Spoudogeloion. История Европы в романах

рога! Но смотри, как бы тебе за твои подвиги бока не намяли, или не воткнули нож в спину, или, что еще хуже, не заставили жениться.
– Зачем вы меня звали, хозяин? – прервал его Ринальдо.
– Да я, собственно, не тебя звал, а Генритетту, - а когда ее не дозвался, тогда уж стал тебе кричать, - сказал Бенвенуто. - Проснулся, - никого нет. А у меня, как на грех, нога разболелась, что была сломана; вот я и хотел, чтобы кто-нибудь из вас помог мне одеться и спуститься вниз. Где Генриетта?
– Она ушла на рынок за продуктами. Вас будить не велела, - сказала, что вы поздно уснули и вам надо отдохнуть, - Ринальдо лукаво взглянул  на хозяина.
– Хорошая она женщина! – довольно произнес Бенвенуто. – Заботливая, ласковая, домовитая. Благодарение Господу, что нашел я себе такую служанку на склоне лет. Надеюсь, что уже не расстанусь с ней, и она закроет мои глаза и обмоет мое тело, когда я умру.
– Вам часто везло с женщинами, синьор, - вставил Ринальдо.
– А ты откуда знаешь, паршивец?
– То есть как – откуда? Разве не я записываю ваши воспоминания?
– Ах, да! У нас, стариков, случаются странные штуки с головой: самые простые вещи не связываются между собой или забываются, - Бенвенуто даже закряхтел от досады. – Ну, коли мы заговорили о моих записках, – продолжал он, – то пойдем работать, мой милый Ринальдо. Утро уже пропущено, а я хотел много продиктовать тебе сегодня.
***
В кабинете Бенвенуто уселся в мягкое кресло около письменного стола, а Ринальдо примостился на табурете, приготовив перо и бумагу.
– Ты представить себе не можешь, как неприятно и трудно мне заниматься литературой, - мне, который всю свою жизнь посвятил высокому искусству! – со вздохом сказал Бенвенуто.
– Разве литература – это не искусство? – спросил Ринальдо.
– Нет, мой милый Ринальдо, литература – не искусство. К искусству я отношу музыку, зодчество, ваяние, живопись, ювелирное и оружейное дело, – но не литературу, – отвечал Бенвенуто. – Для занятия настоящим искусством надо много и серьезно учиться, долгие годы постигать и осваивать основы мастерства, надо проникнуть в его тайны, дабы сделать их орудием своего таланта. Пусть попробует дилетант построить собор Санта-Марии дель Фьоре или изваять Давида, или изобразить «Сотворение мира», или сочинить мелодию, вызывающую слезы и радость, или изготовить из металла вещь невиданной красоты! Но царапать пером по бумаге может каждый дурак, едва обучившийся грамоте; я еще согласен отнести к искусству поэзию – здесь все же необходимо мастерство и вдохновение, чтобы написать «Божественную комедию» или сонеты к Лауре, - однако путь в прозу открыт для всех желающих и даже идиот может пойти по этому пути. Послушай, Ринальдо, мой стишок:

Тьма тех, кто книгу настрочит убого,
А тех, кто хорошо напишет, мало.
Строку к строке прилепят, как попало,
Скрепят листы в тетрадку – и готово!

Не могут ни чеканить мысли строго,
Ни воспевать любовь, как петь пристало,
Ни выставлять себя: «Вот я, бывало…»,
Ни в простоте, ни в изощреньи слога.

Ваянье, живопись, - иное дело.
В них низко так искусство не упало,
В них мастерство доныне  не пропало,
В них совершенство уцелело!

– Вот так-то! Одно меня утешает: с помощью этих чернильных знаков, которыми ты испещряешь листы, мы с тобой расскажем о секретах моей работы. Может быть, это послужит на пользу тем, кто захочет заняться настоящим искусством. Пиши заголовок: «Трактат о скульптуре». Нет, постой! Лучше начнем с трактата о мастерстве золотых дел. Что ты смотришь на меня? Пиши: «Трактат о мастерстве золотых дел».
– Трактат?  – вытаращил глаза Ринальдо. – Но вы не закончили свои воспоминания, хозяин!
– Как же – не закончил? Закончил. Ты думаешь, я совсем выжил из ума?
– Нет, не закончили, хозяин, – упрямо повторил Ринальдо. – Мы остановились с вами на том, как вы уехали из владений герцога Цезарио после его гибели.
– Правильно, – кивнул Бенвенуто. – Это и есть окончание моих записок.
– Но что было дальше? Многие годы прошли с тех пор, – не унимался Ринальдо.
– Ничего существенного не произошло со мной в эти годы; я не исполнил ни одной крупной работы, – лицо Бенвенуто помрачнело. – Вначале я скитался по стране и нигде не мог найти постоянных заказчиков. Со мной разъезжал мой мраморный Христос, которого монахи из монастыря Святой Марии отказались взять, потому что я просил у них взамен место на монастырском кладбище – Городской Совет принял, видишь ли, закон, запрещающий мне, живому или мертвому, находиться во Флоренции. После длительной переписки с монахами я все-таки отдал им Христа, ничего не получив за него. По крайней мере, я исполнил обещание, данное мною аббату Джеронимо, – распятие было повешено на стене бывшей кельи моего духовного отца.
В поисках работы я уехал на чужбину. Там у меня было много заказов, хотя и некрупных, были деньги. Однако люди за границей имеют странную особенность: они любят судиться по любому поводу. С моим характером мне пришлось туго, – меня просто затаскали по судам и выкачали из меня уйму золота!
Тут пришло известие о смерти моего злейшего врага – его святейшества папы – и я вернулся в нашу страну. Пытался работать в Риме, пытался работать в иных городах: везде от меня шарахались, как от зачумленного, - Бог ведает, почему. Я остался совсем один: моя сестра к тому времени умерла, а своих племянников я не знал; впрочем, они также не стремились узнать меня, несмотря на то, что я всю жизнь помогал им деньгами.
Случайно я приехал в ваш городок; он мне понравился, приняли меня здесь на удивление неплохо, – я и остался в нем. Пока мог работать, брал заказы, а потом мои пальцы скрючились и перестали меня слушаться, – так что работу пришлось прекратить, теперь уже навсегда. Моих средств хватило на покупку этого дома, а в служанки я нанял Генриетту. Можно было бы спокойно доживать свой век, как доживают его тысячи стариков, но так тоскливо и пусто сделалось мне без работы, что я решил заняться хоть чем-нибудь похожим на творчество. Вот таким образом я стал писателем, а ты моим помощником в этом труде.
Ринальдо выслушал рассказ Бенвенуто и призадумался.
– Ну, бездельник, долго ты будешь лениться? – толкнул его Бенвенуто.
– Диктуйте, хозяин! Я записываю, – очнулся тот от своих мыслей.
– Заголовок: «Трактат о мастерстве золотых дел»… Впочем, я думаю, не лишним будет напомнить кое-что из моих несчастий в этом трактате, не ограничиваясь секретами мастерства… Итак, пиши с красной строки: «Вступление. Я знаю, как приятно слышать людям что-нибудь новое, – это стало первой причиной, что заставила меня писать. А вторая причина (может быть, более важная) такова, что чувствовал я, как сильнейшим образом рассудок мой измотан несчастьями, о коих я поведаю в этой приятной беседе и которые, несомненно, вызовут у читателей превеликое сочувствие, а также и немалый гнев.
Однако порой случается так, что напасти приводят к великому благу; и, если бы со мной не приключилось подобное горе, я, может быть, никогда и не взялся бы за эту наиполезнейшую книгу…»