опоздал.) Я хочу быть твоей опорой. Возьми и обопрись на меня смело, если и свершится какое зло, то сначала оно встретится со мной!
- Меня возьми… - поспешно вставил Шимон.
- Что ж, - сказал Учитель, - может и удастся отвести удар. Идите, сыщите, друзья, мечи или какое другое оружие и принесите сюда.
- Неужели кто-то может напасть на тебя? – удивился Шимон.
- Кое-кто считает, что сила – лучший способ ведения спора.
- Найдем! – в восторге прокричал Иоанн. – Меч! Да, меч – вот ответ сильнейших. Идем, Шимон. Мы скоро, Учитель!
И оба ученика растворились в темноте, а Учитель устало прислонился к стволу ближайшего дерева. Он не мог сказать себе ни да, ни нет, он просто ждал приговора судьбы, впервые переложив ношу со своих плеч на чужие. И ждал, что выйдет.
Вдруг совсем рядом послышался шорох. Он обернулся, готовый со спокойствием встретить и врагов, и друзей. Перед ним стояла Мариам. Бледная, дрожащая, одинокая, почти обреченная... Как он сам. У него защемило сердце.
- Я все знаю, - промолвила она.
- Что знаешь?
- Что кто-то может тебя предать.
Он улыбнулся и покачал головой.
- Я хочу быть с тобой, - прошептала девушка.
- Нельзя. Здесь мужские дела. Ступай и спи спокойно.
- Не гони! Я предчувствую недоброе. Женщинам дано предчувствовать… Я хочу быть с тобой… всегда. Раньше бы я не посмела сказать того, что говорю сейчас. Но именно ты первый назвал меня сестрой, а меня считали лишь достойной ублажать мужчин. Ты открыл мне свой мир. Он светел и добр до неправдоподобия. Но раз он есть в тебе, значит может быть и в других. Я готова верить в это.
В ее горячечном шепоте он слышал то, чего он так ждал от своих учеников. И нежность заполнила его сердце. Хотелось броситься к Мариам, поднять ее на руки, крикнуть всем: «Вот! Вот кого я оставляю здесь после себя! Любите ее, как я люблю ее!» Но трезвая мысль без усилий брала верх, и руки опускались, и мышцы вновь деревенели. Для этого мира она была лишь женщиной. Почти блудницей – ничем…. А Мариам все шептала свое: «Я хочу быть с тобой!»
- Тебя ждет Иоанн, - сказал он мягко. – Иди.
- Не хочу.
- Ты ведь любишь его.
- Раньше – может быть, а сейчас… не знаю, нет, не люблю. Просто хотелось тепла и нежности, и все. Он… он… какой-то опасный. Как молодая ядовитая змея. Он любит меня и тебя, но как-то по-своему, пока есть потребность в нас.
- Молчи. Не надо. Пусть уста не говорят, что ощущает сердце.
- Я боюсь… Вокруг тебя что-то происходит. Я боюсь этого города, людей, что нас окружают, толпу, перед которой ты выступаешь… Когда мы странствовали, нам было лучше. Мы знали куда идти, хотя шли наугад. А сейчас мы чужие здесь… И какие-то потерянные.
- Молчи, Мариам, молчи, - почти беззвучно молил он ее. - Все идет так, как это и должно случиться. Все предопределено. Чтобы не случилось, я верю – ты меня не покинешь. А теперь иди. Мне нужно побыть одному.
Невдалеке послышался шорох приближающихся шагов и треск отодвигаемых веток.
- Иди, - повторил он, - нас не должны видеть вместе.
И Мариам покорилась.
Возвращались Шимон с Иоанном, неся что-то завернутое в покрывало. Спеша, путаясь в складках, они развернули сверток и на землю упали два старых, зазубренных меча. Исус сгорбился, будто вновь принял на себя невидимый груз.
- И довольно, - сказал он. – А теперь оставьте меня на время. Я помолюсь один.
- Нам боязно оставить тебя одного в этом пустынном месте, - возразил Шимон, – мы бы хотели побыть где-нибудь рядом.
- Хорошо. Оставайтесь здесь, как стража на посту, а я отойду подалее и чуть что позову вас.
