закончится. А мы про милосердие людям толкуем. Может, и нам помазать дом сей кровью агнца?
- Зачем? Этот обычай уже не в ходу.
- Чтобы… Впрочем, ладно.
- Что ж до милосердия… так Учитель сам нам притчу про зерно и плевелы рассказывал. Плевелы надо отсеивать.
- Остается спросить: с кого начать?
- Ты о чем?
- Да так… О своем.
- Почему ты не идешь обедать? – спросил Хоам, вставая.
- Не хочу.
- Ты, я заметил, любишь иногда быть один, как Учитель. Только он делает это для того, чтобы побыть наедине с Богом, а ты – не знаю.
- Поверь мне, Хоам, с людьми незачем рассиживаться подолгу, достаточно переговорить накоротке.
- Вот как! А я порой не могу понять даже тех, с кем долго нахожусь рядом.
- Например? Кто же они?
- Ты… Иоанн… Учитель.
Иуда коротко хохотнул.
- Это оттого, Хоам, что ты в других ищешь всегда одно и то же, а находишь разное. Тебе кажется, что мы все идем одной дорогой к одной цели, с едиными помыслами и желаниями. Ты ошибаешься, Хоам. У нас тринадцать дрог и тринадцать целей. А мыслей и желаний вообще несчетно.
- Разве наша цель не в освобождении народа от греха и заблуждений?
- Наши цели не в словах, а внутри нас. Наша цель точно такая же, какие мы сами. Остальное – шелуха.
- Твои слова все равно, что жало, - сказал Хоам мрачно.
- Тогда не слушай, - ответил равнодушно Иуда.
- Лучше я спрошу об одной вещи у самого Учителя.
- О какой вещи? – живо обернулся Иуда.
- У меня сомнение… но ты лишь подпустишь яду.
Иуда опять хохотнул.
- Яд не только калечит, но и лечит. Я как та пчела, что может укусить или дать меда. Ну, скажи мне, что у тебя?
Хоам еще раз взвесил «за» и «против» и, наконец, решился.
- Мне бы хотелось узнать: может ли так статься, что ни разу не грешившему не дано стать праведником, а согрешивший – станет им?
Иуда зло рассмеялся.
- Книжники были бы в восторге от такого вопроса. Прекрасный повод написать несколько трактатов! Уж не согрешил ли ты в мечтаниях своих?
- Ты злой, Иуда, - убеждено сказал Хоам и вышел из комнаты.
Иуда нагнал его на пороге дома.
- Хоам, ты идешь к Учителю? Ну, не обижайся, - убеждал ласково Иуда, ловя ускользающий локоть Хоама. – Пойдем вместе. Я тоже хочу послушать, что скажет Учитель. Вдруг и грешник может стать праведником!
Они нашли Учителя в саду в окружении нескольких учеников: Шимона, Иакова, Иоанна, Маттафа и Нафанаила. Ученики, перебивая друг друга, увлечено рассказывали какую-то веселую историю, свидетелями которой они только что были.
Иуда подошел с подчеркнуто независимым и рассеянным видом, стараясь не встречаться взглядом с Учителем.
Хоам извинился за прерванную беседу и, испросив разрешения, задал свой вопрос:
- Может ли так быть, что ни разу не грешившему не дано стать праведником при всем его стремлении, а согрешившему дано будет войти в Царство Небесное?
- Почему бы не быть и тому, и другому? – ответил Учитель.
- Разве может быть так, что нельзя сказать об одной вещи ни да, ни нет? – усомнился Хоам.
- Ты видел Тивериадское озеро? – спросил Учитель. – Какого оно цвета?
- Синего.
- Но разве ты не видел, что оно может быть и зеленым, и голубым, и фиолетовым, и черным?
- Это искажение зрения. Озеро – синее, - убежденно сказал Хоам.
- Оно такое, каким мы его видим, - вступил в разговор Шимон.
- Озеро пусть, но разве можно позволить каждому говорить о вещах так, как он их представляет? – возразил Иоанн. – Тогда праведником может стать и грешник, если он глубоко уверует и раскается. Ведь Учитель говорил нам: «Покаявшийся грешник дороже праведника». А нагрешивший, но без веры…
- И без чистого сердца, - обронил Учитель.
