советовали Александру предать его земле, как простого перса, и двигаться дальше. Но ему такой совет не понравился. Умер не просто Дарий, умерла династия великой державы! Нужен какой-то жест, имеющий символическое значение для народов государства Ахеменидов. Просто бросить тело в могилу значило дать понять всем народам – прошлое оборвалось и будущее не будет иметь корней. Войско того и хочет: разбить это государство, набрать добычи и вернуться по домам, подобно героям «Илиады». Он сам когда-то хотел похожего. В детских мечтах представлял, как войдет триумфатором в Пеллу, где его встретит радостная мать, изумленные его подвигами старейшины и восторженный народ… Но хочет ли того Александр теперь? Нет! Герои «Илиады» сравняли Трою с землей, это была их ошибка. Троянцы тоже были мужественным народом, если десять лет сражались с превосходящими силами. И хотели родства с эллинами, залогом чего был брак с Еленой! Если бы ахейцы и троянцы объединились, все нужное себе – славу, богатства – они без труда смогли бы добыть, завоевав окружающий мир. А так они растратили свои силы, погубили многих великих воинов и вернулись домой с тем же, с чем отправились в поход… И на этом их величие закончилось.
Александр размышлял о деле Дария целый день и, наконец, принял решение. Он вызвал к себе трех перебежавших к нему персидских вельмож.
- Я пришел сюда навсегда, - сказал Александр. – Что мне нужно, чтобы стать в глазах народа преемником Дария?
- Похоронить предшественника с царскими почестями и затем взять регалии «царя царей», - ответили они единодушно. – И еще покарать узурпатора и тех, кто поднял руку на священную особу царя.
- Обещаю, я покараю убийц царя.
Александр приказал похоронить Дария со всеми почестями. Командиры промолчали, но свое мнение высказали. На церемонии погребения Александр был с Гефестионом, Протеем и Бердиккой. Больше никто не пришел.
- А ты почему не заболел вместе со всеми? – сказал Гефестион, с неудовольствием взирая на хмельного Протея.
- Неужели я пропущу такое? Ведь на моих глазах исчезнет в Аиде владыка мира! И мне любопытно узнать, как он при этом будет пахнуть…
- Для тебя нет ничего святого, даже смерть, - не удержался от выговора Пердикка.
- Потому я и умру позже вас всех. Духу смерти весело со мной, к тому же каждый третий кубок вина я посвящаю ему. Дело не в том, как ты правишь, а как ты умрешь.
Гефестион хотел было ответить, но жрецы позвали их…
Из македонян и эллинов они были единственными. Стояли вчетвером среди персов и наблюдали за обрядом сожжения царского тела. В погребальный костер вместе с облаченным в царские одежды Дарием, положили колесницу и умерщвленного коня со сбруей. Хор плакальщиц пропел прощальный гимн и жрецы, призвав в молитве богов принять к себе еще одного вечного странника, поднесли факелы…
- Сожгли дворец. Теперь сжигаем самого хозяина, - пошутил Протей.
- Дворец – моя ошибка, - вдруг резко ответил Александр. – Отныне я не буду слушаться советов, которые противоречат моей цели. Обиды эллинов не должны руководить моими поступками. Я преемник Ахеменидов и нельзя ронять в глазах народа достоинство их прежних властителей. Я пришел сюда, чтобы остаться, и не мне ломать традицию почитания царской власти.
- Я считаю это мудрым желанием, - поддержал Гефестион. – Кто-то вернется в Македонию, но кому-то надо остаться здесь, чтобы сохранить завоеванное. Я буду с тобой до конца.
- Можешь и на меня положиться, - сказал Пердикка.- Я до сих пор не построил себе дом. Что ж, буду строить для своих потомков дом здесь – в новом государстве, тем более что фундамент уже есть.
Александр положил им руки на плечи.
- Я верю, что вы поймете меня. Это так важно и так нужно мне. Тяжко быть в одиночестве. Так что я счастливый человек! Если вы поймете мою цель, значит, со временем поймут и остальные.
