острова и все подготовим. Во всем надо уметь находить положительные стороны.
-Да здесь, откуда?- воскликнул Рублев. Если Леня не пройдет проверку и дрогнет, что можно будет найти в этом полезного?
-Не скажите Егор Игоревич. А людоеды?
-Что людоеды?
-Как что? В каком веке поедят нормально.
Рублев ахнул.
-Все- дискуссия окончена. Съедят Леню или наградят, от него зависит. Полетели и станем, надеется. - Да Егор Игоревич вы правильно подумали, сатана не исправим и в этом я весь.
Глава одиннадцатая. Превращение паразита в героя.
Да дорогой читатель ты догадался, сейчас будет про Леню. Даже нет, не столько про Леню, сколько про то на что способна любовь.
О боги, боги разве можно было не завидовать Лёни? В прошлом паразиту, вору, бездельнику и проходимцу. Погоня была давно позади, преследователи наверно навсегда потеряли след и все, все вокруг было только для него. О боги, что же вы попросите у Лёни взамен? Что вы попросите у меня я даже представить боюсь.
Надо сказать, что про зависть это не пустые слова. Ну, скажите, положа руку на сердце, кто из вас мои дорогие друзья не мечтал вот так запросто голышом побегать с любимой за руку на берегу озера со всех сторон украшенного миллионом орхидей? Или держась за руку с головой окунуться воду и только насколько хватить сил по образу птиц парящим в облаках лететь, расправив невидимые крылья?
О боги, боги неправда ли вы научили нас мечтать, чтобы у вас всегда было под рукой, что нам предложить взамен свободы?
Здесь вообще все было иначе и необыкновенно легко. Лёня только что не летел. Само место располагало к зарождению чего-то необыкновенного в груди нашего Лёни. Нет, песен райских птиц было не слышно. Да и не к чему нам это. И без них нашим героям было радостно как никогда в жизни. Могу предположить, что в последствие автора упрекнут, что он вот, мол, нечего толком не рассказал не о растительности, произрастающей на острове не про существ населяющих райский уголок другими словами ни вам, пожалуйста, не флоры, не фауны. Да согласен пробел. Ну, сами подумайте, какая к черту фауна с флорой, когда автору хотелось писать про любовь. Желало его сердце писать про то, как Лёня был счастлив, как Лёня всем своим естеством тянулся к такому согревающему его душу свету. Как же тогда Лёня был счастлив! Разве можно было не завидовать Лёни? Ну, отчего же можно было и не завидовать. Можно, ну я не мог.
Лёня, хохоча, как ребенок брызгал на свою новую знакомую воду. Прозрачные чистейшие капли разбивались об молодое упругое тело. Смеясь и запрокидывая голову, красавица брызгалась в ответ, бегая по колено в воде. И не было больше сил ждать, терпеть, претворяться. Не нагота пробуждала в страстных молодых сердцах желания. Да облачи их тогда в сто одежд, нечего ровным счетам не изменилось бы. Что-то другое будит огонь в груди. То, что заставляет двух совершенно незнакомых людей останавливаться посреди улицы и прожигать друг друга взглядами. То, что сводит людей с ума на расстоянии друг от друга в тысячи километров. То, что толкает на безрассудства, на черт знает что толкает, была тогда и будет всегда причиной пробуждение желания в наших сердцах, а не какая ни ногата. Ведь бывает, что партнерша хороша, хороша настолько, что может пойти кругом голова, а вы от нее бежите. Ну не ваша, хоть ты тресни не ваша и ничего тут не попишешь, а бывает далеко не Венера, простите, бывает такое, что от этой Венеры у некоторых волосы встанут дыбом, а вам плевать, потому что ваше, потому что сердцем спорь не спорь, кричи не кричи, а выйдет все равно наперекосяк.
