Spoudogeloion. История Европы в романах

вам персики! – во всё горло завопил он, ещё не достигнув её дома.
***  
В конторе Бернардоне всегда было много народа: Пьетро торговал и оптом и в розницу,  придерживаясь золотого правила: медяк к медяку – будет золотой. Всех покупателей надо было обслужить, всем оказать внимание. С солидными клиентами Пьетро разговаривал сам, мелких поручал приказчикам; Франческо до последнего времени не допускался до сделок с крупными клиентами, но сегодня Пьетро решил устроить ему испытание – Франческо должен был продать партию дорогого сукна синьору Сильвио из Рима.
Синьор Сильвио был прожжённой бестией: несмотря на свое громадное состояние, он не только обманывал на каждом шагу, но и готов был прихватить то что плохо лежит. С ним надо было держать ухо востро, а уж провести синьора Сильвио не удавалось никому, – поэтому Пьетро с интересом наблюдал за разговором Франческо с этим важным господином.
– Помилуй Бог! Пятнадцать золотых полновесных сольдо за эту партию сукна?! Да вы с ума сошли, молодой человек! – возмущённо говорил синьор Сильвио. – Во всём Риме не найдётся столько золота, а мне, ведь, надо будет ещё продать это сукно. Вы хотите, чтобы я торговал себе в убыток?
– Упаси меня Господь, Пресвятая Дева Мария и двенадцать апостолов от причинения вам малейшего ущерба, достопочтимый синьор Сильвио, – возразил Франческо. – Мы отдали бы вам сукно даром, из одного уважения к такому известному человеку, как вы.
– Не забудьте прибавить – и вашему постоянному покупателю, – вставил синьор Сильвио.
– Лучше сказать – нашему благодетелю! О, поверьте, мы ценим ваше внимание к нашей скромной конторе и дорожим добрыми отношениями с вами, синьор Сильвио, – с великим почтением произнёс Франческо. – Именно поэтому мы дали вам такую неслыханную, просто неприличную скидку: любому другому синьору мы не продали бы это сукно дешевле, чем за двадцать пять золотых сольдо, но для вас мы готовы на всё. Пожалуйста, забирайте всю партию за пятнадцать сольдо, – только никому не говорите об этом, а то над нами будут смеяться. «Вот, те самые простаки, что продали прекрасное дорогое сукно всего за пятнадцать сольдо! И эти Бернардоне полагают, что умеют торговать? Вот чудаки, им стоило бы заняться чем-нибудь другим», – так скажут люди.
– А если я возьму у вас это сукно за пятнадцать сольдо, то заняться чем-нибудь другим надо бы мне, – возразил синьор Сильвио. – Клянусь муками Спасителя, я не могу купить эту партию дороже, чем за десять сольдо. Десять сольдо, и ни гроша больше! Хотите – продавайте, хотите  – нет.
– Силы небесные! Святые угодники! – воскликнул Франческо. – Какие десять сольдо?! Даром берите, даром, – я же вам сказал!.. Только для того, чтобы не нарушать принятый обычай, мы готовы взять у вас четырнадцать сольдо, – окажите нам такую честь, синьор!
– Четырнадцать сольдо! Юноша, вы явно не понимаете, о чём просите, – покачал головой синьор Сильвио. – У флорентинцев за четырнадцать сольдо я куплю вдвое больше сукна лучшего качества.
– О, синьор, вы сразу так и сказали бы, что у вас есть более выгодное предложение, – сказал Франческо, убирая со стола приготовленную заранее расчётную книгу, перо и чернила, – Простите за то, что напрасно отнял у вас время. Как вы правильно заметили, я ещё не очень опытен в торговых делах. Простите меня, синьор Сильвио, – и желаю вам успеха!
– Не спешите, молодой человек, – остановил его синьор Сильвио. – Опыт – дело наживное, поэтому послушайте того, кто старше вас… В Риме сейчас мало людей, имеющих приличные деньги и желающих потратить их на роскошные дорогие вещи. Для того чтобы не остаться внакладе, я должен купить это сукно не дороже, чем за двенадцать сольдо, – у меня всё точно посчитано, до последнего гроша.