Шимон с Иоанном согласились и, забрав мечи, встали под деревом. Учитель же пошел вглубь сада и тут, средь ночного покоя и прохлады, остро ощутил, что в Палестину давно пришла весна. Земля и все живое вокруг издавало тот особый, свежий, утонченный запах, что возможен лишь весной, в пору прибывающих, пьянящих сил природы. Каждая травиночка, скрытая теперь от назойливых людских глаз, излучала радость и любовь. Мир торжествовал, купаясь в соках своей юности. И ему стало невмоготу. Он упал на колени и стал истово молиться.
- Отец наш! Господи! Да минует меня чаша сия! В чем я повинен, кроме жажды правды и добра? Отчего от злых людей и злые псы шарахаются, а каждый камень на дороге – для добрых? Неужели в гордыне своей я замыслил сделать то, что под силу только Богу? Но разве человеческое не дело человека? Господи! Отец наш! Не смерти боюсь, ведал на что шел. Не страх меня мучит. Но если б я после мучений и смерти мог вернуться на землю продолжить свое дело. Господи! Не пробились колосья. Все зря! Жизнь, бессонные ночи! За что так? Неужели людские души столь глухи, что не тихое слово, а окрик лишь готовы услышать? Если на кресте распнут – за что муку держать буду?..
Тело Исуса обмякло, плечи поникли, голова склонилась на грудь. Он долго стоял на коленях, и ветер беспрепятственно шевелил пряди его волос. Затем он поднял голову и опять стал вопрошать звездное небо.
- Бежать? Но тогда тоже смерть. Смогу ли я после этого проповедовать, звать за собой? Нет! Иоанн Креститель умер, и народ поверил в него. Без смерти нет веры? Неужели и мне это предстоит? И я открою чьи-то глаза? Возможно ли? Но пусть будет не чего я хочу, а чего хочешь Ты!
Он встал, распрямился и долго вдыхал с закрытыми глазами ночные запахи земли. И в этот миг он был по-настоящему свободным человеком – он мог выбрать любой путь из самых желанных для свободного человека.
Еще раз он вздохнул полной грудью упоительный воздух и медленно пошел назад, к ученикам. Под тем же раскидистым деревом, положив мечи у изголовья, мирно спали Шимон и Иоанн. Никто не слышал его молитвы. Кроме Мариам…
2
Учитель нагнулся и тронул за плечо Шимона. Тот зачмокал во сне губами, попытался было перевернуться на другой бок и тут же проснулся. Оторопело поглядел на склонившегося Учителя и мигом вскочил на ноги.
- Шимон, ты спишь? Неужели ты не мог пободрствовать один час? – укорил его Учитель.
- Не знаю, как получилось… бес попутал, - начал оправдываться Шимон. – Сейчас разбужу Иоанна.
- Не надо, - сказал Учитель, но Шимон уже изо всех сил тормошил товарища.
Чтобы не принуждать Иоанна к оправданиям, Учитель отошел в сторону. Ученики еще долго шепотом переругивались между собой, обвиняя друг друга, пока подозрительный шорох не привлек их внимания. Они ощетинились, как сторожевые псы, сжимая в руках мечи.
- Надо проверить, что это, - сказал Иоанн.
- Не нужно. Если человек, то сам подойдет, - сказал Учитель.
Но ученики уже не слышали этих слов, в рвении помчавшись вперед на подозрительный шум. Послышались громкие, возбужденные голоса, и перед Учителем вновь предстал Шимон.
- Это Иуда. Хочет поговорить с тобой.
- Пусть подойдет. А вы оставьте нас.
Иуда вошел из темноты.
- Я к тебе, Исус, - молвил он.
- Ты хотел сказать: «За тобой?»
- Что ты… что ты, - замахал руками Иуда. – Я пришел оттого, что ты удивляешь меня до крайности. В чем дело, равви? Почему ты здесь? Я посчитал твой ужин прощальным перед дорогой…
- Да, прощальный… перед дорогой по ту сторону зла.
- Но отчего так? Беги, Исус, беги! Утром за тобой придут они.
