был не архитектор, а композитор, занимающийся композицией мыслей. Ему как натуралисту нравилась практическая философия. Гегель же предпочитал заниматься абстрактной логикой как философской наукой. Только абстрактность его логики была не математической, формальной, а философской, содержательной, диалектической. Логика Гегеля была самим содержанием его философии.
Мрачность философии Шопенгауэра является публичным фантомом. Публике было легче принять его нервный характер за мрачный характер самой философии. Реальный Шопенгауэр не темен, но светел. Только его светлость есть светлость не разума, а чувства прекрасного. Специализация разума в качестве рассудочной аналитики сделало его бесчувственным. Критика Шопенгауэром бесчувственности абстрактного рассудка, не просто занятого терминологическим разбором предмета исследования по косточкам логоса, но собирающим из них скелет понятий, была воспринята публикой как иррациональный демарш на научное познание и знание.
Капризы времени. Время капризная вещь. С ним всегда проблемы. Во-первых. Его никогда не хватает. Не хватает на что? На настоящее. Мы живем один раз в настоящем. У нас нет времени на то, чтобы его повторить, если мы ошиблись, ведь время необратимо. Вот эта необратимость делает невозможным вернуться в прошлое, которое прошло. Но не все прошлое прошло, - часть его осталась в настоящем как настоящее прошлое. То прошлое, которое прошло, перестало быть настоящим, хотя когда прошлое было настоящим, оно было настоящим, а не выдуманным, иллюзорным.
В настоящем есть не только прошлое, которое живо (то прошлое, которое прошло, мертво). Оно живет в памяти людей, вызывая у них надежды на будущее как горизонт осуществимости тех возможностей, которые были упущены в прошлом. То есть, прошлое в настоящем вызывает будущее, призывает его стать настоящим. Если прошлое живет в настоящем как память, то будущее является воображаемым проектом реализации наличных возможностей. Именно в настоящем прошлое встречается с будущим, собирается и держится связь времен. Настоящее во времени выступает тем, что меняется в явлении, в частности, не изменяясь в сущности, в целом. Именно настоящее является основанием, по которому происходит разделение времени на прошлое и будущее. С прошлым и будущим связана мимолетность времени, его изменчивость. Момент времени настоящего переходит из прошлого в будущее. Становление времени, смена его состояний обусловлена их связью в настоящем.
Ночные страхи. Ночью нас посещают страхи, когда мы не защищены силой ума и слабы душой (малодушны). Великодушие изгоняет страхи при дневном свете разума.
Экзистенциальное переживание как душевный аффект. Одно дело переживать свое существование в материальном теле, чувствовать его и посредством него чувствовать все остальное, что тебя окружает в мире. Другое дело переживать, чувствовать уже душой, своим Я (чувство Я) собственное существование – личное существование в качестве Я.
Подражание древним. Есть известное поэтическое определение философии, данное Данте Алигьери в его трактате «Пир» (в подражание Платону): “Filosofia e uno amoroso uso di sapienza”. Московский филолог и переводчик Владимир Бибихин перевел его на русский язык так: «Философия есть любовное применение мудрости». Да, интересный перевод и главное понятный. Как только прочтешь перевод такого определения философии, так сразу понимаешь, что такое философия. И что мы делали бы без такого толкового переводчика?! Никогда бы сами не догадались, что она такое.
Что же на самом деле написал Данте? Во-первых, следует сразу оговориться. Данте никакой не философ, но зато, какой поэт: национальный. Он не просто поэт сладостного стиля, типа флорентийского трубадура, а один из основателей итальянской классической словесности (литературы), сложившейся на основе тосканского наречия народного (вульгарного) итальянского языка. Поэтому когда он написал в своем трактате «Пир» о философии, то его трактовку смысла философии, естественно, следует понимать не в философском, но в поэтическом ключе. Проблема с переводом такого поэтического определения философии на чужой язык связана с метафоричностью поэтического выражения. И все же мы попытаемся ясно и понятным образом перевести так это определение, чтобы всем русскоязычным читателям стало понятно восприятие, точнее, представление философии Данте, без всяких невнятных околичностей московского любителя «поэтического мышления».
По мнению, не суждению, Данте, философия является одним и только одним произведением влюбленного в мудрость. Мудрость производит во влюбленном в нее любителе одну философию. Из любви к мудрости появляется на свет, рождается, творится одна философия. В этом смысле, также как человек есть образ и подобие Бога, философия есть образ и подобие мудрости Бога. Короче говоря, философия есть подражание мудрости. Подобно мудрости, философия спокойно, без суеты, творит в мысли реальность. Только мудрость работает, творит идеей, а философия мыслью. Умная мысль мыслителя есть образ мудрой идеи Духа. Идея (ангел) является мыслителю в мысли. Мыслитель следует за мыслью, следующей за идеей как целью размышления мыслителя.
