глупой части народа, измученного ожиданием и неопределенностью, этот смутьян находка. Он должен быть примерно наказан!
- Именно примерно, чтобы не произошло как с Иоанном, чья смерть только увеличила соблазн у черни.
- Значит, суд Синедриона?
- Пожалуй, - задумчиво произнес Ханнас и хлопнул ладонью по столу. – Да! Суд, который бы доказал греховность деяний этого проповедника в глазах людей. Суд, где обвиняемый может сказать свое слово в оправдание. Суд, где мы могли бы явить мудрость избранных защищать Завет.
- Понимаю… И не мы, и даже не наш суд, а сам народ должен назвать меру наказания!
- Справедливо. Очень справедливо. Ты тоже мудр. – Ханнас улыбнулся. – Ты уже сам достоин звания Учителя.
- Спасибо. Так ли это, покажет дело, которое ты мне поручаешь.
- Заодно проверим причастность римлян. Если это их человек, они заступятся за него.
- Но тогда мы не сумеем покарать его.
- Надо сделать так, чтобы у них не оказалось возможности отвести от него кару. У них в судах судят не за суть деяния, а на основе словесных ухищрений стороны защиты и обвинения. Надобно воспользоваться этим. Привести в качестве доказательства такие доводы, перед которыми их суд оказался бы бессильным… Кстати, у назаретянина много последователей?
- Не больше, чем нас в Синедрионе.
- Хорошо бы среди них найти такого, кто бы показал против него.
- Так, истинно так!
- Найдешь?
- Попытаюсь. Завтра же приступлю к делу.
- Хотелось бы уже послезавтра, в канун пасхи, судить лжепророка и встретить праздник в чистоте.
- Я согласен с тобой. Нельзя затягивать с разоблачением искусителя.
- Уже один раз змей-искуситель сумел уговорить простодушных людей вкусить плод с древа добра и зла, клянусь, что не позволю сделать это в отношении моего народа! – воскликнул Ханнас.
- Да поможет нам Бог!
2
Имя назаретянина помянули и в другом месте.
Чиновник в конце своего сообщения посвященного обзору положения в Иудее, доложил:
- Их не более полутора десятка человек. Несмотря на малочисленность, они очень активны. Постоянно передвигаются по стране, проповедуя в деревнях и городах. Народ внимает им благосклонно, но не более того. Однако священники ими недовольны. Думаю, конфликт между новым проповедником и Синедрионом неизбежен.
- Что они хотят?
Чиновник пожал плечами.
- Честно говоря, не пойму… Когда люди борются за власть, они готовят и поднимают восстание. А эти борются за Бога. Ни в одной стране, где я служил, ни о чем таком я не слышал.
- Мне тоже не приходилось, так что мы в равном положении непонятливых. Но решать что делать в случае столкновения – мне. Наверное, нам выгодны эти распри. Мы окажемся над схваткой и даже, при определенных обстоятельствах, можем выступить в качестве судий. Пусть дерутся между собой за своего бога. Потому не вмешивайтесь…
- Будет исполнено, экселенц!
3
В то утро осведомители Храма были особенно внимательны. Они вовремя заметили, через какие ворота пришли люди назаретянина. Затем, смешавшись с толпой, осторожно проследовали за ними по кривым улочкам Города. Однако беспечные галилеяне и не думали о слежке. Медленно шествуя, глазея по сторонам и громко переговариваясь, они представляли собой хорошую мишень для наблюдения. Лишь одно удручало лазутчиков Храма – пришельцы держались вместе. Но призрачным людям терпения было не занимать. Подобно льву в зарослях они ждали своего часа…
Учитель в то утро вышел к ученикам задумчивый и еще более сдержанный, чем обычно. Ученики же не скрывали приподнятого настроения. Они впервые в жизни могли увидеть праздник Пасхи в царь-городе еще недавно встретивший их с насмешкой. Теперь же Он все шире распахивал перед ними свои врата. Иоанн был уверен, что Учитель выбрал великий праздник для въезда в столицу с определенной высшей целью, что он воспользуется большим стечением народа и откроется пред всеми!
