Spoudogeloion. История Европы в романах

воскликнули Джеронимо и Клементино.
– Вот потому мы и пошли за ним, – проговорил про себя Филиппо.
– Да уж… – протянул Сабатино.
– Но ответь, всё-таки, чем вы собираетесь жить – подаянием? – спросил Джеронимо.
– Где вы возьмёте хлеба? Постись – не постись, а на четверых вам надо немало еды, – прибавил Клементино.
Продолжая кашлять, Франческо замахал руками, показывая, что не может говорить.
– Мы будем работать, мы не чуждаемся никакой работы, – готовы на самую грязную и тяжёлую, – ответил за него Паоло. – Денег за работу просить не станем: сколько дадут, тому и будем рады. А дадут едой, – тоже хорошо, тоже славу Богу… Так и станем жить, –  в молитвах и работе, в работе и молитвах, – верно, Франческо?
– Да, верно, – откашлявшись, сказал он. – Просить подаяние мы больше не будем, – незачем искушать людей. Они думают: «А может быть, это обманщики? А может быть, им не очень-то и нужно моё подаяние?». Зачем отягощать людские души сомнением? А если попадёшь, к тому же, на скупца, зачем увеличивать грех его скупости?.. Да, мы будем работать, я уже договорился с крестьянами из ближайшей деревни, – мы поможем им при сборе винограда.
– Отлично! – обрадовались Филиппо и Паоло, и даже Сабатино изобразил на своём лице улыбку.
– Вот теперь понятно, как вы будете жить, – сказал Джеронимо. – А то у нас в городе болтают разное.
– Да, разное болтают, – подхватил Клементино. – Многие смеются над вами.
– Пусть смеются, – смех делает людей добрее, – улыбнулся Франческо. – Мы постараемся, чтобы не только люди, но сам Господь веселился, глядя на нас. Мы станем шутами Господа, – мы будем веселить его! Поглядите-ка на нас: разве не смешно – благородный рыцарь, учёный юрист, бывший торговец и я, сын богатого купца, живём впроголодь, ходим в рубище, спим на голой земле, – и нипочём не желаем прислушиваться к мудрым советам. Да, мы шуты Господа, и желаем оставаться ими до конца своих дней!..

Кларисса

В Ассизи близ церкви святого Руфина стоял дом мессера Фавароне ди Оффредуццо, благородного ассизского рыцаря, и его жены мадонны Ортоланы. Дом их украшали четыре дочери, – милые, как весенние цветы. Старших дочерей, которым было семнадцать и пятнадцать лет, звали Кларисса и Агнесса; младших, двенадцати  и одиннадцати лет, –  Пененда и Беатриче. Фавароне не успел до своей кончины устроить будущее дочерей, и это больше всего огорчало его на смертном одре как христианина и как человека благородного воспитания.
После кончины мужа мадонна Ортолана оказалась в затруднительном положении: это не шутка – выдать замуж двух дочерей, а по прошествии некоторого времени – ещё  двух. Одного приданого надо невесть сколько, а ещё попробуй сыскать хороших женихов, – легко ли это в наше время? К счастью, старшая дочь Кларисса была хоть куда: изящная, золотоволосая, стройная, она привлекала к себе всеобщее внимание. К тому же, мадонна Ортолана готова была дать ей в приданое целых десять золотых сольдо, не считая пуховых подушек, стеганных шёлковых одеял, перины и всякой домашней утвари,  – включая серебряный ночной горшок. Главное было выдать замуж старшую дочь, с остальными было бы легче, – поэтому мадонна Ортолана не скупилась на приданое Клариссе.
