Spoudogeloion. История Европы в романах

Лишенная своих вождей толпа готова распасться, но не в интересах правителя допустить ее распад, ибо легче управлять большим стадом, чем разбредшимися баранами. Поэтому, уничтожив враждебность ко мне толпы, я должен сам стать ее вожаком, - но как этого добиться, предвижу я ваш вопрос? Опять-таки несложно: вы даже представить себе не можете, как мало нужно людям, чтобы почувствовать себя счастливыми! Дайте им чуть-чуть того, дайте им чуть-чуть этого, а вдобавок обещайте как можно больше, - и они будут молиться на вас! Враждебно настроенная толпа превратится в толпу, восторгающуюся вами.
Принцип второй. Никогда не забывайте, что обман, притворство, тайна, – это каркас, перекрытия и балки здания политики. Если говорить об обмане, то власть не обманывает народ, она просто изъясняется с ним на понятном ему языке, как взрослый изъясняется с ребенком, используя слова, понятные детскому уму. Теперь о притворстве. Притворяются все, - мы являемся тем, чем кажемся; мы не то, что есть на самом деле. К сожалению, нельзя воспретить притворяться, иначе я издал бы строжайший указ на сей счет, дабы никто из моих подданных не прятал свою истинную личину. Но в любом случае я притворяюсь лучше, чем они, - я просто обязан притворяться лучше них, чтобы они меня не перехитрили. Сколько раз я казался хмурым, когда мне хотелось смеяться, и смеялся, когда на душе кошки скребли! Я скрывал ненависть под добротой, угрозу – под приветливостью, жестокость – под лаской. Я был ласков с теми, кого задумал уничтожить, и суров, когда хотел возвысить кого-нибудь. Я делал вид, что силен, не имея силы, - и притворялся слабым, накопив ее. Я хорошо притворяюсь, доказательством чему является то, что я сейчас жив и беседую с вами, - а где мои враги? В моем герцогстве их не осталось, - даст бог, не останется и во всей стране!
Теперь о тайне. Государство не может существовать без тайны, оно становится уязвимым… Почему вы улыбаетесь, маэстро?
– Я уже слышал такие рассуждения от моего друга Андреа, - сказал Бенвенуто.
– Андреа? Он ваш друг? – удивился Цезарио.
– Да, ваша светлость, я знал его еще тогда, когда он был художником, а перед приездом к вам я узнал Андреа-естествоиспытателя. Я был у него дома и получил огромное удовольствие от этого посещения, - засмеялся Бенвенуто.
– Значит, вам повезло больше, чем мне, - произнес герцог с некоторой завистью, не заметив подвоха в словах Бенвенуто. – Я знаю Андреа только по переписке. Он иногда присылает мне трактаты с результатами своих исследований. Смелые мысли и смелые опыты! Я оказываю ему кое-какую помощь, - но мне приходится прятать его записки от священников, дабы меня не заподозрили в еретичестве…
Хорошо, стало быть, о важности тайны в государственных делах мы говорить не будем, раз вам и так об этом известно. Поговорим о коварстве, – это еще один из принципов управления. Правителю приходится быть коварным, - нарушать обещания, идти на клятвопреступление, нападать на вчерашних союзников, заключать с врагами договоры, вечные на бумаге и кратковременные в действительности. Незыблемыми остаются лишь три правила: сохранение моей власти, укрепление моей власти, расширение моей власти. Во имя этого я готов на любое коварство. Вот, пожалй, главное, из науки управления.
– Да, ваша светлость, тяжело вам жить, -  сказал Бенвенуто. – Из-за власти вы губите душу. Уж на что я не святой, но я-то души своей не погубил. Грешить, я, конечно, грешу, но Господь, слава ему во веки веков, не позволяет мне перейти предел. Мой духовный отец аббат Джеронимо, давно пребывающий в раю, всегда верил в мое высокое предназначение. «А у кого оно есть, того Бог оберегает», - говорил мне Джеронимо.
– Так вы считаете, что у меня нет высокого предназначения? – спросил герцог, нахмурившись.
