Spoudogeloion. История Европы в романах

которую давно собирался выполнить.
– Вот и ладно, мессер Бенвенуто. Его светлость будет доволен, - с облегчением выпалил Бантинели.
***
После отъезда герцога жизнь в городе замерла. О Бенвенуто забыли, чему он был рад, так как начал работать над большим мраморным распятием. Он приступал к нему, вспоминая всё, что говорил ему о Христе аббат Джеронимо, а также помня о видении, которое посетило самого Бенвенуто в тюрьме. Он решил изваять Христа из белого мрамора, а крест сделать из черного. По счастливому совпадению, вдова одного скульптора как раз продавала два огромных куска мрамора, - белого и черного, - и Бенвенуто, отбросив сомнения, отдал за них пятьдесят золотых, почти все деньги, что у него еще оставались.
С мрамором нужно было работать очень осторожно: малейшая трещина, самый ничтожный неверный скол могли испортить весь кусок безвозвратно, - поэтому перед тем как взяться за резец и ваяльный молоток, Бенвенуто сделал множество эскизов и моделей. Только убедившись в точности своего замысла и до мельчайших деталей отработав весь процесс изготовления, он принялся за распятие.
Самая большая сложность была в изображении лица Христа. Когда-то, делая надгробную скульптуру своего погибшего друга Франческо, Бенвенуто стремился отразить его в лице, лице сраженного воина, уходящую жизнь и смертную отрешенность от земных печалей и радостей. В облике распятого Спасителя, напротив, должна была быть видна победа жизни над смертью, предчувствие воскрешения, - оттого Бенвенуто хотел придать лицу Христа выражение мирной успокоенности, выражение лица человека, выполнившего свой тяжкий долг, прошедшего через великие испытания и готового к новому лучшему существованию.
«Спаситель на кресте не мертв, так как бывает мертв обычный смертный: он находится в состоянии ни жизни, ни смерти, – говорил аббат Джеронимо. – Он закончил жизнь прежнюю, но в нем уже начинается жизнь грядущая. Его душа волей Отца Его возрождает к жизни тело Спасителя, и уже поэтому в лице Божьего Сына не страдание видно, но сострадание к людям, коим предстоит долгий путь очищения и Суд Господа, прежде чем они удостоятся вечного блаженства».
Помня об этих словах, Бенвенуто показывал Христа не страждущим, и уж тем более не мертвым, – скорее, Сын Божий был похож на красивого спящего мужчину, полного сил; он не мог быть некрасив и не мог быть слаб, ибо он – подобие Бога-Отца, который идеален во всем.
Ни над одним своим произведением Бенвенуто не работал так медленно, как над распятием. К возвращению Цезарио он даже не закончил голову Спасителя.
Герцог встретился с Бенвенуто вскоре после своего приезда. Цезарио принял его в своих покоях.
– Маэстро, я рад видеть вас! – сказал он, поднимая пытавшегося поклониться ему Бенвенуто. – В городе толкуют о том, что вы трудитесь над новым произведением. Никто не видел его, но, по слухам, это Христос на кресте?
– Да, ваша светлость, - коротко ответил Бенвенуто.
– Значит, вы решили выполнить обещание, данное вами аббату… забыл, как его звали? – Цезарио взглянул на Бенвенуто.
– Джеронимо, ваша светлость, - напомнил Бенвенуто.
– …Обещание, данное аббату Джеронимо. Вы покажете мне вашу работу? – спросил герцог.
– Нет, ваша светлость. Она не сделана еще и на пятую часть.
– На пятую часть? Я полагал, что она близка к завершению.
– Я не хочу спешить с Христом, ваша светлость. К тому же, я опять вынужден тратить собственные средства: мною потрачено уже около семидесяти золотых на изготовление распятия, включая расходы на покупку мрамора, его перевозку, приобретение набора хороших инструментов и прочее. Если бы мне выдали деньги за те работы, что я сделал для вашей светлости, изготовление распятия продвигалось бы гораздо быстрее, - с упреком сказал Бенвенуто.
