Spoudogeloion. История Европы в романах

выполнения всех своих приказов. Рыцарское звание, которого он добился долгой службой в оруженосцах, предоставило ему право командовать над людьми, и он наслаждался этим правом. В глубине души он презирал те нелепые ограничения, которые накладывались на рыцаря по кодексу чести: Гвалтьеро де Бриенне считал, что времена, когда рыцари защищали слабых и обездоленных, боролись с несправедливостью, а сами при этом терпели лишения, давно прошли; такие рыцари теперь были столь же смешны, как щеголи, одевшиеся по старинной моде. Рыцарь являл собой грозное и страшное орудие боя: такое орудие дорого стоило, – значит, надо было найти того, кто мог заплатить надлежащую цену, а всё остальное не имело никакого значения.
Люди из его отрядя тоже пришли сюда не для того, чтобы защищать слабых и обездоленных, а во имя славы и денег. Гвалтьеро де Бриенне знал, как этого добиться, – знал он и другое: большая часть пришедших к нему должна погибнуть для того, чтобы остальные получили желаемое. Кому погибнуть, кому остаться в живых, зависело от Господа Бога, однако Бог был на небе, а Гвалтьеро де Бриенне – на земле, для своих солдат он был верховным командиром.
Для того чтобы ни у кого не возникало никаких сомнений на этот счёт, Гвалтьеро сразу же взял новобранцев в ежовые рукавицы; он, рыцарь и дворянин, мог легко распоряжаться теми, кто не имел ни рыцарского звания, ни дворянского происхождения, – а если прибавить к этому богатый опыт Гвалтьеро де Бриенне, его железную волю и упрямый характер, то понятно, что у прибывших к нему юнцов не было ни малейшей возможности ослушаться своего командира. Для начала он подверг их испытаниям, которые были наиважнейшими для воинов, имеющих желание служить в его отряде, – эти испытания были мало похожи на те, что были предначертаны в старом рыцарском кодексе. Как известно, человек, в былые времена стремившийся к рыцарскому званию, должен был доказать своё душевное благородство, отсутствие пороков и низменных наклонностей. В кодексе было сказано, что об этих качествах следует судить не по словам, ибо слова нередко бывают лживыми; и не по роскоши одеяний, ибо роскошное платье подчас скрывает жалкую и подлую душонку, обиталище низости и лжи, – но если ищешь душевное благородство, то ищи его в вере, надежде, милосердии, справедливости, отваге, преданности и иных добродетелях. Испытывая человека на пригодность к рыцарству, говорилось далее, надлежит справляться о его нравах и обычаях; ибо если бы рыцарство не пополнялось теми, кто безупречен в отношении чести, кто дорожит ею и о ней печётся, то оно бы погрязло в пороках и не смогло бы заново воссиять во славе. Человек, алчущий рыцарства, должен знать о грузе ответственности, с рыцарством сопряженном, о тех опасностях, которым подвергаются вознамерившиеся стать рыцарями, – и выполнять рыцарский долг. Ибо не столько смерти должен бояться рыцарь, сколько позора, и не столько голод, жажда, жара, холод или любые иные тяготы и мучения должны страшить его, сколько бесчестье. Человек, обуреваемый гордыней, необразованный, речи которого столь же грязны, как и его одежды, пьяница, чревоугодник и клятвопреступник, жестокосердый, корыстолюбивый, лживый, вероломный, ленивый, вспыльчивый и сластолюбивый или погрязший в иных пороках, не должен быть рыцарем. В противном же случае, если бы в рыцарский орден вступали те, кто ему чужд, получалось бы, что нет разницы между хаосом и гармонией. Отсюда следует, что, поскольку рыцарство – это приведенная в гармонию отвага, каждый оруженосец, прежде чем быть принятым в рыцарство, должен быть подвергнут испытанию.
Наконец, в кодексе говорилось, что горбун, толстяк, равно как и тот, кто имеет какой-либо иной телесный изъян, не должен вступать в рыцарский орден, ибо было бы большой ошибкой принимать в рыцари хилых, худосочных и непригодных к ратному делу.
