуешь только среди своих, да к тому же темных людей? Почему не идешь к финикийцам, вавилонянам, египтянам?
- Я хочу… хотел… попробовать свои силы здесь, где не надо объяснять, что такое завет Творца. У других народов нет понятия Завета. И если бы я был услышан здесь, то тогда пошел дальше с проповедью мира и любви.
- Ах, вот про какую любовь он говорил… Он сам женат? Есть семья?
Ответил чиновник.
- Нет.
Пилат уже с интересом посмотрел на осужденного. Перед ним стоял молодой еще человек, променявший любовь к женщине на любовь к человечеству. Что ж, и такое возможно в этом мире. Вот только не надо было лезть в дела истинных властителей этого мира…
- И ради достижения своей мечты ты захотел стать царем?
- Царствие мое не от мира сего, - ответил пленник.
- Неужто он считает себя патрицием духа? – пробормотал прокуратор. – Хотя… Он и впрямь выделяется среди этих фанатиков.
- Дух твой может быть в другом царстве, - обратился Пилат к подсудимому, - но замыслы твои земные и, чтобы принудить людей жить по твоим законам, надо иметь власть, а с ней и силу принуждения.
- Сердце человека не подчиняется власти.
Пилат в задумчивости прошелся по зале. «Тут он, пожалуй, прав. Тиберий поставил себе множество статуй, и еще больше нагнал на всех страха, но любовью к императору никто не проникся».
- Своим учением он напоминает мне Сократа, - сказал, обращаясь к чиновнику, Пилат. – И того к смерти приговорили свои же сограждане. Таков, наверное, удел тех, кто пытается исправить человеческую природу. Опасно указывать людям на их несовершенства. Но мне не хотелось бы оказаться причастным к смерти философа. Сумасшедшие не страшны Риму. Да и дело его смехотворно. Переводи. Жалко отдавать тебя толпе. Она того недостойна. Я спасу тебя!
И Пилат стремительно шагом покинул кабинет.
Отсутствовал он довольно долго, подсудимый и чиновник продолжали недвижно стоять посреди комнаты в терпеливом ожидании. Наконец послышались шаги хозяина дома. Его словно подменили. В комнату ворвался ужаленный змеей зверь.
- Толпа хочет его смерти! Конечно, их науськали и все же… Переведи: взаимной любви не получается, собравшиеся хотят твоей смерти.
Выслушав перевод, подсудимый остался спокойным. Как бывшему солдату это понравилось Пилату. Принять смерть достойно может не каждый. И глядя на смертника, Пилат и себе приказал успокоиться.
- Вот мы и подошли к решению вопроса, что есть истина? А истина в том, что мир наш соткан из добра и зла. И эти две противоположности не могут существовать друг без друга. Они переплетены подобно ковру искусной работы, где нельзя изъять одни нити, не нарушив весь рисунок. Умножая добро, люди невольно творят зло. Чтобы построить дом, необходимо срубить живые деревья. Чтобы поесть мяса, нужно убить животное. Чтобы молодежь входила в жизнь, необходимо, чтобы старики умирали…
- Так было не всегда, - молвил пленник.
- Откуда нам известно, что было и чего не было прежде? Из книг и легенд? Но это все можно подделать или превратно истолковать.
И вновь пленник заговорил на своем гортанном наречии и переводчик бесстрастно перевел услышанное.
- Людей подлинно объединяют не книги или жажда благополучия, а вразумление свыше. Ныне оно утеряно. Надо вернуть им смысл жизни, единый для всех на Земле.
- Ты хочешь сделать то, чего не смог сделать Александр Македонский! - воскликнул Пилат. – Ты хочешь объединить человечество! Как же ты хотел исполнить свои мечты, не имея силы? Где твой меч?
- Мой меч – Слово, - тихо, но твердо произнес арестованный.
- А-а, я же говорил! – восторжествовал Пилат, обращаясь к чиновнику. – Очередной торговец словами! Впрочем, нет, не торговец, больше - сеятель иллюзий! Завоеватель не земель, но душ! Переводи. Одними словами ты не убедишь людей, нужны доказательства. А их у тебя нет! Есть лишь вера в то, что твоя правда лучшая и единственная. А вера должна покоиться на мече, ибо нет лучшего доказательства, чем сила! Стада без пастуха не бывает. А пастуха – без палки. Что человек, что овца – видят лишь то, что перед их глазами, и только пастух, только он один, знает, где лучше пастись стаду.