- Вдумайтесь и сравнивайте: Пасха – это празднование рождения нашего народа, а потому Пасха может стать днем основания Нового Царства. Все сходится, другого лучшего дня не найти!.
От этих слов у каждого сладко ныло в груди и сохло в горле. Лишь Иуда тихо вздыхал и иногда шептал Хоаму: «А если не поверят?… А если побьют камнями?… А что скажут в Храме?» Хоам отмалчивался, и Иуда затихал в своем углу.
Мариам услышала о тайне равви от Иоанна и не знала, что и думать об этом. Она верила и не верила. Его силу она испытала на себе, и стоило возблагодарить судьбу за то, что она позволила узнать его! Но сколь велика эта сила? Обрести дух проповедничества или дар пророка – одно, а быть Мессией – значило быть посланцем Бога! Видя перед собой бедно одетого мужчину, с печальными глазами, она не могла проникнуться верой в слово Иоанна. И все же взгрустнула о той невидимой черте, которая окончательно разделила их. Как бы то ни было, решила девушка, она пойдет с ними до конца, кто бы ни был их предводитель на самом деле.
Когда осунувшийся, со следами бессонной ночи на лице, Учитель замер у порога дома, будто не в силах двинуться дальше, Мариам подошла к нему с улыбкой и сказала, будто благословила:
- Посмотри, в какое светлое утро впустит тебя сей Город!
И тогда Учитель, стряхнув оцепенение, шагнул вперед, бросив мимолетно загадочную фразу:
- Но выпустит ли он меня обратно…
В последний раз Учитель и ученики проделали путь среди полей и виноградников от дома Ламаха к воротам Города.
- Какой сегодня день? – спросил Учитель, когда они дошли до ворот.
Ему ответили ему.
- Скоро пасха, - проговорил Учитель.
- Да, да, праздник! – поддержали его.
Учитель оглянулся вокруг, словно ища опоры, но, встретив светлые, радостно ждущие глаза, потупился, ссутулился еще больше и переступил городскую черту. Уже недалеко от базара он подозвал Иуду.
- Мы пойдем проповедовать, а ты пойди на постоялый двор, что у Гефсиманского сада. Ламах знает хозяина. Передай ему вот это.
В руки Иуды перекочевал кусок кожи с письменами.
- Здесь просьба приютить нас.
Сосредоточенный, проникшийся важностью задания, Иуда кивнул.
- Это очень хорошо, если слово Ламаха подействует, - проговорил Иуда. – Город переполнен приезжими.
- Попробуй. И не забудь комнату для Мариам.
- Охо-хо. Отдельная комната! - негромко простонал Иуда, выражая таким способом свое мнение об этой обузе.
- Жди нас к обеду, - подвел черту Учитель.
Иуда опрометью бросился выполнять поручение. Почти бегом он достиг цели, расторопно нашел хозяина, передал послание, добавив, как водится, кое-что от себя, наделив своих товарищей множеством необыкновенных добродетелей, наделив их связями с сильными мира сего и щедростью.
- Но Господь наш велит быть скромными, - закончил Иуда подмигнув.