– Иметь с вами дело, – это высшая школа для меня, синьор Сильвио, – Франческо посмотрел на него снизу вверх. – Я могу лишь мечтать о том, что когда-нибудь стану похожим на вас… Вы меня убедили, – пусть будет тринадцать сольдо. Правда, это несчастливое число – тьфу, тьфу, тьфу! – но будем надеяться, что оно не навлечёт на нас беду.
– Нет, не надо тринадцать, число действительно мерзкое, – синьор Сильвио плюнул через левое плечо.
– А за двенадцать не могу отдать, – ну, никак не могу, синьор! – развел руками Франческо. – Что же, если мы не можем договориться, поезжайте к флорентинцам…
– И поеду, да поможет мне святой Николай! – вскричал синьор Сильвио. – Прощайте, – он пошёл было к выходу из конторы, затем остановился и оглянулся на Франческо. Тот почтительно улыбался ему и молчал. Синьор Сильвио вернулся к столику:
– Экий вы упёртый! Отдайте за двенадцать, говорю вам, большую цену никто не даст.
– Ах, синьор, если бы я мог, – вздохнул Франческо. – Но клянусь святым Антонием, не могу. Часть прибыли, как водится, нам надлежит выделить всемогущему Богу и Деве Марии, – равно как и тем святым, к которым мы обращаемся за содействием – а для этого надо дать деньги святой Церкви, дабы наши молитвы были услышаны, – Франческо взвёл глаза к небу.
– Само собой. Это как водится, – кивнул синьор Сильвио и перекрестился.
– С другой стороны, много ли мы получаем дохода от нашей торговли? А уж я не говорю об уважении, – с ещё более тяжёлым вздохом продолжал Франческо. – Купец вызывает зависть и недоброжелательство, его порядочность внушает серьезные сомнения. Даже Иоанн Златоуст учил: «Ремесло купца неугодно Богу». Ибо, по словам отцов церкви, трудно, чтобы в отношениях купли-продажи не затесался грех.
– Ну, это… – синьор Сильвио неопределенно покрутил пальцами, не зная, как возразить и имеет ли он право возражать Иоанну Златоусту.
– Но мы не воры и разбойники, – с внезапным воодушевлением произнёс Франческо, – ибо можем повторить сказанное неким купцом: «Я полезен королю, знати, богатым и всему народу. Я вхожу на корабль со своими товарами и плыву в заморские края, продаю товар и приобретаю ценные вещи, коих нет здесь. Я привожу их с большим риском, подчас терплю кораблекрушение, теряя все свое имущество и едва спасая собственную жизнь». А когда собеседник спросил купца: «Ты продаешь эти вещи за ту цену, за которую купил их?», он ответил: «Нет. Что же тогда дал бы мне мой труд? Я продаю дороже, чем сам купил, с тем чтобы получить кое-какую прибыль и прокормить жену с детьми».
– Верно, ох, как верно! Запишите мне эту историю, дабы я мог повторить её на людях! – воскликнул синьор Сильвио. – Вы начитанный молодой человек и умеете вести разговор, – сказал он после паузы. – Ладно уж, согласен, беру ваше сукно за четырнадцать сольдо, – и, не сдержавшись, проворчал:  – У вас большое будущее, юноша.
– Дай Бог вам процветания и здоровья, синьор, – поклонился ему Франческо, доставая расчётную книгу и письменные принадлежности. – Что же, сукно вы видели, измерили…
– Нет, нет, нет! – замахал руками синьор Сильвио. – Надо будет всё перемерить и пересмотреть. Идём на склад.
– Как вам будет угодно, синьор. Позвольте, я возьму с собой расчётную книгу, чернильницу и перо? Там, на складе, мы рассчитаемся и оформим сделку, – с широкой улыбкой сказал Франческо.
– Будь по-вашему, – буркнул синьор Сильвио. – Я только позову своего зятя и слугу. Деньги у них под охраной.
Пьетро, наблюдавший всю эту сцену, довольно крякнул и потёр ладони.
– С завтрашнего дня официально будешь моим помощником, – после закрытия  конторы говорил он сыну. – Если ты сумел продать сукно этому мошеннику Сильвио и не продешевил, ты сможешь торговать с самим чёртом. Ловко ты его поддел!
– Кого, чёрта? – засмеялся Франческо.
