Spoudogeloion. История Европы в романах

добыть себе славу, – сказал Джеронимо.
– А также рыцарское звание, – прибавил Клементино.
– Сражаться с врагами веры Христовой, добыть себе славу и рыцарское звание, – повторил Франческо. – Да, это так. Но есть ли это в отряде Гвалтьеро? Нет, вы не спорьте, подождите! Возьмём наше сегодняшнее задание: для чего мы сидим здесь, на берегу реки?
– Чего притворяешься? Забыл, что ли? – пробурчали Джеронимо и Клементино. – Мы должны разведать броды и найти незаметный путь к селению Сан-Стефано.
– Правильно, – кивнул Франческо. – А что будет дальше? Гвалтьеро разорит это селение, как разорил другие такие же. А во имя чего? Где вы видите тут битву с врагами веры Христовой, воинскую славу, рыцарское благородство? Разве об этом мы мечтали? – Франческо поворошил хворост в костре, и огонь вспыхнул с новой силой. – Вспомните, как отправляясь в отряд Гвалтьеро, мы пели старинную рыцарскую песню:
 
Увы! Любовь, зачем ты мне велела
В последний раз переступить порог
Прекраснейшей, которая умела
Так много лет держать меня у ног!
Но вот настал разлуки нашей срок...
Что говорю? Уходит только тело,
Его призвал к себе на службу Бог,
А сердце ей принадлежит всецело.

Скорбя о ней душой осиротелой,
В Святую Землю еду на Восток,
Не то Спаситель горшему уделу
Предаст того, кто Богу не помог.
Пусть знают все, что мы даем зарок:
Свершить святое рыцарское дело
И взор любви, и ангельский чертог,
И славы блеск стяжать победой смелой!

Господь сидит на царственном престоле,
Любовь к нему отвагой подтвердят
Все те, кого от горестной юдоли
Он спас, прияв жестокий смерти хлад.
Простит он тех, кто немощью объят,
Кто в бедности томится иль в неволе,
Но все, кто молод, волен, и богат,
Не смеют дома оставаться в холе.

Потоки слез мне щеки бороздят, —
Я еду вдаль, предавшись божьей воле,
Я не боюсь страданий и преград,
Одна любовь причина тяжкой боли...