Из всего этого Гвалтьеро де Бриенне был согласен только с последним правилом, поэтому он сразу же отказал двум юношам из числа приехавших к нему: первый был слишком толст, а второй – сухорук. Для прочих началось первое испытание – на выносливость, выдержку и силу. С утра до вечера Гвалтьеро заставлял новобранцев бегать, носить тяжести, бороться друг с другом, метать копья, сражаться мечами – и совершать иные упражнения, нелёгкие для тела, но необходимые для закалки будущего рыцаря.
В ходе первого испытания несколько человек сбежало из лагеря; Гвалтьеро был доволен, что избавился от слабых, он использовал их пример для назидания остальным новобранцам. Упомянув слабость и трусость как черты, недостойные истинного солдата, Гвалтьеро пообещал, что тот, кто сбежит в бою, будет пойман и немедленно повешен. Суровый вид рыцаря не оставлял сомнений, что это обещание будет выполнено.
Второе испытание, собственно, и заключалось в проверке послушания будущих воинов. Оно проходило одновременно с первым: Гвалтьеро де Бриенне специально отдавал такие приказы, которые не могли не вызвать отторжения, к тому же, был чрезвычайно груб с новобранцами. Один из них попытался возмутиться, тогда Гвалтьеро попросту избил его и вышвырнул из лагеря; ещё четверо сбежали той же ночью. «Вы пришли ко мне, чтобы стать настоящими солдатами и я сделаю из вас настоящих солдат», – сказал тогда Гвалтьеро тем, кто по-прежнему оставался верен ему.
Третье испытание было, по его мнению, самым серьёзным, – оно касалось душевных качеств новобранцев. Гвалтьеро не мог спокойно вспоминать фразу из кодекса о том, что «рыцарство – это приведенная в гармонию отвага»; эта фраза вызывала у него судороги.  Вопреки рыцарскому кодексу, Гвалтьеро был убежден, что именно те, кто одержим тщеславием, алчностью, жадностью и завистью, – и есть лучшие, самые надежные воины. С такими всегда было просто, ибо было ясно, чего они хотят, чего требовать от них и как с ними себя вести.
Это третье испытание началось вскоре после того, как и папа, и император отказались принять Гвалтьеро де Бриенне на службу, и он должен был действовать самостоятельно, предлагая свою помощь то одному, то другому свободному городу на севере Италии. Предложение помощи заключалось в том, что Гвалтьеро начинал разорять селения, принадлежащие городу, – сжигать дома поселян, угонять скот и уничтожать посевы. Когда возмущённые городские власти спрашивали у рыцаря, на каком основании он это делает, Гвалтьеро отвечал, что вынужден так поступить, ибо не имеет средств для содержания себя и своего отряда. Тогда городские власти предлагали Гвалтьеро откупные с тем, чтобы он перестал вести военные действия в городских владениях, и приступали к переговорам с рыцарем о привлечении его на службу, то есть соглашались платить ему за охрану своей территории примерно столько же, сколько он получал, разоряя её.
На самом деле, такие переговоры велись лишь для видимости, потому что каждый крупный город имел собственные воинские силы для своей защиты и надо было только выиграть время, чтобы собрать их, – а небольшие города пользовались покровительством влиятельных синьоров или крупных городов, а значит, тоже не нуждались в услугах рыцаря Гвалтьеро. Он это отлично понимал: узнав о приближении сильного воинского отряда, посланного очередным городом для борьбы с ним, Гвалтьеро быстро уходил в другую местность и там продолжал игру в кошки-мышки с новой жертвой.