– Бог знает, - не смутился Бенвенуто и не отвел глаза.
Цезарио несколько мгновений пристально смотрел на него, а потом вдруг улыбнулся.
– Вы и вправду отважный человек, - сказал он. – Никто из моих подданных, - да что там подданных! – никто из моих врагов не посмел бы сказать мне такое! Впрочем, вы правы: Бог знает, а время покажет. А может быть, мое предназначение в том, чтобы поощрять ваш талант, Бенвенуто? Может быть, всё что я делал, было только подготовкой к встрече с вами?
Цезарио оглушительно рассмеялся.
– Кстати, насчет грехов, - как поживает веселая вдова Изабелла? – спросил он, не переставая смеяться.
– Должно быть, хорошо. Мы были вместе с неделю после праздника, а потом она так увлеклась некоей молодой красоткой, которая присоединилась к нам еще на том памятном вечере у вас в павильоне, что увезла ее в свое поместье, и с тех пор я больше не видел свою веселую вдову, - отвечал Бенвенуто в тон герцогу.
– Ах, Изабелла, Изабелла! – снова расхохотался Цезарио. – Двух мужей уморила она неутолимой плотской жаждой, а теперь за женщин принялась! Вам, однако, повезло, маэстро, - останься она с вами, неизвестно, кто бы кого уходил: вы ее своей неистовостью, или она вас своей ненасытностью. Ничего, мессер Бенвенуто, при моем дворе вы найдете множество прехорошеньких фрейлин. Если захотите, можете взять двух или трех, - да хоть целый гарем набирайте, коль возникнет у вас такое желание.
– Нет, благодарю, ваша светлость, – поклонился Бенвенуто. - Фрейлины слишком дорого обходятся, а я привык к женщинам простым и нетребовательным. У меня как раз сейчас живет в доме подобная синьора, которую я взял для ведения хозяйства и вполне доволен ею.
– Отлично, маэстро, вы умеете устраиваться. Предлагаю на сегодня закончить нашу беседу: я устал позировать и меня ждут дела, - Цезарио позвонил в колокольчик, вызывая слуг. - Приходите завтра, мессер Бенвенуто, с утра пораньше. Целый день я буду в вашем распоряжении.
– Вы примерный натурщик, ваша светлость, - сказал Бенвенуто. – Такими темпами мы быстро закончим ваше изображение в глине, а уж отлить его в бронзе – проще простого.
***
На открытие бюста герцога собрался весь город. Бюст был установлен на гранитном пьедестале посреди дворцовой площади; здесь толпились приближенные Цезарио, а на окрестных улицах простой люд дожидался своей очереди, чтобы посмотреть на изваяние.
После того как с бюста сдернули закрывавшую его холстину, Цезарио подошел к нему вплотную и принялся внимательно разглядывать. Придворные тоже разглядывали бюст и молчали, не смея выразить собственное мнение. Для Бенвенуто это молчание стало тягостным.
– Ну как, ваша светлость? Что вы скажете о моей работе? – спросил он с некоторой тревогой.
– Так вот я каков! – сказал герцог, продолжая рассматривать бюст. – Должен признать, мессер Бенвенуто, что вам удалось схватить главные черты моего характера. Ваша работа показывает меня прежде всего повелителем, - и это справедливо. Ваш герцог Цезарио властен, что подчеркивается гордой посадкой его головы; грозен, о чем свидетельствует его свирепый взгляд; надменен, как это видно из выпяченного вперед подбородка; коварен, что следует из его зловещей полуулыбки. Но если бы вы остановились лишь на этих качествах, то, в лучшем случае, у вас получился бы выспренний и надутый князек, а в худшем случае – карикатура на Цезарио. Но вы сумели отразить в моем облике еще и ум – тут говорит о нем высокий лоб со складкой над переносицей;  любовь к жизни, - не пойму, через губы, что ли, вы это показали: они такие сочные и пухлые. Видна также отвага Цезарио, - волосы у него откинуты назад, как от сильного дуновения ветра, отчего герцог похож на всадника, летящего навстречу опасности. В общем, удивительный человек ваш Цезарио, – хотел бы я быть похожим на него!
