Истина и ложь. Истина есть, а лжи нет. Лжи нет в качестве истина. Она есть не в смысле того, что есть, а в смысле, что ее можно иметь. И тогда тем, что мы имеем, мы подменяем то, кто мы есть.
Жанры литературы. Из всех жанров литературы наиболее интересен самый простой – сказ, сказка. Она разыгрывается на все лады и таким образом усложняется, превращается в новеллу, повесть, роман. Мы записываем сказку как то, что говорим, проговариваем как историю в жизни. Нас интересует интрига, захватывает сюжет, который раскрывается в движении характеров, в нагнетании напряжения между ними и его разрядке. Естественно, как в любой сказке, в сочинении литературы должен быть счастливый конец. Во всяком случае, он должен ожидаться, чтобы утешить читателя, которого автор забавлял, тешил прежде. В этом смысле любая литература развлекает, но не любая воспитывает, просвещает. Этим занимается только серьезная литература. Однако она не всегда должна быть классной дамой. Литература должна быть снисходительна к читателю. Возвышая читателя, ей не следует унижать его достоинство. Она должна быть доступной. Но в своей доступности ей не мешает быть интересной, загадочной, такой, которую хочется разгадать. Так и женщина должна не только говорить загадками, но и сама быть такой загадкой, которую можно разгадать. Загадка, тайна заставляет человека приподняться над самим собой, почувствовать себя лучше, чем он есть. Хотя то, что он есть, и так хорошо. В таком качестве литература избыточна. Она нужна только тем, кто не довольствуется тем, что есть.
Опыт смерти и посмертного существования. Есть жизнь. Есть ли смерть? В жизни смерть есть изнанка жизни, есть то, что следует из жизни, в ней скрывается. Так что в жизни скрывается? Другая жизнь, которая для обычной жизни не является жизнью.
Быт. Быт является настоящей, подлинной реальностью большинства людей. Это та реальность, в которой и которой они способны жить, повторяться в ней, воспроизводиться, длить себя, устанавливая преемственность поколений.
Дума во сне. Кто думает во сне? Сам спящий или кто-то другой? Если думает сам спящий, то он думает так же, как и наяву или как-то иначе? Если иначе, то как? Он думает ограниченно, но углубленно в себе и для себя через себя, а не другого. Иной модус мышления наяву. Наяву думают расширенно, с учетом окружающего мира, в котором присутствуют другие субъекты мышления. Поэтому в мышлении наяву мысль идет к мыслящему не только через него самого, но и через другого субъекта на фоне объективно данного в сознании мира вне субъекта. Но эта данность есть данность в сознании и для сознания мыслящего как отдельно взятого субъекта мысли.
То, что дается спящему во сне, как правило, не является ни мыслью, ни мыслимым как материалом для осмысления во время сна. В лучшем случае содержание сна может возбудить мысль после сна, наяву, когда спящий уже пробудился и пытается осмыслить то, что его тревожило или беспокоило в самом сновидении. Сновидение как то, что мы видим во сне, видение вряд ли может быть самой ведой, знанием, веданием.
Гитлер. Кем он был? Обычным обывателем, каких миллионы «голов». Но не любой обыватель Гитлер. Для этого такому многомиллионному обывателю надо постараться, чтобы «влезть в историю». Гитлер за все эти миллионы постарался. Вот поэтому они его, «мелкую душонку», и подняли на «ура», чтобы хотя бы один из их числа «вышел в люди». Можно даже пожалеть это ничтожество, которое вознесли на вершину власти, за то, как ему было страшно. Не он один такой, - взрослый ребенок, не изживший до самой смерти свои ничтожные детские («пацанские») комплексы. Достаточно только взглянуть на преступное ворье.
Модерн и постмодерн в культуре в общем и в философии в частности. Модерн – это новость, а постмодерн – это новость второй свежести, то, что вовремя придержали как нечто несвоевременное. Есть модернисты. Это те, кто идет в ногу со своим временем, со своим веком, своей эпохой. Постмодернисты – это те, кто заступает за порогом, то есть, делает один шаг вперед, «лезет поперек батьки в пекло», чтобы затем, осекшись, отступить на два шага назад, как бы чего не вышло, оказаться не в первых рядах триумфального шествия, а плетущийся в хвосте, ставший охвостьем. То есть, постмодернист из любопытства (испытательного, исследовательского инстинкта) сует свой нос (член) туда, куда даже собака не сунет свой. И после того, как ему его прищемят, подбирает свой хвост и прячется за спинами авангарда.
Постмодернист налегает на свою реактивную (реакционную) память, а не воображение как прожектер-модернист. Для него главное прошлое в настоящем, а не настоящее в прошлом, в культуре, в истории, как для модерниста. Поэтому постмодерн отмечен дефицитом настоящего, которое пытается заместить суррогатами прошлого, выдавая их за то настоящее, которое «хорошо забытое прошлое». Вот почему постмодернист озабочен воспоминаниями, является ходячим мемуаром в качестве мемуариста.
Помимо модерниста и постмодерниста, зацикленных соответственно на настоящем и прошлом, есть еще утопист, который зациклен на будущем, которого нет и никогда не будет. Модернист и постмодернист хоть ориентированы на том реальном, которое уже случилось или еще случается, напротив, утопист настроен на то, чего никогда не будет. Между тем будет то, что еще не прошло, что еще не оприходовал постмодернист в своем архиве и что не модернизировал, обновил модернист.