- И я с вами, - откликнулся Протей. – Мне здесь нравится. Все тебе кланяются в пояс… Вежливый, отзывчивый народ!
- Ну как же нам без шута, - обронил Гефестион.
…Александр выполнил свое обещание. Он преследовал Бесса и Набарзана до самой Согдианы, пока один из вождей согдийских племен не выдал убийц Дария и узурпатора царской власти Бесса.
Бесса казнили по персидскому закону. Сначала подвергли публичному бичеванию, затем отрезали нос и уши, после чего четвертовали.
Персидский поход был завершен. Эллада отомщена. Македония прославлена. Александр затмил героев Трои. Что дальше?»
Человек за столом отложил стило. А и вправду – что дальше? Заботы по службе одолевали его. Надоела жара и пыль. Он чувствовал, как надвигается старость, хотя сил вроде бы еще достаточно.
Сил достаточно, но что есть сила? Что мы знаем о ней? Спорим о силе меча, о силе золота, о силе царской власти, о силе божественной воли,… а потом упираемся в силу случая, в силу рока, наконец. А наткнувшись на эту стену, разворачиваемся и опять начинаем плести новые мудрствующие кружева о силе: силе примера, силе законов, силе народа… И чувствуем, - истина где-то рядом, чтобы затем засомневаться: есть ли истина на земле или ее знают только боги? То ли дано познать ее нам, то ли она закрыта от нас навечно? И мучаемся вопросом: то ли искать истину, которая дарует нам неведомую до сих пор силу, или жить смирившись перед непонятным, соглашаясь на достижимое и досягаемое?
Он отодвинул свиток и резко встал.
Так писать ли ему об Александре или это никому не нужная блажь? Но ведь боги живут, пока их чтят жрецы и помнят люди. Это значит, что не только люди зависят от богов, но и боги – от людей, а правители… - от хронописцев? Какой тягостный посмертный удел у правителей – они будут жить так, как их опишут историки. Этим они лишаются подлинной биографии, ее будут творить потомки! Цари при жизни так болезненно занимаются возвеличиванием себя. И кому это удалось вполне успешно? Единицам… Среди них Александр. Даже у богов получилось много хуже, и о египетских и вавилонских божествах известно очень мало. Они забылись. Александр их пережил! Значит, человек может затмить собой богов?
Он взял свиток и перечитал написанное. Так кто же его герой?…
Повествование 10. Предательство
1
Посреди комнаты расстелили ковер, взятый у хозяина постоялого двора. У него же позаимствовали на время подушечки для сидения, затем расставили блюда с едой. Усаживались чинно. Посередине Учитель, далее, полукружьем, ученики. Ближе к нему - Иоанн и Иаков, по другую руку Шимон… Иуда сел с самого краю, бочком ко всем остальным. Начало темнеть и зажгли светильники. Проголодаться как следует не успели, да и момент для услады желудка был не тот, поэтому все сидели смирно, тихо, не прикасаясь к блюдам с бараниной и пресными лепешками. В темной, плохо освещенной комнате воцарилась тишина. Ждали слова равви. Тот молчал. Молчали ученики. Тишина становилась невыносимой. У кого-то запершило в горле и он кашлянул, другой суетливо заерзал… Учитель очнулся, окинул взглядом учеников. Лица их выражали готовность запечатлеть в памяти каждое его слово.
- Братья мои! – начал Учитель. – В этот день мне хочется посидеть с вами не столько за трапезой съестной, сколько за трапезой духовной. Мы прошли много дорог и селений не ради корысти или никчемного любопытства. Мы искали Истину! И обретя ее, понесли другим людям. Но ложь и заблуждения не уйдут из мира так быстро, как нам бы хотелось. Вы те, кому я доверил свою душу, те, с кем я разделил холод ночей и дневную жару, гонения, угрозы, наветы, и за это я благодарен всем вам.
Ученики разом зашевелись, заговорили, пытаясь выразить ответные чувства к Учителю. Но он продолжил:
- Давайте выпьем этого вина и вкусим пасхальных опресноков. За вас, братья мои!