- Да, и без него, не может стать праведником.
Хоам задумался. Иуда стоял подле, поглядывая с надеждой на него, переминаясь от нетерпения с ноги на ногу в ожидании следующего очевидного для него вопроса. Но мозговые жернова Хоама столь медленно перемалывали ответ, что остальные ученики собрались было продолжить беседу с Учителем, и Иуда не утерпел.
- Хоам еще хочет спросить: а может ли быть праведником человек с прекрасной душой, ищущий истину и оттого усомнившийся в существующей вере? Правда, Хоам?
- Да, - важно кивнул тот.
Никто, за исключением Иуды, не видел, как разом потемнели глаза Учителя.
Иоанн, ободренный вниманием Учителя, решился продолжить диспут.
- Такой человек не может быть праведником. И младенец рождается с чистой душой. Главное – вера, вот оселок праведности!
- Даже слепая вера? – вкрадчиво спросил Иуда. («Вот дурень, - подумал он, - Иоанн не понял, что речь в сущности идет об Учителе».)
- Праведная вера не может быт слепой, потому что она истинна!
- А если кто усомнится в ее истинности?
«Догадается или нет о подвохе, - прикинул Иуда, - ведь Учитель пришел к проповеди через сомнение!»
Но Иуда зря боялся вспугнуть добычу.
- Тогда меч… мечом каленым выполоть сорняк.
Грозовые тучи в глазах Учителя взорвались молниями.
- Не так! Не правды, а силы власти ищешь ты, Иоанн! – в гневе воскликнул он. – Потому что власть через меч лежит!
- Разве не надо веру защищать при необходимости и мечом? – растерянно пробормотал Иоанн.
- Власть – пусть, но не веру! Ее мечом вместо кресала в сердце не зажжешь. Кто мечом соблазнится единожды, тот соблазнится еще множество раз и не заметит, как в споре останется единственный довод – меч!
Подавленный Иоанн покраснел, как мальчишка. Иуда пытался подавить непрошенную улыбку. Другие ученики, даже Хоам, огорченный тем, что начался этот спор, стояли понурившись, опустив глаза долу, будто гнев Учителя относился и к ним.
Равви смягчился. Его раздражение прошло столь же быстро, как и возникло.
- Братья мои, забудьте о моей несдержанности. Одного я хочу – чтобы вы всегда были сеятелями добра, а не зла. Как легко перешагнуть границу, отделяющую одно от другого! Остерегайтесь нетерпимости, братья мои, ибо это начало вселенского зла.
Учитель ласково улыбнулся ученикам.
- Почему же я сам нетерпим порой? Оттого, наверное, что все мы смертны. Скоро может и мой час пробить, и вы должны понести светильник дальше.
- Зачем ты говоришь такие страшные слова? – запротестовал Шимон. – Ты моложе многих из нас.
- Это я… к слову. Братья мои, как солнце начнет заходить, давайте соберемся на тихую вечерю. Посидим в единомыслии и единодушии одной семьей.
Ученики с радостью согласились.
- А мне как быть? – тихо спросил Иуда.
- И ты приходи. Как казначей ты и накрой ужин.
Иуда без прежней суетливости пошел выполнять свои обязанности.
Пока накрывали на стол, ходили к хозяину за посудой и вином, Учитель был в центре этих хлопот, внося в приготовления дух праздничности, обращаясь к ученикам с особой ласковостью, шутил и смеялся, наполняя сердца учеников восторгом и преклонением. Некоторые из них шептали друг другу, что Учитель собирается, наверное, открыться им и что, видать, на пасху грядут откровения пророков о Мессии…
За суетой незаметно прошел остаток светлого дня, и солнце коснулось горизонта. Час для вечери пробил.
Отступление шестое
Прыжок четвертый: Гавгамелы
«Ранней весной, до наступления летней жары, Александр с войском покинул Египет. Путь его теперь лежал в Вавилонию. Там предстояла решающая схватка с Дарием за обладание Азией.
