Spoudogeloion. История Европы в романах

там теперь; и сдается мне, что стол их расположен именно позади солнца, а то к чему бы им закрывать ставни на окнах в такую приятную погоду?
Паоло оживился.
– Ах, Бенвенуто, - сказал он, - если бы ты мог послать из пушки ядро по гостинице, ты сделал бы доброе дело; скольких врагов ты уложил бы одним махом!
– Я возьмусь выстрелить в самую середину солнца, - отвечал Бенвенуто, - но проблема в том, что у самого жерла моей пушки находится бочка, наполненная камнями, и я боюсь, как бы сила выстрела и сотрясение воздуха не свалили ее наземь. В таком случае она упадет прямо на нашу крепостную стену, а по стене, - смотрите! - сейчас как раз прогуливаются кардиналы Алессандро и Джакопо, - не случилось бы беды!
– Не теряй попусту времени, Бенвенуто! – возразил Паоло. – Во-первых, бочка так поставлена, что едва ли упадет, но если бы даже она упала, и кардиналы очутились под ней, то это было бы вовсе не так дурно, как ты полагаешь. Папа был бы только рад этому. Пали, друг мой, пали!
Тогда Бенвенуто, недолго думая, выстрелил и угодил ровно в середину солнца; бочка же с камнями, как он и предсказывал, от сотрясения рухнула и обязательно придавила бы Алессандро и Джакопо, если бы они в этот момент не разругались и не отошли друг от друга, осыпая один другого проклятьями.
Добрый епископ Паоло, услышав отчаянные крики кардиналов, с величайшей поспешностью сбежал вниз, а Бенвенуто выглянул посмотреть, куда упала бочка. Он услышал, как Алессандро сказал, что следует убить бомбардира, произведшего этот выстрел, и отдал соответствующее распоряжение своей челяди.
Бенвенуто тут же навел два фальконета на лестницу и стал поджидать с фитилем в руке слуг кардинала. Услышав их шаги, он вскричал:
– Негодные бахвалы, если вы не уберетесь сейчас же прочь, и кто-нибудь сунется ко мне, у меня приготовлены два фальконета, которые обратят вас в прах! Скажите своему кардиналу, что я стрелял во врагов, с которыми мы сражаемся, для того чтобы защитить наших попов, и его в том числе!
Слуги Алессандро потоптались на лестнице, пошептались и ушли. На башню опять взобрался епископ Паоло.
– Вы один, ваше преосвященство? – крикнул ему Бенвенуто. – Если один, то проходите, но если за вами идут те мерзавцы, то, клянусь Распятием, я буду стрелять в вас, хотя вы и хорошо ко мне относитесь! Передайте всем, что если я способен защитить других, то не менее я способен и самого себя защитить!
– Я один, Бенвенуто. Успокойся, ради бога, - промолвил Паоло, боясь  шевельнуться. – Друг мой, я желаю тебе только добра и принес благую весть. Его святейшество доволен твоим выстрелом. Гляди, какая суматоха началась у госиницы, сколько солдат туда нагнали на разборку разрушений, причиненных тобой, сколько носилок с телами оттуда вытаскивают. Поубавилось сегодня офицеров у неприятеля; большой урон ты ему нанес, Бенвенуто!.. А еще его святейшество просил тебе передать, - добавил Паоло, приближаясь и понижая голос, - что и слава богу, если бы ты и впрямь убил обоих негодяев внизу. Один из них уже примеряет на себя папскую тиару, а другой так и норовит запустить руки в папскую казну. Так что, если бы наряду с вражескими офицерами ты уничтожил бы еще наших кардиналов, то нынешний день был бы удачен во всех отношениях.
***
Война продолжалась, и казалось, что ей не будет конца; надеялись на подход войска герцога Цезарио, но он завяз в боях с противником на юге и не смог помочь Риму.
В папском окружении все чаще и чаще раздавался ропот: кардинал Алессандро не таясь говорил о том, что пора сдаться на милость врага, и шепотом добавлял, что совсем было бы хорошо вдобавок избавиться от папы, ставшего виновником столь тяжких бедствий.