Учитель поднял свою чашу и пригубил вино. За ним то же самое сделали и остальные. Учитель продолжил:
- Я принес Слово - слово Бога, а вы воплотите Его в Жизнь, воздвигнув новый Храм и утвердив Новое Царство – царство правды и любви. Перед этим замыслом все вы равны между собой. Нет и не должно быть среди вас первых и вторых. И я равный среди вас. Жаль, что пока проповедую я один, – я ведь смертен. Молчите! Все может случиться, и нужно быть готовым ко всему. Нельзя для зажжения светильников держать один-единственный трут. И вот я хочу спросить у вас: что вы понесете миру, если мне будет суждено умереть вперед вас?
Ученики молчали, переглядываясь меж собой. Первым подал голос Иаков.
- Восславим имя твое! – воскликнул он. – Везде и повсюду, всем и каждому!
- Отвергнем врагов и лукавых чрез имя твое. Защитим от скверны сомнений веру и учение твое! – твердо ответствовал Иоанн.
- Утвердим средь мира сего Царство по образу и подобию твоему, - сказал Шимон.
Глаза учеников разгорелись от пришедшего к ним красноречия. Ученики спешили клясться в невыразимом доверии к Учителю, поднявшем их с низов ввысь, всю сладость этого подъема им еще предстояло изведать.
- Не хлеб вы тут едите, а плоть мою, - вдруг прервал их странными словами равви, - не вино пьете, а кровь мою. А я, подобно этому зажаренному ягненку, пойду на заклание…
Ученики умолкли пораженные. Учитель медленно провел рукой по лицу.
- Вот целый каравай хлеба, а вот кувшин с вином. Это сама жизнь, это ее соки. Но сейчас каждый отломит по куску (и он стал разламывать и раздавать куски ученикам), а затем вкусит его, и останутся от каравая крошки. А затем разольете вино и отопьете его, и останутся в чашах капли. Я же возмечтал, что только один из вас предаст меня…
- Предаст? – вскричал Иаков. – Кто? Кто тебя хочет предать?
Иуда недаром сел с краю. Он был ближе всех к двери, и ноги его напружинились, готовые к прыжку…
- Душно мне, - хрипло проговорил Учитель, вставая. – Забудьте последние мои слова. Не то… Все не то… Я хочу выйти… Мне душно…
Учитель бросился из комнаты. Едва дверь затворилась, как поднялся шум. Говорили все разом. Ученики, недоумевая, переспрашивали друг у друга слова Учителя, пытаясь истолковать их. Но Шимон, скоро презрев это занятие, встал и бросился вслед за Учителем. Он нагнал его в нескольких шагах от кущ, разросшихся на склонах Гефсиманского холма, вспугнув какого-то человека во всем черном, разговаривавшего с Учителем. Человек мигом исчез, а Учитель обернулся на звук спешащих шагов Шимона и замер в покорном ожидании. В спустившихся сумерках трудно было в подробностях различить лицо Учителя, но Шимону почудилось в его лике смятение.
- Что тебе? – спросил Учитель. И не послышалось в голосе присущей ему твердости и спокойствия.
- Я…я хочу сказать одно… помни: я всегда с тобой. Уж я никогда тебя не предам.
- Не словом предают, Шимон, не словом. Предают поступком. И ты предашь меня трижды, сам того не заметив.
- За что ты так тяжко меня подозреваешь? – содрогнулся Шимон. – Неужели я того заслужил?
- Прости, - сказал Учитель, кладя ему руку на плечо.
Шимон прижался щекой к его руке.
Из тьмы, легко ступая, неожиданно возник Иоанн. Бросив подозрительный взгляд на Шимона, он горячо, залпом заговорил, словно перешел от бега физического к бегу словесному.
- Учитель, я пришел к тебе, чтобы не оставлять тебя одного. (Тут Шимон распрямился во весь свой немалый рост, давая понять, что тот