– Вы всё о деньгах, да о деньгах! – натянуто рассмеялся Цезарио. – По-моему, Бантинели уже обещал вам от моего имени, что вы получите деньги при первой возможности.
– О да, обещать-то он уже не раз обещал! Если бы его обещания имели хождение наравне с золотыми монетами, я бы беды не знал! – воскликнул Бенвенуто, стараясь сдерживать негодование. – При нашем последнем разговоре он уверял меня, что я получу свои деньги сразу по возвращении вашей светлости.
– Так бы оно и было бы, мессер Бенвенуто, если бы в казне нашлись необходимые средства. Мое слово твердо: всё что вам причитается записано в книгу моих расходов в раздел первоочередных выплат, – и будет вам выплачено, - надменно произнес герцог.
Бенвенуто молча поклонился, не поблагодарив Цезарио ни единым словом. Тот надулся и некоторое время, отвернувшись в сторону, теребил золоченый шнур на своем камзоле.
– Неужели вы думаете, мессер Бенвенуто, что я, потомок знатного рода, сын понтифика, владетельный герцог стану скупиться и обманывать вас, как перекупщик товара на рынке? – обиженно произнес он, взглянув искоса на своего собеседника.
Бенвенуто хотел что-то ответить, но потом решил перевести разговор в шутку.
– О нет, ваша светлость, я убежден, что четверо столь знатных господ – и вы, и потомок знатного рода, и сын понтифика, и владетельный герцог, - никогда обманывать меня не станут! – возразил он самым серьезным тоном.
Цезарио рассмеялся. Повернувшись к Бенвенуто, он сказал:
– Вы правы, маэстро. Все четверо ценят вас. Когда мы говорим вам, что нам не жалко для вас никаких денег – это чистая правда! Но, к сожалению, очень много золота уходит у нас на борьбу с нашими врагами; присаживайтесь, маэстро, я расскажу вам, какие интриги ведутся сейчас против меня.  Пока был жив мой отец, – с коим и сравнивать нельзя нынешнего святейшего папу, – он, как вы знаете, всеми правдами и неправдами стремился объединить хотя бы главные области нашей страны, ибо круглому дураку ясно, что без единой державной власти она погибнет. Я помогал ему в этом, – и многих, многих наших неприятелей, благодаря мне, не стало на свете. Вы слышали про историю с Союзом  Пятерых?
– Да, ваша светлость. Тем не менее, расскажите, – мне интересно услышать эту историю из ваших уст.
– Итак, пятеро самых могущественных наших противников объединились в союз и доставили нам немало хлопот; в конце концев, они стали воевать с нами. Война шла с переменным успехом и была изнурительной, как для нас, так и для них: разрушались города, сжигались деревни, погибло множество народа. Я предложил начать переговоры о мире, - Союз Пятерых согласился.
Переговоры мы вели на поле, окруженном их войсками и нашими. Я принял все условия Союза Пятерых; мало того, я пошел на такие уступки, о которых Союз и не мечтал, поэтому враги решили, что мы слабы, слабее, чем они предполагали. Дабы еще более усилить это впечатление, я лебезил и заискивал перед ними, выказывая заинтересованность в скорейшем заключении мирного договора. Для его подписания я пригласил их сюда, сказав, что моя армия останется в поле, а они могут привести с собой сильный отряд для обеспечения собственной безопасности.
Уверовав в свою силу и значимость, Пятеро милостиво согласились приехать ко мне. Видели бы вы, как они важничали, как надменно разговаривали со мной: еще бы, они уже видели себя победителями, а меня и моего отца - поверженными! Их спесь была настолько велика, что они не позаботились даже оставить заложников из числа нашей родни для обеспечения своей безопасности. Правда, они привели с собой в город несколько десятков до зубов вооруженных воинов, но когда мы подъехали к моему дворцу, эти воины остались на площади. Вообще, Пятеро вели себя так, будто это они привезли меня сюда, а не я их. Понятное дело, что я им всячески подыгрывал: во дворце я повел Пятерых в парадный зал, почтительно следуя за ними.
