более чем высокоморального же обладателя.
А посему и та донельзя отталкивающая все и вся чужеродная высокомерность подобных людей и близко как-никак вовсе ни в чем не послужит хоть сколько-то стоящему и вполне настоящему укреплению дела науки и искусства посреди простого и никак незатронутого хоть каким-либо существенным образованием всеобщего так народонаселения.
И кстати, пролетарская революция как раз и произошла в стране, где разрыв между интеллигенцией и народом достиг вполне полноценного апогея, а тем, значит, и были созданы все условия для той самой вовсе небезызвестной тюрьмы народов, хотя по большей части и бесконвойного, однако же, исключительно как есть усиленного режима.
150
Разделяй и властвуй это и есть та самая весьма вот стародавняя, как и сам этот мир, уловка, что и впрямь до чего неизменно является самой первоочередной аксиомой в деле истинно ведь широких общественных свершений буквально-то попросту всех на этом свете всесильных диктаторов.
Есть, кстати, еще одна древняя хитрость донельзя так отвратительно безжалостных завоевателей – взять да сходу согнать наилучшую часть народа с его навеки для него поистине родной земли.
Ну а затем и поселить на ней сторонних людей (чужаков), тем самым до чего надолго разрушив ту от века несокрушимую связь, которая более чем неизменно и создает в душе человека чувство собственного достоинства, поскольку он укоренился на своей земле, что была всецело освящена памятью длинной череды его предков.
Выселение лучших людей, прозванное большевиками раскулачиванием, и было тем же, что и в седой древности, весьма верным и надежным способом ослабить народ, для того чтобы тот уж никак затем не восстал супротив тех чудовищно невежественных, да и на редкость бестолково бесславных пролетарских поработителей.
151
Однако древние правители занимались одним лишь беспардонно насильственным переселением самой наилучшей части завоеванного ими народа с родной ему земли, они ведь вовсе не отправляли людей массово помирать в безводной пустыне.
А именно подобным образом и поступили турки с армянами во времена того самого наиболее первого во всей истории геноцида, ну а затем и последовал геноцид русского и украинского народов, ну а еврейский был только третьим, и будем ныне уповать, что и сколь однозначно вполне ведь последним в истории всего человечества.
ХХ век вообще проявил себя одной из наиболее жестоких эпох этого будто бы, куда только ныне и впрямь еще на редкость утонченно цивилизованного мира.
«Рабы – не мы» – это явно так чьей-то уж донельзя осатанелой злобы шутка.
Человек – он лишь тогда перестает быть рабом, когда вполне законно им приобретается право голоса, то есть возможность вполне вволю говорить все, что ему вздумается, не опасаясь, что из-за этого ему вскоре доведется нести свою голову подмышкой или, в виде далеко не всегда лучшей альтернативы, гнить в подземелье, царстве злобных крыс.
152
Новая большевистская власть именно как раз о том еще сходу на редкость деятельно позаботилась, то есть именно, то самое фактически ведь и стало наиболее главной ее головной болью…
Как-никак, а самой основной ее общегосударственной миссией являлось разве что вполне еще планомерное создание, собственно, так именно подобного рода условий, дабы далее, никто и рта своего не посмел бы более раскрыть безо всякого к тому ее прямого и четкого указа.
Ну а тот, кто по одному явному недомыслию или из-за всей той донельзя великой простодушной глупости все-таки хоть как-либо порывался даже и слово поперек резко вымолвить, почти прямо на том самом месте и получал свое успокоительное в виде девяти граммов свинца.
И, конечно, довольно большая известность человека действительно могла хоть как-либо еще его вполне уберечь, сыграв исключительно же спасительную роль, но явно уж вовсе ведь совсем надолго.
В лучшем случае его высылали из страны или попросту принуждали к отъезду, как это тогда сколь неизбежно случилось с довольно-таки многими весьма уж воинственно более чем открыто отстаивающими именно что свою гражданскую позицию совсем и близко несговорчивыми людьми.
Например, Александру Вертинскому после того, как он посмел написать свой до чего еще печально же знаменитый романс «То, что я должен сказать», в ЧК пообещали, что если в том и вправду проявится ни днем, ни ночью ИХ вовсе не дремлющая истинно так остроглазо бдительная надобность…
Нет, они ему и дышать тогда вовсе ведь раз и навсегда совсем запретят, а не только каких-либо несчастных юнкеров отчаянно в голос жалеть.
153
А все это, потому что лучшего средства, нежели пуля в лоб для единственно верного разрешения политических дискуссий, наверное, и не могло бы существовать в той безыскусно простой природе недвусмысленно строгих большевистских артикулов, а уж они отныне весьма упоенно и всеобъемлюще, словно щипцами сдавливали все прежние старорежимные принципы широкого общественного бытия.
Ну и какие это тогда «Рабы – не мы» раздельно – в букваре советской политической жизни это словосочетание в самой глубокой тайне писалось сугубо так совсем же неразделимо именно ведь разве что слитно.
Люди интеллигентные, смотревшие в этот букварь, видели в нем совсем иные буквы, нежели чем сколь невзначай были те, которые давали тогда зубрить простому народу на уроках по искоренению всей той и впрямь в то самое время попросту до чего вовсе более чем необъятно раздольной российской безграмотности.