- Куда бежать? Я не хочу петлять, как заяц от страха, по дорогам Палестины. Может, тебя послало само провидение – подвести к пределу…
- Ах, как ты жесток ко мне, Исус! Ты делаешь из меня то, чем я не являюсь – предателем! Никто, никто не понял тебя. Ты имел дело с глупцами. Продам тебя не я. Распродадут твое учение другие. И память о тебе сделают источником благополучия. Добро… добро, твердишь ты. Лишь собаки и дети понимают, что такое добро. А люди уже искушены. Ты звал искушенных, Исус, а им одно нужно – выгода! Учитель и ученики! Хе! Вечная история, когда учитель учит, а ученики кивают… Один только я понимал тебя по-настоящему. Один только не мечтал о возвышении через тебя!
- Не преуменьшай свои желания.
- Опять ты не веришь мне.
Иуда вдруг заплакал.
- Не уличай мою душу во лжи. Может, во мне рухнул целый мир. Я хотел познать истину, а познал лишь унижение себя. Давно некий приезжий эллин рассказывал, что у него на родине есть люди, избравшие своей профессией познание мудрости во всех ее проявлениях. Их зовут философы. Они нанимаются в дома богатых и учат детей и взрослых. Другие бродят по городам и беседуют с любителями мудрости. И за это их кормят и одевают! И я понял – это мое! И я хочу того же: бродить по разным местам, впитывая новости, беседовать и слушать других умных и знающих людей, чтобы проникать в суть явлений. И когда я встретил тебя – решил, что и в нашей глухомани может быть такое же, как у эллинов. И я пошел с тобой учиться, чтобы поумнев, учить других. Разве это не прекрасное желание? А чем все кончается? Проклятая Иудея…
- Это потому, что ты никогда не верил в меня, - устало поговорил Учитель. – И не надо слез, ты свое уже выстрадал.
Но Иуда продолжал плакать, как маленький, размазывая кулаками слезы по грязным щекам.
- В твоих глазах я ничтожество? Один только я, да? Но смотри: все спят, - бормотал он. – Все спят! Никому нет дела до Исуса, только Иуда не спит и мучается.
- Полно, полно, Иуда, - увещевал его Учитель. – Все идет по кругам своя. Когда вернешься домой, то рассказывай всем о том, что слышал от меня. Может быть, в ваших местах найдется тот, кто поверит в меня. Прощай!
Иуда потянулся к нему, обнял и поцеловал в плечо.
- Прощай, Исус! – молвил он.
И в тот же миг из кустов раздался зычный голос, расколовший тишину.
- Вот он!
Иуда в страхе отскочил, Учитель же остался один под деревом, и вспыхнувшие факелы озарили багровым светом его окаменевшую фигуру.
- Хватайте его! – приказал тот же голос.
И храмовые стражники кинулись вперед. Им навстречу бросился было Шимон и следом чуть замешкавшийся Иоанн, но Учитель сделал знак им уйти и, чтобы скорей решить исход дела, сам шагнул навстречу стражникам. За Шимоном и Иоанном кинулась погоня, и им, чтобы легче было петлять среди деревьев, пришлось бросить свои мечи.
Город спал. Коротенькая суета в зарослях запущенного сада не потревожила покоя даже постояльцев гостиницы. Деревья спокойно взирали на развернувшиеся под их ветвями события, а вдали от скуки лаяла собака.
3
Назаретянину быстро и ловко скрутили веревкой руки. Заметив среди стражников фарисея, Исус с усмешкой спросил:
- Что же вы пришли сюда в темноте вязать меня, когда могли спокойно сделать это в любом из молитвенных домов, где я проповедовал?
- Молчи, разбойник, - огрызнулся тот. – Тебе еще хочется осквернить наш Храм…
- Достойный ответ для тех, кто послал тебя, - подвел черту Исус.
Удостоверившись, что веревки надежно сковывают движения арестанта, его повели из сада. Но стражники не заметили, как два человека, крадучись, проследовали за ними, не выпуская из виду арестованного. Одним из них был Шимон (Иоанн куда-то исчез), другим был юноша с клеймом раба на плече. Они крались, сначала не видя друг друга, но более осторожный Шимон, наконец, заметил странного напарника. Поначалу испугавшись, он бросился в густую заросль кустарника и оттуда стал наблюдать за безмолвным черным привидением. Но, убедившись, что человек сам боится быть замеченным и его нечего опасаться, Шимон выскочил из укрытия. Двумя большими