Герцог расхохотался и вслед за ним засмеялись его придворные.
– Поблагодарите мессера Бенвенуто! – приказал он им. – Маэстро создал бронзового Цезарио, который на века переживет Цезарио настоящего.
Придворные немедленно принялись восхвалять работу Бенвенуто, бурно выражая свой восторг и восхищение перед его талантом.
– А вы что же, Бантинели? – сказал герцог, завидев кислую физиономию своего мажордома. – Или вам не понравился бюст?
– Я мало разбираюсь в искусстве, ваша светлость, но мне думается, что ваше изображение чересчур откровенно, - отвечал Бантинели с полупоклоном.
– Как это понимать? – насторожился Цезарио.
– Надо ли показывать всем истинные черты вашей натуры, мой герцог? Вы сами говорили мне, что правитель всегда должен оставаться таинственным, непонятным как для врагов, так и для друзей. Не лучше ли было бы синьору Бенвенуто изобразить вас в каком-нибудь ином виде, – к примеру, в облике императора Августа, – и придать вашему лицу отвлеченное выражение? – сказал Бантинели.
– А для того чтобы мои подданные поняли, что это я, пришлось бы еще написать на пьедестале крупными буквами: «Герцог Цезарио», – иронически подхватил герцог. – А мой преемник мог бы просто замазать эту надпись и нанести поверх нее свое имя, - и также поступали бы все мои потомки. Нет уж, пусть бронзовый Цезарио будет Цезарио истинным, тем Цезарио, который предстанет перед будущими поколениями. А мне бронза вреда не принесет... Вы же, мой Бантинели, позаботьтесь о выплате мессеру Бенвенуто двухсот золотых за мой бюст.
– Как, ваша светлость? Двести золотых?! Да вы, видно, забыли, что платите ему жалование: девятьсот золотых в год! – вскричал Бантинели с неподдельным возмущением.
– Я помню, кому и сколько я плачу, и повторяю вам: вы заплатите мессеру Бенвенуто двести золотых в качестве вознаграждения за работу над моим бюстом, - сказал герцог резко и повелительно.
– Слушаюсь, ваша светлость, - покорно склонился перед ним Бантинели, не забыв, однако, тяжело вздохнуть.
Цезарио с досадой отвернулся от него и подозвал к себе Бенвенуто, которого наперебой продолжали поздравлять придворные:
– Мессер Бенвенуто! Будьте любезны, подойдите ко мне!.. Повторяю, я очень доволен бюстом и назначаю вам вознаграждение за него, - сказал Цезарио, когда Бенвенуто подошел. -  Более того, я предоставляю вам право самому выбрать тему вашей следующей работы. У вас есть какие-нибудь задумки?
– Да, ваша светлость. Во-первых, я хотел бы изготовить большее настенное распятие, – Бенвенуто вопросительно посмотрел на герцога.
– Распятие? - удивился тот. – Но почему распятие?
– Когда я, будучи совсем еще молодым человеком, уезжал из Флоренции, я обещал моему духовному отцу – настоятелю монастыря Святой Марии аббату Джеронимо, о котором я вам рассказывал, – что обязательно изготовлю большое прекрасное распятие вместо старого и ужасного, висящего на стене его кельи. Перед памятью Джеронимо я обязан изготовить это распятие.
– Похвально, что вы верны данному вами слову, но вряд ли вам удастся в ближайшее время вернуться во Флоренцию и водрузить распятие в том монастыре, о котором вы говорите. Я предлагаю отложить пока осуществление вашего обещания и подумать над иной работой.
– Хорошо, ваша светлость, - согласился Бенвенуто, стараясь скрыть разочарование. - Тогда у меня есть второй проект. Ваш парк украшают скульптуры на манер античных; они сделаны из мрамора, а я берусь отлить из бронзы подобную и даже лучшую скульптуру.
– О, это интересно! – воскликнул Цезарио. – Но разве бронзовая скульптура может быть лучше и красивее, чем