Спутница Лёни была, как невеста на свадьбе пьяна без вина. Потеряв равновесие, она весело плюхнулась в воду. Лёня к ней. Неблагодарное дело описывать счастье. Несчастливый рассердиться, счастливый останется равнодушным ослепленный своим собственным счастьем. И только автор задумается о самом сокровенном и сделается ему печально. А Лёня с каждым разом еще жарче целовал свою спасительницу. Она не оставалась в долгу и на один поцелуй отвечала двумя полными страсти. Нет, автору не стыдно и несколько не составляет труда описать счастье Лёни. Ему нечего не стоит за ним сейчас подсмотреть, но ведь узнай Леня, что за ним подсматривают, не будет он так счастлив, как счастлив сейчас. И кто будет счастлив, узнай он, что за ним шпионят? И когда, тогда, когда счастлив. Так представим же намести нашего Лёни себя, и не будем никогда становиться причиной потери чьего-либо счастья. А как оно хрупко и без автора всем доподлинно известно, и что за него приходиться платить только стоит чуть расслабиться, а еще самое печальное, что даже если все предусмотришь счастье не желает длиться вечно, словно оно само боится превратиться во что-то обыденное и уходит счастье, когда это совсем не ждешь. И Леня со своей спутницей не стали исключением. Они нежились в объятьях друг друга, и так тогда кружило им головы, что они совсем забыли про опасность, и когда из самой гущи джунглей выскочила группа разъяренных островитян, шансы на спасения разлетелись все ровно, что стая уток, в которую охотник шарахает дробью.
Первая очнулась девушка, и ужас искривил ее прекрасное лицо. Но лишь на мгновения она отдалась проклятому страху. Ведь как бы ее кожа не была бела, в ее жилах бурлила кровь бесстрашных воинственных дикарей. И еще конечно любовь.
Она встала во весь рост. Вроде бы обнаженная она должна была казаться беззащитной и более беспомощной, если на ней была бы одежда, но нет что-то крепче, чем самая прочная броня была тогда на ней. Как домашняя кошка может превратиться в льва, если стать у ее счастья на пути девушка сверкнула глазами, и разожгла в сердце огонь отваги. И вот уже тяжелый камень летел в голову одному из нападавших.
И могучий воин упал замертво. И новый камень в руке девушка закричал: «не подходи, убью».
Нападавшие на миг пришли в замешательство и даже как будто попятились. Этого хватила, чтобы девушка сделала то, что она тогда считала самым главным.
Она стала показывать Лени в сторону скрывающих все живое зарослей и просить его бежать.
И Леня побежал. Он проклюнет себя спустя лишь часы и это станет спасеньем, но сейчас он бежал.
Спотыкаясь и падая оглушенный страхом за свою по-сути никчемную жизнь, он спасался и не слышал, как кричала девушка, как она храбро дралась и как полуживую и растерзанную, но не побежденную ее куда-то тащили волокам.
Пей, ешь человек. Смейся и веселись. Но что же ты не весел - ты спасен. Ты был на волосок от смерти, так близко, что кожей ощущал ее холодное дыхание. И что же теперь? А то, что ты еще больше дрожишь, но нет, не от счастья, а оттого, что проклятая смерть не приходит. Ты завеешь ее приди, а она словно не слышит.
Что за бред? Может сон! Нет, нет, это не бред и не сон это расплата. И не бойся платить. Не пей и не ешь человек, когда вроде ничего не мешает. Не смейся и не веселись, когда вроде должен быть счастлив. Поплачь, поплачь человек. Разбей голову в кровь, не страшись лезть на стену, оттого что ноет в груди. И нечем дышать и как будто вот-вот задохнешься. И спасение в не прекращающихся слезах. Так плачь же, рыдай человек!
И Леня плакал. И слышал истошные крики девушки, под которые он убегал. То задыхалась душа, то сжималось от боли сердце. И Леня желал умереть, лишь бы только больше не слышать, лишь бы только перестать ощущать себя трусом.