Современный философ подражает древнему философу, для которого образцом является мудрец. Кто же этот мудрец, если не сам Бог, а его Мудрость – София как Премудрость Божья? Тогда выходит, что Бог есть Идея или Идеальное Существо/Идеальная Вещь, древний философ Ее «тень», а современный философ «тень тени»? Древний философ, вроде Платона, точнее, его мысль есть отражение (спекуляция, отображение, рефлекс) Идеи. Это прямая, моментальная рефлексия. Она носит непосредственный характер и является реакцией сознания Платона, его ответом на вызов Идеи. Такая рефлексия пассивна и имеет объективный характер. Эта рефлексия или мысль есть своего рода медиум, миметический проводник Идеи, ее явление в сознании философа. Другое дело мысль современного философа, подражающего древнему философу. Это рефлексия второго уровня. Она является уже интерпретацией смысла первой рефлексии и носит субъективный характер самого философа, есть результат суждения о первой мысли, выступающей в качестве ментально данного факта, информации для размышления. Это мысль о мысли по поводу идеи как Идеи. То есть, спекулятивная мысль, имеющая своим предметом уже не идею, а мысль о ней. В этом смысле уподобления мышления мимезису (подражанию через отражение, отображение) мы имеем дело не с реальной, а ментальной картиной (представлением). Вторичная, второстепенная рефлексия уже активна и есть толкование смысла не самого источника света знания, а этого света, точнее, его отражения в культуре мысли. Поэтому современный философ, ориентирующийся на подражательный характер философии, имеет дело не с самой реальность, а с ее отражением в тексте, в котором зафиксирована реакция очевидца, умозрителя Идеи.
Другими словами, современный мыслитель не столько занимается своими мыслями, сколько мыслями другого мыслителя – своего культурного учителя мысли, ставшего для него прототипом мыслителя ввиду того, что тот имел дело с самой Идеей как Идеальным Существом, которое он созерцал, зрил, видел умом. Другим образом, например, глазами, видеть Бога нельзя, ибо он как Дух невидим. Но его можно опознать в качестве демиурга мыслей как явлений Мудрости сознанию мыслителя. Вот тогда мыслитель будет образом Бога как Логоса, а его мышление отображением этого образа, его подобием. Мыслитель есть проводник Идей Бога в собственной мысли. Иным является современный мыслитель. Он мыслитель по поводу, «сбоку припека». Такой мыслитель имеет дело не с самой Идеей, а с ее отражением, точнее, отражением (спекуляцией) смысла Идеи в качестве понятия. Поэтому он излагает не собственные мысли, не то, что он думает, а то, что он думает о том, что думают другие. Он рассуждает о мыслях других людей, которые стали культурными артефактами. То есть, он думает о мыслях, а не об Идеях. В этом смысле он не открывает Истину, а выдумывает ее как понятие. Только так, в понятии, в опосредствованном виде он может понять, разумеется, не саму Идею, а ее культурный след в памяти (истории) философии.
Иначе говоря, современный философ занят не самой философией, а ее историей. Он не настоящий мыслитель, он только историк философии. Он не философ, а историк, ученый. Чтобы стать настоящим философом, такой ученый должен преодолеть свою зависимость от философского авторитета и думать не только самостоятельно (так думать может и ученый философ), но иметь собственный опыт Откровения Идей Духа. Для этого современному философу следует быть, пусть не разумным, ну, хотя бы великодушным, если на большее он не способен. Он должен заново принять мир, открыть его в себе, открыться ему как самому себе. Но он, «презренный трус», не может откровенно посмотреть себе в глаза, просто неспособен даже на это по причине своего малодушия, ничтожной мысли культурного крохобора, разгребателя философского мусора, пресловутого интеллигента. Вот Платон, несмотря на свою политическую ангажированность, все же был хоть каким-то (реакционным) мыслителем, а не жалким интеллигентом, влачащим низменное существование в культурной тени мертвых (в руинах) и копающимся в их скрижалях-копролитах («окаменевших отходах письма»).
Тексты древних мыслителей – это могилы их мысли. Современный философ не будь гробокопателем, занимайся возведением собственного мавзолея мысли. Вспомни о Квинте Горации или об Александре Пушкине: «Я памятник воздвиг себе нерукотворный». Памятником тебе, нынешнему «сусальному декоратору» чужих мыслей, так сказать, «дизайнеру мысли» и «визионеру значимостей», будет твоя система, если не идей, то хотя бы мыслей в форме понятий.
Впрочем, и эта инвектива против эпигонства заражена самим подражательством, ибо является реакцией на него, реактивной мыслью, принимающей пародийный вид. Ведь весь синонимический ряд философем явно заимствован у древних мыслителей. Если заниматься не прополкой отходов, а стимулированием всходов мыслей, то требуются новые философемы, а не старые философемы академии и тем более не идеологемы бунтарей. Сейчас не до жира идей, быть бы живу мыслям. Что идеи, даже мысли у нас теперь в большом дефиците. Нужно не спасаться философией, нужно спасать саму философию, спасть последние крохи мыслей в наше безумное, бессмысленное, глупое время без всяких кавычек, когда за людей думают не просто мертвые (не живые), но тупые машины.
Новая философия. У философии в условиях телесного карантина появилось «второе дыхание». Человек, находящийся в атмосфере так называемой «самоизоляции», а на самом деле под домашним арестом, вынужден держаться от окружающих людей, включая близких, на социальной дистанции, что освобождает его от обычной активной жизни, бытовой и деловой суеты. Но зато он имеет возможность перейти к созерцательному образу жизни, проявить