Так же думал когда-то и Фавароне, отец Клариссы, – чтобы ещё больше возвысить свою старшую дочь в глазах женихов, он дал ей прекрасное образование. Клариссу обучили читать, писать, играть на музыкальных инструментах, а также её научили пению, поэзии, этикету и искусству составлять музыкальные композиции; её обучили арифметике, в некоторой степени латыни. Помимо этого, она научилась верховой езде, танцам, игре в шахматы; её обучили сочинять и рассказывать истории, – а также искусству вышивки и прядения. Само собой, Кларисса воспитывалась в духе скромности и жертвенности; ей постоянно внушалось то, что называется «блюсти себя», – ведь она должна была достаться своему мужу чистой и непорочной.
В то же время, Фавароне и Ортолана понимали, что будущий муж Клариссы вряд ли будет доволен, если получит в жёны недотрогу, не знающую таинств любви и не умеющую угодить своему супругу в постели. Поэтому в служанки к Клариссе наняли некую Бону ди Гвельфуччо, дважды успевшую побывать замужем и отлично понимающую мужские прихоти. Ей было известно, что каждый мужчина хочет получить в жёны целомудренную супругу, – но лишь при свете дня, а ночью требует, чтобы она вела себя, как куртизанка, искушённая в любовных утехах. Что делать, таковы потребности мужчин, шептала Бона на ушко мадонне Ортолане, и та соглашалась с ней, не забывая креститься и посылать проклятия на грешные мужские головы.
Далеко не последнюю роль играло и умение преподнести себя, а наиглавнейшее значение при этом имело искусство наведения красоты. Когда Господь создал женщину из ребра Адама, он даровал ей вечную, неувядающую красоту. Но женщина утратила её по вине дьявола, после того как отведала запретного плода, – и то был для неё великий позор. Значит, следовало вернуть женщине то, что даровал ей Господь, а для этого все средства были хороши. Напрасно проповедники в церквах поучали: «Красота – явление быстротечное, попытки приукрасить будущий труп тщетны», – так же как в случае с желанием женщин одеваться красиво и привлекательно, они были бессильны изменить женскую натуру. Более того, под влиянием женского пола сами проповедники были вынуждены признать, что белокурая юная красавица с вьющимися волосами, убранными в пышную прическу или заплетёнными в косы, красавица, блистающая прелестью лилейно-белой кожи, – свидетельствует о своей чистоте и ангельском характере.
Бона ди Гвельфуччо в совершенстве познала искусство наведения красоты; благодаря заботам Боны щёки Клариссы горели румянцем, а её губы были подобны сочным вишням. Брови были чернёнными, изогнутыми дугой и очень тонкими; переносица как бы нависала над прямым носом, правильным и тонким. Высокий лоб  Клариссы тоже не сам собой дался: на волосы у корней ей накладывалась едкая смесь из аурипигмента и негашеной извести. После того, как кожа была очищена, Бона наносила Клариссе на лоб составы, призванные воспрепятствовать росту волос, –  кровь летучих мышей или лягушек, сок цикуты или золу, предварительно вымоченную в уксусе. Для обретения густой шевелюры собственно на голове Бона натирала Клариссу порошком, включавшим истолчённые крылышки пчел и шпанской мухи, орехи и пепел от сожжённых ежовых иголок.
Иногда Кларисса не выдерживала всех этих мучений, призванных сделать её красивой, – она начинала плакать и молить о пощаде. Тогда изобретательная Бона читала ей описание красавицы из историй о славном короле Артуре и рыцарях Круглого стола: «Черты лица девушки были правильны и прекрасны, а волосы были ещё более золотисты, чем оперение крыльев иволги. Лоб её был высок, чист и бел, брови же – черны и изогнуты дугой и превосходнейшим образом очерчены; они были столь хороши, что можно было подумать, что какой-то великий мастер нарисовал их от руки. В глазах её светились столь глубокий ум и проницательность, что, вероятно, стрела её взгляда могла бы пронзить не только толщу золотых монет достоинством в пять экю, но и сердце того, кто вздумал бы закрыть от сего оружия свою грудь столь невиданным щитом и таким образом одержать над ним победу.