Много раньше, еще в Финикии, Александр получил послание от Дария. Его соперник предлагал мир, утверждая, что между Персией и Македонией нет причин для вражды. Между ним и Филиппом, писал Дарий, существовали добрые, дружеские отношения и лишь его сын решил порвать их, вторгшись в его владения. Но раз боги решили судьбу единоборства в пользу Александра, то он покоряется их воле. Боги решили поделить мир: Александр будет править Западом, а Дарий – Востоком. Так тому и быть! Он, Дарий, предлагает Александру дружеский союз, и в залог его просит вернуть ему его семью за выкуп в 10 тысяч талантов и прислать посольство для переговоров о заключении прочного и вечного мира. И пусть не будет больше вражды между этими сторонами!
Александр, слушая перевод, позволил себе рассмеяться.
- Вот уж не знал, что встречу здесь друга своего отца!
Чтение происходило в присутствии всех стратегов, и многие из них с одобрением слушали письмо персидского царя. Поход мог закончиться очень быстро и очень славно. И когда раздался смех Александра, они насторожились.
- Будешь отвечать? – спросил Гефестион.
- Да, - кивнул Александр.
- На поле битвы, - подхватил Пердикка.
- Хорошо сказал, - одобрил Александр. – Слова, достойные войти в анналы истории. Но это сказал не я… Отвечу тоже письмом. Вызовите писца.
Пришел писец, эллин из Ионии, хорошо знавший персидский язык. И Александр неспешно, обдумывая каждое слово, продиктовал предерзостный ответ тому, кто величал себя царем царей. Он не только припомнил все обиды, причиненные персами Элладе и Македонии со времен Ксеркса, но и предложил Дарию покориться ему, Александру, и получить свою семью в обмен на управление одной из областей его бывшей державы. «Это лучшее, что я могу предложить на данное время, пока мои воины еще не заняли все провинции Азии».
Стратеги были ошеломлены услышанным. Но не все. Друзья Александра восприняли это послание по-молодому самоуверенно.
- Когда Дарий получит такое послание, ему ничего не останется, как кусать в ярости свою бороду, - воскликнул Гефестион со смехом.
Другие друзья базилевса тоже принялись упражняться в остроумии. Вот только Парменион не улыбнулся ни разу. Он сидел, скрестив руки, и лишь желваки на скулах выдавали его истинное отношение к происходящему. Александр заметил настроение заслуженного военачальника.
- Парменион, кажется, недоволен моим ответом Дарию?
Парменион разомкнул уста и с трудом подбирая вежливые, сообразно дворцовому этикету, слова произнес:
- Я далек от того, чтобы высказывать неудовольствие. Одержанные победы позволяют говорить тебе, базилевс, многое из того, что при других обстоятельствах не позволили бы обычаи отношений между государями. Но… стоит ли дразнить раненого зверя?
- Ты думаешь, Парменион, что мое обижающее его солнцеликость послание придаст Дарию силы? Не беспокойся. Мужество уже не вернется в его сердце и сердца его подданных. Все они так привыкли покоряться силе, что он не обидится, хотя и будет гневаться… на послов, что принесут мое письмо.
- Не силы Дария я боюсь, - возразил Парменион, - а то, что это письмо закроет дорогу к миру. А ведь мы своей цели уже достигли. Эллада и Македония отомщены, войско получило такие богатства, что…
- Ах, Парменион, старый мой друг, - прервал его Александр. – Не в давних обидах дело. Если у твоих ног лежит Азия, зачем ее делить с персами? Отчего же не овладеть всем?
Парменион не смог промолчать в ответ, когда мальчик вошел во вкус детских игр…
- Я здесь старше всех и за моими плечами большой жизненный опыт, что позволяет мне давать советы другим.
- Слушаю тебя, мой друг.
- Мой совет прост: не стоит подвергаться превратностям войны и искушать судьбу, рискуя в одном неудачном сражении потерять все приобретенное тяжелыми трудами. И если бы я был базилевсом, то принял бы мир Дария!
Александр встал, подошел к Пармениону и примирительно положил руку ему на плечо:
- Если бы я был Парменионом, то тоже принял бы мир Дария. Но я – Александр и