И надо бы донельзя вот упрямо и строго как раз-таки еще сходу именно то по-заправски вполне вот весомо заметить…
Сам Карл Маркс, был на редкость уж абсолютно во всем безнадежно безграмотен в любых вопросах, которые до чего непосредственно хоть как-либо могли действительно соприкасаться со всяческой той вполне реальной жизнью, а не того весьма многозначительно же пустого мудрствования, до чего еще беззастенчиво высосанного им из своего чрезвычайно длинного указательного пальца.
Да и от самого по себе никак не скоротечного применения его «светлого вероучения» на той безумно суровой практике жизни, да еще и на землях из века в век многострадальной России все былое рабство (на тот момент на добрую половину уже отмененное) полностью разом вернулось в свое прежнее чисто феодальное русло.
Да еще и стало оно далее как-никак всецело выражаться разве что именно в наиболее лютой своей форме, раз вот теперь оно предстало, именно в виде сущего идолопоклонства перед всею той безумно же осатанело догматической идеей.
А хоть как-либо похуже чего-либо подобного на всем белом свете весьма ведь многозначительно вовсе-то никак попросту и не бывает!
Поскольку слишком до чего бесцеремонно при этаком виде рабства человеку со всею той полуосмысленной ожесточенностью и самозабвенностью и впрямь-таки, словно за пазуху явно уж сходу полезут в те самые наиболее потайные уголки всех потемок его души!
154
Да и вообще, именно при подобных немыслимо скверных обстоятельствах вся та общественно бесполезная идеология сколь изящно и красочно до чего старательно припорашивает чью-либо обыденно житейскую бесчестность инеем на редкость черствого и весьма задушевного самолюбования, что вполне естественно и возникло у всякой мелочи пузатой, что разом заполучила бразды чудовищного своего всесилия.
Причем никаких хоть сколько-то весьма существенных изменений к лучшему в связи с уничтожением «пут», от века еще сковывающих честного труженика пролетарская от сохи и кинжала власть с собой и близко никак уж явно не принесла.
Скорее наоборот, именно как раз все те ее до чего обобщенно и беспредметно разглагольствующие «народные вожди» и были наиболее наихудшими во всей общечеловеческой истории поработителями при них полностью навек отныне уж совсем ведь обезличенных и бескрайне от края до края гомогенных народных масс.
Да и наиболее главным образом чудовищно же нищие духом вожди сколь делово поднаторели как раз-таки в смысле на редкость вот безупречно надежного и верного обеспечения лично самих себя самыми чрезвычайно наилучшими из условий для весьма и весьма вот белозубой радости всяческого интеллектуального тунеядства.
Да и вообще, все то, как оно есть, немыслимо пресловутое освобождение людского социума из всех тех его вековых оков более всего собою напоминало одну лишь и вправду донельзя же беззаботную перемену слагаемых в арифметическом примере.
С той уж разве что как есть всецело явной и на редкость более чем донельзя многозначительной разницей, что как раз те самые социальные слагаемые, если и меняются местами, то лишь сколь обильно при всем том до чего широко кровоточа всеми язвами малых и больших душ.
Причем выражается все это в том самом как есть наиболее наихудшем смысле буквально-то насквозь крайне лживого идеалистического оболванивания, и по сей день слишком доверчивого населения всей уж шестой на редкость и близко вовсе так безмерно необъятной части суши.
Правда, все те довольно разноликие народности в глазах своих правителей были одной лишь серой и аморфной массой, из которой им разве что уж только ведь некогда предстояло вылепить всех тех и впрямь до чего неподдельно стоящих данного определения – настоящих людей.
Они ваяли свое новое общество из плоти и крови старого, без тени стеснения разом вырезая из него все то, попросту уж с одного виду показавшиеся им совершенно лишним и в целом во всем том дальнейшем и близко совсем никому отныне явно ненужным.
И их до чего идеалистически суровая весьма и весьма бескомпромиссная прямолинейность и делала их, как есть уж значительно более чем всецело похуже тех еще прежних, именитых и осанистых господ.
И все это в то самое время происходило разве что так, а не иначе, именно поскольку то, в принципе, было фактически самоочевидно, что даже и у самого лютого барина всенепременно было возможно, припав к его ногам (когда он находился в добром расположении духа), до чего запросто выпросить какую-нибудь существенную милость.
155
Да вот, однако у того барчука из бывших холопов, быстро и безжалостно вознесшегося ввысь как раз-таки за счет величавой идеи и близко уж какой-либо милости и в мыслях своих никак не представлялось возможным хоть сколько-то когда-либо поистине вымолить.
Он был тверд и хладен, прямо как та еще скала перед легким ветерком.
Ну, а кроме того, при этаком новоявленном деспотизме рабам, подчас даже и ненароком впавшим, в опалу к тому самому безупречному апологету ослепительно мрачной идеи товарищу Сталину, светило где-то вдали испепеляющим солнцем одно лишь и вправду вполне скорое избавление от всех страшных мук, более чем неизбежно присущих всякому бренному телу.
Поскольку при том и впрямь до чего необычайно же быстро с пылу с жару развитом социализме мера той исключительно наивысшей социальной защиты была, прежде-то всего, применяема никак не к бандитам, а именно к людям, имеющим внутри всего своего «я» именно те наиболее наивысшие человеческие ценности.
Да и то зачастую была она сколь явно отсрочена, уж, наверное, как есть вовсе ведь не иначе, а во имя того, дабы человек до самого конца фактически полностью затем