Уверяю вас, взора столь проницательного стоит опасаться и лучше избегать, ибо никто не смог бы устоять против него, никто не смог бы не воспылать к его обладательнице пылкой любовью!..
Ланиты юной красавицы были свежее и розовее, чем лепестки дикой розы. Следует добавить, что если она отличалась хорошеньким личиком, приятным для взоров всех людей, то и станом она обладала стройным и гибким. У сей девицы были прекрасные покатые плечи, красивые и тонкие руки, которые никогда не оставались безвольно лежать на коленях или покорно висеть вдоль тела, когда представлялась возможность подать их для поцелуя».
Истории о благородных рыцарях и прекрасных дамах имели чудесное действие на Клариссу: она переставала плакать и покорно сносила от своей служанки всё то, чему она подвергала её.
Однако единственным, что приносило Клариссе подлинное удовольствие, было купание в ванне, – от купания она никогда не отказывалась и готова была купаться хоть по три раза в день. В доме её отца была сделана особая встроенная ванна размером двенадцать локтей на семь. Она была выложена гладким шлифованным камнем, а заливалась тёплой водой из котла, установленного в соседней комнате; вода лилась в ванну из отверстий в форме львиных и медвежьих голов. На стене над ванной располагались мраморные полки для душистых растираний, мягких губок и прочих ванных принадлежностей; Кларисса была охоча для всяческих изобретений по части купания.
***
Сидя в ванне и позволяя растирать свои плечи, шею и руки ароматическими маслами, Кларисса слушала очередные наставления Боны.
– Моя госпожа, – говорила она, – вы должны знать, что как бы ни сильна была к вам привязанность вашего будущего супруга, подкреплённая вашим умением доставить ему удовольствие, но основная ваша цель – это рождение сына для него, наследника состояния. О, я не сомневаюсь, что вы способны родить ребёнка! Вы, моя госпожа, можете родить много детей, – уж я-то знаю, поверьте мне! Но не подведёт ли вас муж, – это вопрос. Бывает так, что мужчина, с виду здоровый и молодой, не способен к продолжению рода, – то ли из-за проклятья, то ли от сглазу, то ли от других причин. Что же делать, если ваш муж не способен зачать ребёнка? – Бона остановилась и со значением посмотрела на Клариссу.
– Что тогда делать? – переспросила она.
– Есть способ, разрешённый законом, – озираясь по сторонам, хотя в ванной комнате никого кроме них не было, шепнула Бона. – Если супруг не способен зачать ребенка, в дело вступает «брачный помощник». Закон гласит, что ваш незадачливый супруг должен созвать своих родственников и попросить их найти того, кто зачнёт ребенка. А вы будете обязаны воспользоваться заменой, противно вам это или нет, – вы должны лечь и позволить совершить над собой то, что необходимо для исполнения вашего долга. После того, как всё свершится, ваш муж подаст вам жареную курицу, схожую со свадебной, которой лакомятся новобрачные на супружеском ложе. Это блюдо обязательно должен подать ваш муж, подтвердив, что зачатие выполнено с его согласия, и детей, зачатых таким образом, он готов считать своими.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – густо покраснев, спросила Кларисса.
– Мало ли, – может быть, пригодится, – загадочно сказала Бона.
Кларисса пристально посмотрела на неё:
– Ты что-то не договариваешь.
– Нет, это я просто так, – ответила Бона с нарочитой беспечностью.
– Бона, скажи мне, в чём дело? Ты для меня не только служанка, ты моя подруга. Мы столько лет вместе, – неужели ты станешь меня обманывать? Бона, милая, расскажи мне, что ты знаешь? – Кларисса крепко сжала её руку.
– Ладно, – сказала Бона. – Я не хотела говорить раньше срока, но вы всё равно узнаете. Ваша матушка нашла вам жениха. Это Гвидо, сын старика Квинтавалле. Он очень богат, отец отписал ему половину всего имущества. Ваша матушка уже сговорилась о помолвке, а мне