– И что теперь? С чем мы вернёмся домой? – продолжал он. – Смогут ли наши родные гордиться нами? Не проклянут ли они на нас за насилие и бесчестие, которые мы творили? – Франческо подбросил сухие ветки в огонь, они весело затрещали и языки пламени взвились к самому небу. – А мадонна Лия? Не отвергнет ли она с презрением наше служение ей, не сочтёт ли нас недостойными её милости? Даме сердца приятно, когда во имя её совершаются подвиги, но есть ли на свете хоть одна дама, которая будет радоваться низости своего возлюбленного? – сказал Франческо.
– Возлюбленного? – Джеронимо быстро глянул на него.
– Ну или рыцаря, – смущённо ответил Франческо. – Наконец, вы забываете о главном, о служении Господу! – с чувством воскликнул он. – Разве грабежи и насилие могут быть угодны Богу? Христос учит нас доброте и милосердию, он пошёл на крест из-за любви к людям, – а мы сотворяем им зло!.. Когда я был в плену в Перуджи…
– Проклятые перуджинцы! Нет гнуснее народца во всём мире! – вскричали Джеронимо и Клементино.
– Они не лучше и не хуже других, – возразил Франческо.
– Да что ты! Перуджинцы ядовитее гадюк, хитрее лисиц и подлее хорьков! Всем это известно, – не согласились Джеронимо и Клементино.
– Когда я был у них в плену, – терпеливо продолжал Франческо, – я каждый день рассказывал своим товарищам по несчастью истории о святых мучениках, которые слышал в детстве от мамы. Сперва меня слушали хорошо, затем я заметил, что начинаю надоедать, а после они стали кидать в меня чем попало, лишь бы я замолчал. Но я продолжал свои рассказы и тогда было решено, что я тронулся умом. Я не сдавался и со временем увидел, что меня слушают уже не просто так, для развлечения, а с большим вниманием и сочувствием к делам Господним, к пострадавшим за него. В результате, выйдя из заточения, мои товарищи прониклись благочестием, – они сделались лучше, чем были прежде. Меня даже уговаривали принять священнический сан, чтобы читать проповеди в церкви.
– А чего, у тебя получилось бы! –  воскликнул Джеронимо.
– Еще бы! – поддержал его Клементино.
– Я хочу сказать, – продолжал Франческо, – что каждый из нас, каждый из людей является образцом для остальных. Мы смотрим друг на друга и делаем так, как поступают и говорят те, кто нас окружает. И если кто-нибудь, хотя бы один человек творит добро, то другой человек тоже захочет творить добро по его примеру; а если кто-нибудь сотворит зло, то найдётся и другой, кто захочет сотворить зло. От нас зависит – следовать плохому примеру или хорошему или быть плохим примером или хорошим. Так неужели мы станем плохим примером для людей? В Писании сказано: «Этот мир не может прожить без зла, но горе тому, через кого оно входит в этот мир». Остановимся, пока не поздно. Поедем домой, пока мы не запятнали себя злодеяниями, – Франческо замолчал, ожидая, что ответят его друзья.
Джеронимо потёр нос, а Клементино почесал затылок.
– А что же, пожалуй, ты прав, – сказал Джеронимо.
– Конечно, он прав, – кивнул Клементино.
– Где оно, это рыцарское служение? Заслужим ли мы рыцарское звание таким служением? – покачал головой Джеронимо.
– А вот головы можем потерять. Если нас захватят за разбоем, тут темницей не отделаешься, – подхватил Клементино. – Не говорю уже о побоях, – помните, как мужики отдубасили любимчиков Гвалтьеро, когда те грабили деревню Сан-Себастьяно? – засмеялся он. – Народ там был смелый и, видать, привычный к нападениям, – как они задали нашим воякам! Да и сам Гвалтьеро едва ноги унёс.
– Точно, было такое, – засмеялся вслед за ним Джеронимо.
– Значит, решено? Домой? – спросил Франческо.
– Домой! Домой! – отозвались его друзья. – Вот сейчас похлёбку доедим и сразу отправимся.
– Доедайте, я сыт, – Франческо убрал ложку за голенище сапога, поднялся и пошёл на луг, где паслись лошади.
– Сарацин! Сарацин! Иди ко мне! – подозвал он своего коня. Послушный, как верная собака, Сарацин подбежал к Франческо и ткнулся губами в его лоб.
– Сарацин, мой Сарацин, – Франческо погладил коня и дал ему хлеба. – Давай я тебя оседлаю и поедем в Ассизи. Не быть нам рыцарскими оруженосцами, – да и ладно! Авось, послужим другому господину, повыше, – загадочно произнёс он, а потом, сняв шляпу, помахал ей куда-то вдаль: – Прощай, славный рыцарь Гвалтьеро де Бриенне!  