Хозяин оценил проворство провинциала, вспомнил он и былую дружбу с Ламахом. Гостям отвели хорошие комнаты за вполне умеренную плату. Чрезвычайно довольный собой, Иуда распорядился о завтраке для себя (за счет общей казны) и присел отдохнуть в тени деревьев на старой лавочке, приткнутой к стене гостиницы. Людей округ не было – все ушли по своим нуждам в город, и потому во дворе царила умиротворенная тишина, разве что в воздухе роились и жужжали мухи, но Иуде до них не было дела. «А вдруг у него получится?» - подумалось ему. Мысль эта согрела душу и напряжение последних суток отпустило. Мир все-таки прекрасен и в нем много места для чудес… Теплое солнышко и ласковый ветерок стали убаюкивать Иуду, и он собрался было вздремнуть, как вдруг почувствовал упавшую тень на своем лице, прикосновение чужой одежды и услышал нечистое дыхание посторонних людей. Иуда встрепенулся как кролик, заметивший падение ястреба, но свет ту же померк для него, и жесткий кляп оцарапал гортань…
4
Иуда очнулся от предчувствия чего-то ужасного. Сквозь пелену беспамятства его слух уловил какой-то противный хруст, так хрустят суставы пальцев у людей. Иуда открыл глаза и приподнялся. Он лежал на узкой, длинной скамье. Только сидел не у стены гостеприимного дома, а в мрачном каменном подвале с единственным маленьким оконцем чуть ниже потолка. Подвальный сумрак разгоняли несколько светильников, хотя на дворе – Иуда готов был поклясться – еще был день. Невдалеке с полным равнодушием на лице сидел человек с письменными принадлежностями. В пяти шагах от скамьи стоял грубо сколоченный помост с разложенным на нем подобием слесарных инструментов. Толстый, грязный человек за ним равнодушно колол клещами орехи.
Иуду передернуло. Он понял предназначение этих инструментов.
Серая тень, летучей мышью скользнув по каземату, нависла над Иудой, завороженно смотревшего на человека, колющего орехи.
- Не бойся, это тебе пока не грозит, - молвила тень.
Иуда отпрянул от неожиданности и в ответ раздался дробный, негромкий смешок. Перед ним стоял желтолицый хмурый муж в сером хитоне. Несмотря на бедное облачение, сразу стало понятно – он главный здесь.
- Тебе еще ничего не грозит, - повторил Главный. – Он будет щелкать орехи, а не твои кости до тех пор, пока ты будешь правдиво отвечать. А там уж… А теперь скажи свое имя.
Иуда с трудом проглотил комок в горле и поспешно выдавил:
- Иуда.
- Откуда родом?
- Я из Кариота.
- Ты ученик некоего Исуса из Назарета?
- Не то, чтобы ученик… Я его сопровождаю.
- Зачем?
- Мне хотелось посмотреть чужие края, а вместе легче прокормиться и защититься от лихих людей.
Лицо у Главного вытянулось. Видно было, что он никак не ожидал ответа в подобном роде. Главный взял скамеечку, стоявшую неподалеку, и сел напротив пленника.
- А ты не глупый малый, - сказал он, с любопытством разглядывая Иуду. – Ловко вывернулся.
- Клянусь…
- Молчать!
Окрик, как удар молота, вогнал голову Иуды в плечи.
- Не сметь клясться именем Бога или другими святынями! Мы подозреваем вашу шайку в лжепророчествах и богохульстве!
Иуду прошиб холодный пот. Позорная, жалкая жизнь в тюрьме замаячила перед ним. «Или удушат, - подумал Иуда, - здесь же».
Но тут Главный смягчился.
- Ты у них вроде казначея. И, кажется, любишь и знаешь толк в торговле. Во всяком случае хозяин гостиного двора о тебе именно так отозвался. Вот и давай заключим сделку. Ты чистосердечно ответишь на мои вопросы, а я не только отпущу тебя, но и дам денег.
Иуде такой разговор был близок и он, чуточку осмелев, проговорил:
- Вы склоняете меня к неравной сделке.
- Я? А что ты понимаешь под равной сделкой?
- Под ней… я понимаю… - Иуда осторожно подбирал сова, стараясь не рассердить дознателя, - …соглашение без принуждения.
- Понятно. А теперь приведи пример такого рода соглашения.
Иуда на миг задумался, а потом сказал:
- Предположим, два государства заключают договор…
- Ты забыл уточнить – «два сильных» или «два слабых» государства, ибо если одно государство слабее другого, то не может быть и речи о честной сделке. Быть равными во всем – это право двух сильных или двух слабых, то есть во всем равных друг другу.
- Теперь я понимаю, - склонил голову Иуда.
- Вот и хорошо. А теперь ответь: что назаретянин говорил об Иоанне по прозвищу Креститель? – перешел к делу Главный.
- Он чтит его.
- А о Синедрионе?
- Не припоминаю…