И вот, когда мы уселись за стол якобы для подписания договора, из потайной комнаты выскочили несколько моих дворян, которые в мгновенье ока обезоружили и связали Пятерых. Одновременно  площадь перед дворцом была окружена моими солдатами, имевшими троекратный численный перевес над вражеским отрядом. Пятеро были так ошеломлены, что не оказали никакого сопротивления, - в отличие от их воинов, боровшихся до последнего.
Двоих человек из Пятерых я приказал немедленно удавить, что и было исполнено. Остальных трех, разгромив оставшуюся без командования армию Союза, мы вывезли из столицы и повесили в разных городах, где это нужно было по политическим соображениям. О моей победе над Союзом говорила вся страна, и все хвалили меня, считая что расправившись с Пятерыми, я поступил как великий правитель. Мне прислали много стихов, в которых поэты сравнивали меня с Юлием Цезарем.
Цезарио довольно улыбнулся и гордо вскинул голову.
–– Вы действительно напоминаете кого-то из древних царей, – сказал Бенвенуто.
Цезарио кивнул:
– Я и сам чувствую в себе дух императорской власти и свое великое предназначение. Я верю, что осуществлю высокую миссию, которая на меня возложена. Ах, маэстро, я бы уже теперь правил всей страной, если бы не преждевременная смерть моего отца! Одного лишь года не хватило мне, чтобы уничтожить всех моих врагов и усмирить непокорных! Но сейчас они пытаются сокрушить меня, ведомые нашим славным Алессандро, который меня ненавидит. Это не пастырь церкви, а ядовитая змея, заползшая на папский престол! Послушайте, какое мнение о папе приводит в своем донесении мой шпион, - герцог открыл шкатулку, которая стояла рядом с ним на столе, вытащил из нее письмо и зачитал: – «Если судить о понтифике по настоящим делам, то есть по собственному его примеру, по заботе о тех, кто отстал, упал и не может подняться, по спасению душ, - то как можно утверждать, что этого папу Христос назначил своим викарием на земле?».
– Золотые слова! – вскричал Бенвенуто.
– Не забудьте о его алчности, корыстолюбии, подлости, трусливости и болезненной завистливости, - сказал Цезарио, убирая письмо обратно в шкатулку. – Он ненавидит всех, кто превосходит его в чем-либо, а поскольку таковых подавляющее большинство, то папа ненавидит весь свет.
– И меня, и вас, – вставил Бенвенуто.
– Да, и вас, и меня. Вас он уже пытался уничтожить в тюрьме, а против меня постоянно устраивает заговоры, организует военные походы, подсылает ко мне наемных убийц. Вы вызываете в нем только зависть, а я задеваю все низменные чувства его души, - от этого ко мне повышенное внимание, - усмехнулся  Цезарио. – Но я не собираюсь сдаваться; напротив, я намерен одолеть Алессандро. И уж, конечно, ему не омрачить нам радостей жизни и не лишить нас удовольствий! Дорогой маэстро, я приглашаю вас сегодня вечером в знакомый вам большой парковый павильон, где вы сможете хорошо отдохнуть и увидеть необычное зрелище, посвященное богу Эросу.
– Нет, ваша светлость. Я благодарен вам за приглашение, но я не приду. Работа над распятием требует определенного душевного настроя, и пока я не закончу ее, я не могу придаваться плотским утехам, – развел руками Бенвенуто.
– Я вас понимаю, – сказал герцог. – Ну, а я исповедуюсь потом своему духовнику и он отпустит мне этот грех. Прощайте, маэстро. С нетерпением буду ждать, когда вы покажете мне вашего Христа.
***
Затворившись в своей мастерской, Бенвенуто днями и ночами трудился над распятием. После того как он закончил голову Спасителя,