Цунами тоталитарной идеологии

о том самом чисто всесильном насаждении (с самого малолетства), несомненно, как есть всецело гнетущего не одни лишь тела, но и людские души безмерно ведь чудовищно осатанелого института рабства.
Понятное дело, что когда пороли кнутом, словно скот тех людей, что именно напрочь сколь еще мужественно на редкость безоглядно отказывались совсем же безропотно выполнять подчас до чего бесовски мерзкую и бесчеловечную барскую волю…
Но разве то и вправду может претендовать на хоть какое-либо сравнение с тем, несомненно, вполне разумным обуздыванием дикого нрава, когда вполне, в принципе, справедливый взрослый человек ставил грубо на место уж никак не в меру зарвавшегося безусого юнца?
К примеру, бессовестно возжелавшего разве что, только до чего уж слегка оскорбившись сходу ведь прямо так и спустить с цепи собаку на ту самую ему как-никак чем-то явно не угодившую девчонку, как оно было в том всею душой и сердцем любимом автором прекрасном сериале «Сибирочка».

135
И кстати, к слову говоря, одной из наиболее главных побудительных причин, из-за которых, собственно, и развился тот самый в корне во всем исключительно так принципиально иной подход к физическим наказаниям, как раз и стала до чего крайняя их сущая же неэстетичность.
И это при том, что люди по-прежнему избивают друг друга и любая более чем возвышенная творческая интеллигентность им в этом вопросе нисколько уж и близко совсем не помеха.
Вот чего автору довелось найти на данную тему у Сергея Довлатова в его книге «Бывальщина»:
«“Потому что я не виноват. И сейчас это всем будет ясно. Главное, выслушайте, как было дело”. – “Ну, и как было дело?” – поинтересовались судьи. “Дело было так. Захожу в «Континенталь». Стоит Андрей Вознесенский. А теперь ответьте, – воскликнул Битов, – мог ли я не дать ему по физиономии?!”»

136
И кстати, одной из наиболее важных первопричин всенепременного зарождения новоявленных диктатур и стало, между прочим, в том числе и явное смягчение суровой участи всяческого самого уж разного рода злосчастных мятежников.
В старые добрые времена им бы попросту напрочь сходу отсекли их буйную голову, а тут, понимаешь ли, слепая жалость никак не вовремя и впрямь наружу выползла, а потому их и стали, не зная в том никакой меры до чего разнесчастных чисто вот вслепую без счета щадить, а в результате…
Уж хороших людей, никак не нарочно совершивших грех смертоубийства, лучше бы по мере сил пожалели, а не тех осатанело безжалостных, вконец расхристанных бредовыми идеями вурдалаков, сколь еще неизменно жаждавших сурового насилия во имя бессердечно добротного и самого незамедлительного высвобождения народа из пут никак в их глазах нисколько не праведного угнетения.
И главное, всем тем благосердечно праведным либералам некогда было полностью как есть именно что по нраву более чем упоенно и горестно упрекать царскую власть за всю ту так уж и проявленную ею жестокость во имя сурового усмирения всего того от века несносно прозябающего во всех своих житейских несчастьях простого народа.
Впрямь-таки душа у них наружу рвалась, дабы слезно и тоскливо, но совсем при этом никак не безрадостно, вполне до конца полноценнее выразить все то, что в ней исподволь поднакопилось, безмерно-то давно как есть попросту разом совсем уж поднакипело.
А свобода между тем это в том числе и самая прямая ответственность за каждую написанную автором букву.

137
Свободная пресса (с милостивого разрешения властей) в России буквально всегда с удивительным постоянством нисколько не целомудренно и чрезвычайно так острословно подчас и впрямь явно умудряется портить и без того донельзя спертый воздух на редкость чудовищными инсинуациями о том самом до чего только темном и беспросветном житии буквально везде ведь вокруг.
А что в результате?...
Точками заменены те самые на редкость разнообразные и грязные ругательства по данному совсем бессовестно отвратительному и как есть до чего весьма вот чудовищно скандальному поводу.
Ну а началось то самое сущее очернение и без того донельзя тусклого мира промозгло серой действительности отнюдь никак не при горбачевской гласности, обо всем этом некогда еще Достоевский в его незабвенных «Бесах» именно, что как есть совсем уж до чего только в сердцах написал:
«Многие говорили у нас о какой-то кладбищенской богаделенке, Авдотье Петровне Тарапыгиной, что будто бы она, возвращаясь из гостей назад в свою богадельню и проходя по площади, протеснилась между зрителями, из естественного любопытства, и, видя происходящее, воскликнула: “Экой срам!” и плюнула. За это ее будто бы подхватили и тоже “отрапортовали”. Об этом случае не только напечатали, но даже устроили у нас в городе сгоряча ей подписку. Я сам подписал двадцать копеек. И что же? Оказывается теперь, что никакой такой богаделенки Тарапыгиной совсем у нас и не было! Я сам ходил справляться в их богадельню на кладбище: ни о какой Тарапыгиной там и не слыхивали; мало того, очень обиделись, когда я рассказал им ходивший слух».