Его святейшество впал в уныние. Размышляя над тем как бы спастись от врагов внешних и внутренних, он пришел к выводу, что с первыми ему будет легче договориться, чем со вторыми, - в рядах неприятельской армии тоже росло недовольство: солдаты хотели домой. Папу тайком известили о том, что если он заплатит определенную сумму денег, то осада замка будет снята, и неприятельское войско покинет Рим.
Его святейшество с радостью ухватился за это предложение. Вызвав к себе Бенвенуто, он заперся с ним в сокровищнице замка.
– Здесь, на столе, лежат мои тиары, а также лучшие драгоценные камни, оправленные золотом, - сказал папа. – Впрочем, что мне тебе рассказывать; многое из того, что здесь находится, изготовлено твоими руками. Как ни жаль, Бенвенуто, но тебе придется погубить то, что ты сам же и сделал. Для окончания войны мне нужно золото, поэтому ты должен вынуть все драгоценные камни из тиар и отдельных оправ, после чего камни мы спрячем, а золото ты перельешь в слитки, соблюдая при этом строжайшую тайну. Спаси нас бог, если кардиналы Алессандро и Джакопо узнают о том, что мы задумали! Поверь мне, Бенвенуто, они легко пойдут на преступление из-за ничтожнейшего камешка, лежащего на этом столе, - а уж за все камни и золото, находящиеся тут, эти корыстолюбцы без малейшего колебания уничтожат пол-человечества!
– Не беспокойтесь, ваше святейшество, я знаю, что не следует дразнить голодных собак аппетитной косточкой, - ответил Бенвенуто. – Я-то сохраню ваш секрет, лишь бы вы сами не проболтались о нем.
Вынув все камни из оправ, он завернул каждый из них в бумажку, и передал камни папе. А золото, которое весило около двухсот фунтов, Бенвенуто с величайшими предосторожностями перенес в свою башню, где имел особую комнату. Запершись в ней, он устроил из кирпичей небольшую печь с поддувалом, а внизу поместил зольник в виде блюдца, куда капля за каплей падало золото по мере того, как оно расплавлялось на угольях.
Процесс этот был долгим, поэтому Бенвенуто периодически выходил из комнаты к своим артиллеристам и вместе с ними постреливал по врагу.
– Все стреляешь, брат? – услышал он бодрый голос Франческо у себя за спиной. – Кардиналы очень недовольны твоей пальбой: говорят, что они скоро от нее совсем оглохнут.
– Они и так глухи ко всему, что не касается их ненасытной утробы, непомерного чванства, дикого высокомерия и безграничного властолюбия.
– Ты прав, брат, но поостеригись ругать их вслух, - они не любят обличений! Вспомни об участи Савонароллы.
– Ну, меня-то им не зажарить заживо! Пусть только сунутся, – Бенвенуто похлопал по дулу пушки.
– Пока идет война, ты им не доступен, - кивнул Франческо. – Вот уж поистине: кому война, а кому родная тетка! Война пошла нам обоим на пользу, - ты еще более прославился благодаря своему бесстрашию и меткой стрельбе, а я, как-никак, получил офицерский чин. Кстати, я к тебе с просьбой: одолжи мне на сегодня твоих солдат, защищающих эту башню. Чего они у тебя скучают без дела? Штурма нет и не придвидется, а у меня они разогреют кровь и добудут трофеи. Мне приказано сделать вылазку против вражеского отряда, который группируется возле южных ворот. По всей видимости, это последний резерв неприятеля. Расколошматим его, и можно сказать, вытащим жало у осы. Пусть жжужит тогда, сколько хочет, -  она уже не укусит!
– Заставлять моих людей идти с тобой я не стану, но если кто-нибудь из них добровольно согласится, я не буду возражать, - ответил Бенвенуто.
– Спасибо, брат! Может быть, ты тоже пойдешь со мной? Не хочешь подраться по-настоящему?
– Я бы, пожалуй, пошел, но не могу. Я сейчас занят кое-чем и не должен покидать башню, - с сожалением сказал Бенвенуто.
– Ну, смотри, вся слава мне достанется! Бой будет замечательным, помяни мое слово! Жди меня с победой, - Франческо обнял Бенвенуто и пошел к лестнице.