– Тьфу! Спаси нас архангел Михаил от нечистого, – сплюнул Пьетро. – Я имел в виду Сильвио. Ты затронул его больное место: он очень богат, но ему недостаёт уважения от людей. Любой богач, как бы не старался показать, что ему наплевать на людское мнение, в душе чувствует себя обиженным. По правде сказать, я тоже частенько переживаю из-за того, что люди недолюбливают меня, – признался Пьетро.
– Ты? – удивился Франческо. – Так смени занятие! Займись тем, что вызовет уважение, – с весёлой дерзостью посоветовал он.
– Но, но! Не зарывайся! Ты не на пирушке с друзьями, ты с отцом разговариваешь, – строго остановил его Пьетро.
– Извини, – Франческо склонил голову.
– Если бы я позволил себе так разговаривать со своим отцом, старик взял бы палку, да всыпал мне по первое число. Не забывай, Франческо, что важнее отца нет никого на свете: мать всего лишь родила тебя, но жизнь тебе дал отец и он же учит тебя жизни, – внушительно произнёс Пьетро.
– Да, батюшка, – покорно согласился Франческо.
– Ну, хорошо, – смягчился Пьетро. – Ты домой?
– Нет, мне надо зайти… – Франческо смешался, не желая лгать. – В общем, я приду попозже. Может быть, совсем поздно…
– Или очень рано, – усмехнулся Пьетро. – Ты уже вторую ночь не ночуешь дома. Я-то тебя понимаю, но вот твоя мать… Она беспокоится, как бы ты не сбился с правильного пути. Она хотела бы, чтобы ты стал монахом.
– Я?! Монахом?! Вот уж никогда! – расхохотался Франческо. – Грязным вонючим монахом с постной рожей? Да я лучше в наёмные солдаты запишусь!
– Тише, не кричи! – Пьетро оглянулся на дверь конторы. – Я-то тебя понимаю, – повторил он, – но твоя мать… Пусть лучше твоего брата Анджело готовит в монахи, от него всё равно будет мало проку.
– Ну, Анджело ещё слишком молод! – возразил Франческо.
– Вот и пусть она с ним возится… Бог с ней, – сорока она и есть сорока! – проворчал Пьетро.
– Что? – переспросил Франческо.
– Ничего… Ступай, куда хочешь, я разрешаю. Об одном тебя прошу: не урони как-нибудь ненароком чести нашей семьи. Помни, ты – Бернардоне! – с гордостью проговорил Пьетро.
– Не беспокойся, отец. Я не уроню чести нашей семьи и не замараю славное имя Бернардоне, – ответил Франческо, шутливо вытягиваясь перед отцом.
– Эх, распустил я тебя, разбаловал, – покачал головой Пьетро. – Будь я строг, как был строг мой отец, отведал бы ты палки!
***
Спальня мадонны Лии была украшена по стенам разноцветной майоликою; две колонны в центре, поддерживающие сводчатый потолок, были сложены из розового туфа и имели затейливые капители с узорами из виноградных лоз. Три окна, освещавшие спальню, были прикрыты дубовыми ставнями, сквозь них проникали в комнату лучи лунного света. На мозаичном полу лежал большой арабский ковёр, на нём стояла широкая кровать с балдахином, – там, на тонком шёлковом одеяле с вышивкой из райских птиц и дивных растений лежала на животе нагая, с распущенными волосами мадонна Лия. Рядом, на мраморном столе были расставлены блюда с дичью и мясом, вазы с фруктами и два кувшина с вином, а в большой вазе на полу стояли свежие розы. Мадонна ела персик и пила рубиновое вино из прозрачного венецианского бокала; Франческо, возлежавший возле мадонны, сыпал ей на плечи лепестки роз и время от времени нежно целовал её шею ниже мочки уха. Мадонна смеялась и ёжилась; «мне щекотно», – говорила она, но сама подставляла шею для поцелуев.
– Признайся, ты часто бывал у куртизанок? – внезапно спросила она.
– Ни разу не был, – смутившись, ответил Франческо.
– Да? – она посмотрела на него из-за плеча. – Значит, у тебя талант к любви. Я подумала, что ты научился у куртизанок.
– Куртизанки – это развратные, продажные