Поселяне стонали от постоянных грабежей рыцаря и всячески проклинали его, но он не обращал на это ни малейшего внимания, – глупое мужичьё совершенно не понимало военной тактики, а с точки зрения людей, сведущих в воинском деле, действия Гвалтьеро де Бриенне были безупречны. Единственно, что омрачало настроение рыцаря, – это невозможность захватить чей-нибудь замок, дабы потребовать достойный выкуп с его обитателей за их освобождение. К сожалению, синьоры на севере Италии были привычны к постоянным войнам и хорошо укрепились в своих родовых гнёздах, так что Гвалтьеро не мог подступиться к ним, – но и без этого он получал достаточно средств и надеялся продержаться в Италии до большой войны.
Выбранная Гвалтьеро военная тактика позволяла ему наилучшим образом провести третье испытание новобранцев. Одно дело, – сразиться в бою с сильным противником, подвергая свою жизнь опасности, и другое, – отнять у беззащитного крестьянина последнюю рубаху, надругаться над его женой, сжечь его дом, угнать коз и овец, вытоптать посевы и разорить виноградники. Человек, непрестанно взывающий к Богу, имеющий в душе представления о благородстве и милосердии, не мог, конечно же, исполнять такие приказы и поэтому неминуемо должен был покинуть отряд, – чего и добивался Гвалтьеро, готовящий из своих людей идеальных воинов, но не идеалистов.
***
Франческо, Джеронимо и Клементино сидели у костра на берегу реки и ели похлёбку из котелка. Их кони, мокрые от осеннего непрекращающегося дождя, бродили по лугу и щипали пожухшую траву; спутанные гривы коней вяло развевались под порывами ветра.  Огонь под котелком вспыхивал и угасал, обдавая трёх друзей едким дымом.
– Да, хорошо бы сейчас оказаться дома перед очагом, погреться, поесть настоящей еды, выпить молодого вина, – мечтательно произнёс Джеронимо, облизывая ложку. – А ещё лучше, – пойти к мадонне Лие, послушать её медовый голосок, насладиться пением и стихами. А, Франческо? Хотел бы ты сейчас оказаться у мадонны Лии?
Франческо, задумчиво глядя на костёр, ничего не ответил.
– Мадонна Лия божественна, – подхватил Клементино, – она королева нашего города. Я готов выполнить любое её желание.
– Ты и так выполнял, – заметил Джеронимо. – Помнишь, как ты бегал за персиками для мадонны?
– А ты тогда изображал по её желанию осла. Мне говорили, что это было очень смешно, – сказал Клементино. – Или забыл?
– Не осла, а ослика, – возразил Джеронимо.
– Какая разница? – удивился Клементино.
– Большая! – отрезал Джеронимо.
– Никакой разницы, – что осёл, что ослик! – заспорил Клементино.
– Это только для тебя! – не соглашался Джеронимо.
– Ну уж! – возмутился Клементино. – А ты как считаешь, Франческо? – он толкнул его в бок.
Франческо очнулся от своих мыслей и вопросительно посмотрел на приятелей.
– Ты слышал, о чём мы говорили? – сказал Клементино. – Опять витал в облаках? О чём ты всё время думаешь?
Франческо вздохнул, покачал головой и нехотя ответил:
– Не даёт мне покоя наша служба рыцарю Гвалтьеро. Разве это то, чего мы хотели?
– Э, брат, да ты опять за своё, – протянул Джеронимо. – В который раз начинаешь этот разговор.
– Но вы всегда отмахиваетесь от него, – возразил Франческо. – Нет, вы не морщитесь, давайте, всё-таки, поговорим, – решительно сказал он, – потому что нам пора сделать окончательный выбор: останемся ли мы с рыцарем Гвалтьеро или уйдём от него.
– Уйдём?! – разом удивились Джеронимо и Клементино. – С какой стати? Для чего же мы вытерпели столько? Тут тебе и грубость, и учения до изнеможения, и жажда, и голод, и холод, – и ещё сколько всего! Для чего мы терпели всё это?
– Вот я и спрашиваю вас – для чего? – Франческо с невесёлой усмешкой взглянул на них.
– Будто ты сам не знаешь: мы пришли к рыцарю, чтобы выучится воинскому делу, сражаться с врагами веры Христовой и