Надлом

– Рыцарь, рыцарь! Сын Пьетро Бернардоне вернулся с победой! Дорогу рыцарю! – кричали ассизские мальчишки, бежавшие за Франческо всякий раз, когда он выходил в город. – А где твой меч, Франческо? Покажи нам свой знаменитый меч! Ты же рыцарь, у тебя должен быть меч! Этот им ты победил ужасного великана, злого карлика и страшного дракона? Нет, дракона он заколол копьём – оно у него дома лежит, также как и меч! Они их спрятал, что никто не видел!
Франческо молча шагал по улице; с тех пор, как он возвратился домой без побед и славы, насмешкам не было конца. Его друзьям скоро простили незадачливое возвращение, но ему простить не могли, – слишком велико было разочарование ассизцев, когда человек, с которым они связывали такие большие надежды, вернулся в родной город ни с чем. Даже Джованна, мать Франческо, была огорчена бесславным окончанием его рыцарского служения, лишь отец был искренне рад этому. Пьетро кстати и некстати  вспоминал притчу о возвращении блудного сына и напоказ соседям устроил роскошный пир по случаю приезда Франческо, зажарив для всеобщего угощения тучного тельца.
Дав Франческо отдохнуть неделю, Пьетро запряг его в работу: он торопился передать как можно больше дел старшему сыну, дабы накрепко и навсегда привязать его к семейному предприятию. У Франческо совсем не оставалось времени на развлечения, ему с трудом удавалось найти часок, чтобы заглянуть к мадонне Лие; сейчас он шёл к ней, раздумывая, как бы избавиться от назойливых мальчишек. На глаза Франческо попалась скобяная лавка; её хозяин терпеть не мог ребятню, гнал от своего дома и грозил выдрать ремнём, если кто-нибудь из них попадётся ему. Задняя дверь лавки выходила в общий дворик, а из него можно было попасть на соседнюю улицу, – Франческо так и сделал: он зашёл в лавку, купил у хозяина какую-то мелочь, а затем вышел из задней двери во дворик и через него – на другую улицу. Таким образом, мальчишки, которые дожидались его у передней двери на почтительном расстоянии, были обмануты.
Вздохнув при мысли, что ему приходится передвигаться по городу с такими хитростями, Франческо быстро зашагал к дому мадонны Лии.
– Мой милый Франчо! Как долго я тебе ждала! – воскликнула она, обнимая его и покрывая его лицо поцелуями. – Я так скучала по тебе, а ты всё не шёл и не шёл… Скидывай же скорее плащ, снимай шапку и садись к огню. Дай мне твои руки, я согрею их своим дыханием, – боже, какие они холодные! Мой милый Франчо, ты замёрз?
– Нет, на улице не так уж холодно, – сказал он, – но мне пришлось спасаться от мальчишек – они мне проходу не дают; я почти бежал, чтобы скрыться от них. Мне жарко, а руки застыли от ветра, – ветер сегодня сильный. И как эти мальчишки не мерзнут, целый день шатаясь по городу?
– Да бог с ними, с мальчишками! – в сердцах проговорила Лия. – Они, как попугаи, повторяют то, что услышали… А может быть, ты хочешь принять ванну? Я помылась перед твоим приходом и вода ещё не остыла. Хочешь, я сама вымою тебя?
– Разве я ребёнок? – смутился Франческо. – Я никогда не слышал, чтобы женщина мыла мужчину. Что скажет твоя служанка, если увидит такое?
– Не беспокойся, в доме никого нет, – улыбнулась мадонна. – Я отпустила служанку на праздник в её деревню. Мы крепко запрём дверь – и можем делать всё что хотим. Ну же, не противься, снимай камзол и штаны, глупенький мальчик… Ах, какой ты правильный, как боишься греха! Хотя бы на время забудь то, чему учила тебя твоя мать и чему тебя учат в церкви…
Вымытый и обессиленный Франческо лежал на роскошной кровати Лии и медленными глотками пил вино из чаши. Мадонна лежала на боку возле него и шаловливо щекотала его.
– Что, хорошо тебе было? – спрашивала она, смеясь. – Запретный плод самый сладкий. Святые отцы отлично это знают, потому и запрещают вкушать запретные плоды, – если все начнут лакомиться этими плодами, то кому нужны будут молитвы?
– Перестань, – лениво сказал Франческо. – Мало на тебя  накладывали епитимью?
– Ах, как мне всё это надоело! – в сердцах вскричала Лия, садясь на кровати и прикрываясь одеялом. – Почему я не могу жить так, как хочу? Священник в церкви говорит обо мне бог весть что; ассизцы шарахаются от меня, как от прокажённой.
– Выходи за меня замуж, – Франческо взял её руку. – Толки разом прекратятся, ты станешь почтенной жительницей города.
– Ты опять о своём, – Лия выдернула руку. – Сколько раз тебе говорить, что замуж за тебя я не пойду. Твой отец никогда не согласится на наш брак, а твоя мать проклянет и меня, и тебя, если мы женимся.
– В крайнем случае, мы можем жениться без их благословения, – заметил Франческо.
– И бежать из Ассизи? – Лия лукаво поглядела на Франческо.
– Пусть так, – твёрдо сказал он. – В мире есть и другие города.
– Но на что мы будем жить? Моих денег надолго не хватит, – я привыкла жить, ни в чём себе не отказывая, – продолжала дразнить его Лия.
– Ты ни в чём не будешь нуждаться, – ответил Франческо. – Я буду работать день и ночь, я сумею обеспечить тебя.
– Ты мой золотой! Вот как ты меня любишь! – Лия