– Эй, молодцы! – спустившись по ней, крикнул он солдатам.  – Кто хочет испытать счастье, следуйте за мной! Сразимся с неприятелем, да поможет нам святой Георгий! Ну, и без добычи пусть он нас тоже не оставит!
После ухода Франческо и солдат, Бенвенуто направился в свою комнату, чтобы добавить углей и поддуть жару в печку. Через некоторое время он услышил звуки стрельбы, доносившиеся от южных ворот, и понял, что Франческо уже завязал бой с неприятельским резервом. Занявшись плавильной печью, Бенвенуто принялся производить некоторые изменения в ней для ускорения процесса плавки. Он так сильно увлекся этим занятием, что одному из вернувшихся из боя солдат пришлось дважды позвать своего командира, пока тот не откликнулся.
– Что случилось? – спросил Бенвенуто, выйдя из комнаты.
– Беда, синьор, - сказал солдат, не решаясь взглянуть ему в глаза. – Ваш друг синьор Франческо убит.
– Убит? Франческо? – переспросил Бенвенуто, не веря своим ушам. – Как это могло произойти? Ты сам видел?
– Его убили в четырех шагах от меня. Он с такой яростью набросился на неприятеля, что вклинился в его ряды подобно ножу, входящему в масло. К сожалению, он слишком далеко оторвался от нас, поэтому его окружили и даже хотели взять в плен. Но куда там: он кромсал направо и налево, вперед и назад; враги отлетали от него, как шавки от разъяренного медведя! Мы бросились к нему на помощь и почти добрались до синьора Франческо, но тут в него выстрелили в упор, - он пошатнулся и рухнул на землю. Нам осталось лишь вынести из боя его тело. Какая потеря для армии, -  какой был воин, какой храбрый офицер! Да успокоит Господь его душу.
– Куда вы положили его? – сдавленным голосом произнес Бенвенуто, вытирая хлынувшие из глаз слезы.
– Он там, внизу, во внутреннем дворе около южных ворот. Там мы сложили тела всех погибших.
– Слушай меня, - сказал Бенвенуто, взяв солдата под локоть. – Встань на караул возле этой двери и никого не впускай в мою комнату. Если кто-нибудь попробует прорваться силой, стреляй, не раздумывая. Я знаю, что ты устал после боя, но я заплачу тебе за дополнительную службу.
- О нет, синьор Бенвенуто! Мне за это платить не надо! – воскликнул солдат. – Вы – наш командир, и мы вас очень уважаем. Я выполню ваш приказ, не сомневайтесь: никто не войдет в эту комнату, пока я жив.
– Спасибо тебе, друг! Я попрощаюсь с Франческо и приду. Я должен запомнить его теперешние черты: я сделаю ему памятник, и, клянусь, это будет самый прекрасный и самый скорбный памятник во всем городе!
***
Закончив выплавку золотых слитков, Бенвенуто отнес их папе, а после закрылся в своей комнате и начал делать модель памятника Франческо. Помогать Бенвенуто вызвался Пьетро – тот бомбардир, жену которого он спас от позора и смерти.
- Мой отец был пирожником, - говорил Пьетро, - в детстве я ловко лепил из теста кренделя и трубочки. А по-моему, от пирожника до скульптора – расстояние небольшое: кто способен лепить из теста, тот уж, конечно, сможет лепить из воска и глины. Берите меня в помощники, синьор Бенвенуто, потому что, во-первых, другого помощника вы сейчас всё равно не найдете, а во-вторых, вам не придется платить мне ни гроша: я буду работать на вас задаром из благодарности за спасение моей жены.
По правде говоря, помощи от Пьетро было мало, он больше портил, чем делал, но зато у него оказался необыкновенно ценный талант, - Пьетро умел внимательно слушать и искренне интересовался тем, что ему говорили. Для Бенвенуто это было сейчас важно: он подолгу рассказывал Пьетро о Франческо, эти разговоры смягчали разрывавшую сердце боль от потери друга. Считая недостойным для себя показывать свое горе на людях, Бенвенуто не находил, однако, ничего