Духи времени. Был век гениев, когда люди жили идеями. Затем пришел век Просвещения с культом разума вместо культа веры. Следом ворвался в историю век науки с духом знания ученых. Ему на смену пришел технический век. Его детьми являемся мы. Мы живем уже не идеями и даже не знаниями, а только информацией как машины технического прогресса. Мы не думаем в понятиях, не знаем законы и наблюдаем их явления на фактах, а счит(ыв)аем компетентную информацию.
Актриса для сексиста. Если бы я был сексистом, то интересно, что бы сказал про актрису? Пожалуй, то, что было время, когда не было актрис. Женщин на сцене играли мужчины. Потом появились женщины в театре. И театр превратился в пошлое место. Так же как на кухне женщин опасно подпускать к приготовлению пищи, так и в театре их небезопасно выпускать на сцену. Они обязательно все сделают по-своему, так что останется только, что опустить занавес, как выбросить еду в мусорное ведро. Зато они умеют кушать на кухне, так что их за волосы не вытащишь из-за стола по причине лишнего веса, и умеют смотреть театр или в телевизор бесконечные сериалы.
К слову сказать, не знаю ни одной хорошей (не пошлой) актрисы, но полным полно серьезных актеров. Это не значит, что нет старательных актрис и умелых поварих и стряпух. Но поварихи и стряпухи кажутся умелыми по причине лени мужчин работать дома после работы вне дома. Что до актрис, то они уместны в этом качестве как женщины на своем женском месте дома, а не как актрисы в театре.
Истина и ложь. Что такое истина? Это вопрос о сущности, а не о бытии. Вопросом о бытии вообще и, в частности, о бытии истины, или, в целом, о истинном бытии истины, был бы вопрос: Есть ли истина? Ответ на этот вопрос может быть уже изначально только положительным: «Конечно, есть»! И что она есть? Как, что? Разумеется, лишь истина. Но что такое истина? Будто вы не знаете?! Истина есть явление самой истины. То есть, истина феноменальна. И как любой феномен она есть то, чем и является, то есть, самой собой, истиной. Но что значит быть истиной? Это значит не быть отличной от себя, от истины, то есть не быть ложью. Быть ложью значит выдавать одно за другое, иное, чем одно. Поэтому истина цельна, едина, а ложь фрагментарна, делима, дробна. Ложь можно разделить, разделиться во лжи. Ложь делит людей, ссорит их друг с другом. Напротив, истина примиряет людей друг с другом и с самой собой. По этой причине истина вечна, а ложь временна. Но как же так? Неужели они совместимы? Никак нет. Там, где есть истина, там нет лжи. Где есть истина? Она вездесуща. Но поэтому ее нельзя локализовать. Ее нет только здесь или там. Поэтому кажется, что есть ложь, например, здесь или там. Дробление на здесь или там и рождает ложь на это время.
Почему ложь или кривда субъективна, а истина и ее дериватив – правда – объективна? Потому что субъект, а не объект лжет, может быть субъективным.
Не бывает лжи во спасение. Ложь всегда не спасительна, целительна, но губительна и вредна. Это только кажется, что она спасает. Она, мягко говоря, «спасает» для того, чтобы наверняка погубить.
Человек на троне. Интересный вопрос: трон украшает человека или человек украшает трон своей персоной? Вероятно, трон украшает человека, придает ему величие, если этот человек есть пустое место. Так значение признака носителя синекдохически переходит на сам носитель и он становится значимым не сам по себе, а по своей прикладной функции. Такой властитель является функционером власти, ее прямым олицетворением.
Другое дело, если человек значим сам по себе. В таком случае он сам способен украсить то место (трон), которое по праву занимает. Но прав ли он тем, что сидит на троне? Но своем ли он месте, является ли место на троне человеческим местом?
Истинное и ложное обучение. Обучение предполагает, имеет свой предпосылкой помышление, умысел научиться, узнать то, что не знаешь, познакомиться с незнакомым. Это узнавание, познание, ведание деятельно. Оно располагает к действию, есть готовность к тому, чтобы действовать не наобум, а ориентировано, ибо сознательное действие есть целеполагание. Целеполагание есть действие с целью, под достижение которой избираются средства и пути, ведущие к цели таким образом, чтобы пути были коротки, а средства минимальны, зато сама цель максимально эффективна, точно достижима. Такая задача стоит перед обучением, перед учителем, который обучает ученика тому, как правильно, то есть, точно, экономно, минимально достичь цели, выполнить задание с наивысшим эффектом. Для того, чтобы ученик выполнил задание и достиг цели, необходимо его мотивировать, вынудить приступить к выполнению задания. Как это сделать? Один способ, самый просто, - это заставить, принудить ученика к выполнению задания. Такое принуждение насильственно. Это учение силком, из страха наказания за невыполнение задания. Для того, чтобы так учить учитель должен быть физически силен, а ученик физически слаб. В таком случае учитель должен обладать авторитетом перед учеником. Ему следует выстроить иерархическую систему власти над учеником и учениками. При такой насильственной мотивации ученики учатся подчиняться силе, учатся тому и как подчиняться, и как властвовать самим над менее сильными и более слабыми учениками. В их глазах учитель сила. Но он теряет ее перед вышестоящим лицом, испытывает перед ним слабость,