О, сейчас бы он умер, вернись все назад. Он дрался бы до последней капли крови и, умирая, торжествовал и смеялся. Но это было бы лишком легко. Теперь же требовалось больше.
Легко вот так, когда уже понимаешь что конец, и нет не малейшего шанса на спасение, с раскрыты забралом, броситься в объятия смерти. И все по-другому отправиться на верную смерть, зная, где и за каким углом тебя подкарауливает эта смерть, в любую секунду имея возможность свернуть со страшной дороги.
И вот так же тогда случилось с Леней. Он поднялся и пошел, рассчитывая, что рано или поздно он все равно набредет на дикарей. И когда эта роковая встреча случится, решил Леня, что скажет, возьмите меня, обрушьте свой гнев на мою голову, но только отпустите ту, которая не виновна. И что может мучить сильней, когда Леня мог в любую минуту сойти с дороги, оказаться от своих слов, истратить все силы и помыслы на спасение собственной жизни? И хвала тебе Господи за то, что ты вложил в человека частичку своей великой силы, чтобы он мог совершать не одни только страшные ошибки, но и подвиги.
И вот Леня уже бежал. Он спотыкался, падал, но снова и снова поднимался, чтобы только успеть. Отчаянье разрывало сердце героя. И он успеет. Что же это было, если Леня не успел бы.
Не верь, читатель, что только в волшебных высоких романах герой может исправить страшную ошибку, а в жизни нет не малейшего шанса. Кто тебе читатель сказал эту самую жуткую на свете не правду, что крадет надежду на счастье? Не слушай проклятых, призирай не решительность и страх в своем сердце, не бойтесь терять время на исправление на первый взгляд самых немыслимых и неисправимых вещей, потому что награда такая, что и целую жизнь на такое не должно быть жалко истратить. Может быть, в этом и есть смысл человеческой жизни? А мы только и заняты, что заражаем поколения безверием, когда этот смысл на самом виду - в подвигах героев.
А кто эти герои может они какие-нибудь другие из особого теста? Да нет же они, такие как ты и я дорогой читатель и если чем и отличаются от нас, что они когда-то отбросили в сторону страх и стали по-настоящему свободными.
Вот как Леня, который, отыскав в себе силы, освободился от оков. Говорят что самый счастливый вон тот воробушек, а несчастен и нищ миллионер раджа, потому что воробушку и зернышка будет довольно, а горемычному радже, заключенному в оковы порою не хватает озера, чтобы утолить жажду. И весь день его проходит в одном - в поисках насыщения души и тела только затем чтобы несчастный мог спокойно уснуть. В то самое время, когда воробушек давно уже спит, склевав свое зернышко. Для счастья по-сути надо очень мало, а для покоя еще меньше - встрепенуться опомниться и сбросить оковы.
Леня выбежал из джунглей и повстречался с непростой изгородью. Срубленные стебли высокого бамбука толщенною в кулак плотно примыкали друг другу и образовывали непробиваемую стену. Стоянка дикарей была укреплена на славу, так что и мышка не проскользнула бы. Попасть внутрь можно было только через массивные ворота из пальмового дерева. Вход был слегка приоткрыт, словно кто-то специально забыл запереть засовы, приглашая Леню в гости.
Гремели барабаны, и зловещие черные клубы дыма все ровно как огромные камни запущенные злым великаном перелетали через высокий бамбук, проносились у Лени над головой и грозили смертью.
Все вокруг кричало: беги Леня, спасайся. Но и этого кому-то словно казалось мало и из деревни дикарей стали раздаваться истошные крики.
И на мгновение Леня дрогнул и снова хотел убежать, но сжал кулаки, стиснул зубы, сказал, будь что будет, зажмурился и распахнул ворота. Он стоял и не открывал глаза и готов был умереть. И…
Раздались аплодисменты! И марш! И трубы! И овации с небес!
Леня первые секунды был оглушен, но все же открыл