138
«От этих слухов в стране случаются разрухи», как обо всем этом сколь выразительно и метко некогда высказался друг автора этих строк поэт Владимир Струнский.
А между тем все то наиболее основное дело было вполне однозначно, как раз уж именно вот оно в чем…
До чего беспросветно черная сущность всей той однотонно серой общественной жизни на редкость радостно окрыляет всяческих весьма и весьма отъявленно деятельных палачей.
И это как раз, поэтому они и будут чисто ведь как есть, безжалостно готовы разом еще идти буквально-то на любые шаги, дабы с ходу совсем вот безотлагательно привести ситуацию в самую полнейшую идеологически верную норму.
Раз им для чего-либо подобного всего-то и нужно было так это разве что полностью отсечь кому надо, а между делом – и кому попало, его сколь излишне долго сидящую на шее голову – и все как есть, само собой вскоре тогда на место безо всякого на то промедления сходу уж и встанет.
Правда, безо всякой в том тени сомнения для подобного дикого порыва как-никак уж была до чего искрометно нужна именно та донельзя витиеватая и крайне так совсем никак ведь и непонятная душам простых смертных философская мысль.
Ну а подобного «добра» еще вот сыскать, посреди тех более чем немыслимо же схоластических бредней старушки Европы, было и впрямь совсем уж явно не трудно.
Более того, как-никак, а именно там эдаких пространных философских трактатов разыскать и обнаружить, можно было попросту в том как-никак превеликом множестве, выбирай, так сказать, на абсолютно любой до чего только наиболее изысканный вкус.

139
Да только может ту доверху переполненную светлой истиной хорошую идею попросту никто и никак явно недопонял, а именно потому ее и впрямь до чего дырявыми и неумелыми руками до чего бездумно затем и воплотил в самую сердцевину всяческой той немыслимо так скудно обыденной жизни?
Полностью этим до конца зверски исказив всю ее самую изначальную благую суть?
То есть кто-то вовсе ведь до чего излишне разом поторопился явно уж чисто как есть, сходу осуществив именно те самые блаженно благостные перемены, однако, действуя при этом чересчур вот донельзя наобум и второпях.
Но все-таки, мол, это был крайне полезный и важный опыт и те, для кого стезя резкого улучшения общества и вправду является самой наилучшей перспективой, вполне готовы вновь уж начать все с нуля…
Хотя из того нуля может затем еще выйти один только донельзя большой мыльный пузырь и ничего более.
Да и вообще никакие бравые идеи вовсе-то не смогут повести верных им людей к какому-либо именно что как есть попросту и непостижимо многообещающему добру.
И это так именно поскольку по ходу процесса околпачивания их душ великими планами по самому незамедлительному переустройству всего этого мира подобные существа раз и навсегда попросту перестают быть вполне естественно же полноценно живыми.
Столь неистово при всем том, радостно возгораясь всепоглощающим огнем чертовски озверелого фанатизма их души, со временем полностью, так как есть, до конца превращаются в один лишь пепел всей той донельзя пламенной своей эпохи.
Причем у них в руках были бразды правления, и они ими вполне еще должно воспользовались, дабы в единый миг обратить всякое существование неверующих в их грядущий рай на этой земле в сущий ад.
Ну а главное – все это будет происходить только лишь ради того дабы по мере сил привнести благо и счастье в жизнь всех тех без исключения чистых от всяких сомнений людей.
А все те остальные никому далее попросту и не нужные, социально бесполезные индивиды должны были ныне оказаться, разве что довольно же спешным образом начисто так попросту утилизированы.
И все это раз вот того до чего всесильно требовал сам дух всеобъемлющего блага, что и был уж тогда вполне осязаем в самом ведь воздухе тогдашнего нового времени…
Причем как сорную траву выкосить жизни столь многих людей явно так следовало именно ради того, дабы не путались они затем под ногами и не мешали всем остальным строем идти вперед… к тем бесконечно дорогим и наиболее достойнейшим великим ценностям того некогда разве что грядущего самого «наилучшего и безмятежно единого мироустройства».

140
И ведь всему вышеизложенному как есть вполне возможно будет затем еще отыскать самое превеликое множество всяческих же, как есть самого так разного рода ярких примеров из всей той, безусловно, до чего исключительно вовсе и впрямь никак неоднородной художественной литературы.
Вот он – лишь один тому наиболее наглядный и весьма прискорбный пример: мысли и желания фон Корена из повести «Дуэль» Чехова – это же истое зло, яростно одержимое наиболее наихудшим из всех более чем на редкость сколь еще искренних его намерений – сеять добро и свет именно, теми чисто своими беспощадными сатанинскими методами:
«И идеалы у него деспотические, – сказал он, смеясь и закусывая персиком. – Обыкновенные смертные если работают на общую пользу, то имеют в виду своего ближнего: меня, тебя, одним словом, человека. Для фон Корена же люди – щепки и ничтожества, слишком мелкие для того, чтобы быть целью его жизни. Он работает, пойдет в экспедицию и свернет себе там шею не во имя любви к ближнему, а во имя таких абстрактов, как человечество, будущие поколения, идеальная порода людей. Он хлопочет об улучшении человеческой породы, и в этом отношении мы для него только рабы, мясо для пушек, вьючные животные; одних бы он уничтожил или законопатил на каторгу, других скрутил бы дисциплиной, заставил бы, как Аракчеев, вставать и ложиться по барабану, поставил бы евнухов, чтобы стеречь наше целомудрие и нравственность, велел бы стрелять во всякого, кто выходит за круг нашей узкой, консервативной морали, и все это во имя улучшения человеческой породы… А что такое человеческая порода? Иллюзия, мираж… Деспоты всегда были иллюзионистами».

И уж в чем в чем, а в этом автор всецело ведь полностью и до конца более чем разом на деле согласен с господином Лаевским.
Автор, вообще для себя то самое довольно-таки давно весьма четко уяснил, а именно что как только один нехороший человек сходу же начинает громко и отрывисто