небольшая ложь, но внимание сына было ей по-прежнему приятно.
- Мне гораздо лучше, Теофил, - ответила она. - Но как жаль, что вы не взяли с собой малышку.
Она не кривила душой: ей, действительно, хотелось видеть девочку. Она полюбила этого спокойного умного ребёнка и очень жалела, что он ей неродной. Если бы позорные подробности не удалось скрыть и между супругами Дадли произошёл открытый разрыв, она холодно и неумолимо закрыла бы двери своего дома перед Элизабет с малюткой, как закрыла их перед другой Элизабет с её девочкой. Однако гласности удалось избежать, поэтому леди Гонория, играя, чтобы избежать молвы, роль заботливой бабушки, искренне привязалась к Беатрис.
Мистер Дадли ласково улыбнулся жене, чувствуя на себе жадные взгляды трёх дам.
- Дорогая, придётся тебе завтра привести малышку к бабушке, - сказал он.
- С удовольствием, - ответила его супруга без искусственной улыбки, но с искренней радостью.
Она тоже не кривила душой, потому что научилась понимать и уважать добрую в душе, но непреклонную в вопросах чести семьи леди Гонорию.
- У вас просто очаровательная дочь, дорогая миссис Дадли, - сказала дама с одышкой. - Она вся в вас. По-моему, от отца ей не досталось ничего.
Это была хорошо замаскированная шпилька, какие в моде были ещё три года назад, когда слухи о преждевременных родах Элизабет вовсю гуляли среди их общих знакомых, пока не были опровергнуты поведением умной леди Гонории.
- Да, она в меня, - подтвердила молодая женщина, думая о том, что в каждой черте лица своей дочери узнаёт сходство с любимым, - но и очень похожа на мою мать. Я тоже на неё похожа, поэтому можно считать, что мы обе, я и моя дочь, пошли в неё.
- Конечно, хорошо, что девочка будет так же красива, как моя дорогая Элизабет, - подхватила леди Гонория, - но мне немного жаль, что ей не передался цвет глаз моего сына. В сочетании с чёрными волосами это было бы восхитительно.
Дама с одышкой поняла, что её набор шпилек порядком проржавел и годится только на выброс.
- Цвет глаз уже не изменится, а вот волосы у неё, по-моему, становятся светлее, - проговорил мистер Дадли, ласково взглянув на жену и кивнув ей, поощряя продолжать в том же духе. - Говорят, что цвет волос у детей может разительно меняться. Вдруг она станет такой же светлой, как я?
Дама в шляпе-клумбе умильно улыбнулась, скрывая разочарование. Похоже, эти супруги Дадли живут не так плохо, как принято о них думать.
- Кстати, пока опять не забыл, - сказал мистер Дадли. - Мама, я недавно рассказывал Элизабет о той книге, которую вы читали, и она тоже захотела её прочитать.
Ничего подобного не было, но обе женщины сейчас же подхватили его мысль, видя в ней прекрасный способ ещё раз подчеркнуть, что в их семье всё в порядке.
- Это чудесная книга, - сообщила леди Гонория. - В ней слишком много всяких ужасов, но можно и посмеяться. Я охотно её дам.
«Зачем она так сказала?» - вновь подумал сын, который начал очень удачный разговор о книге только для того, чтобы иметь возможность пройти по дому в одиночку, не внушая подозрений.
- Я схожу за ней, - вызвался он, быстро поднявшись со своего места. - Мне и самому любопытно будет прочитать.
Он ушёл и, прежде всего, пользуясь тем, что прислуга была на другой половине дома, поспешил в хорошо знакомую ему комнату на первом этаже, окна которой выходили в сад. Там он приоткрыл окно, подсунув гвоздь, чтобы оно не опустилось до конца и его можно было открыть снаружи. Это окно он отлично изучил, потому что часто пользовался им юношей, когда хотел тайком уйти из дома. Теперь пора было бежать наверх за книгой.
В библиотеке он растерялся, потому что не был любителем чтения и в книгах разбирался плохо.
«Что же она имела в виду? - размышлял он. - Она явно имела в виду что-то определённое. Много ужасов, но можно и посмеяться. Как ему понять, в каком из этих томов много ужасов и смешного? А ведь эти старые ведьмы ждут его возвращения именно с этой книгой».
- Зачем она это сказала? - воскликнул он в отчаянии, но на этот раз в этом вопросе не было мистического оттенка.
Тут он сообразил, что, раз его мать так конкретно описала содержание книги, значит, она сейчас читает именно её. Где же ему найти эту книгу, как не в любимой комнате матери, где она любит посидеть с интересным романом.
Он вошёл в эту отделанную в бежевато-коричневые тона комнату, и первым, что ему бросилось в глаза, была книга в голубом бархатном чехле. В этом он вновь усмотрел знамение свыше и, схватив маленький томик, пошёл в гостиную.
- Принёс, мама, - сообщил он и по лицу леди Гонории понял, что совершил какую-то глупость.
Не давая гостям времени проявить желание рассмотреть книгу, хозяйка приказала:
- Кэти, возьмите книгу, отнесите вниз и положите рядом с шляпой мистера Дадли.
После этого она повернулась к дамам.
- Я сама рассеянна и боюсь, что мой сын унаследовал этот порок, - пояснила она. - Лучше сразу же положить книгу туда, где он не забудет её взять. Я думаю, дорогая Элизабет, что вы получите от этого чтения не только удовольствие, но и пользу.
«Боже мой! - мысленно ужасалась она. - Только бы мои дорогие подруги не узнали обложку и не разнесли по знакомым весть, что в церкви я читаю готические романы».
- Что с вами, мама? - спросил мистер Дадли, заметивший тень, промелькнувшую на её лице.
- Не спрашивай, - откликнулась всё ещё переполненная опасениями леди Гонория. - Просто голова идёт кругом.
«Она опять это сказала», - заметил сын.
- Я прочитала все книги, которые вы рекомендовали, миледи, - заметила Элизабет с доброй улыбкой. - Вы очень внимательны ко мне.
Дамы не смогли до конца скрыть своего разочарования, и было очевидно, что затея леди Гонория прекрасно удалась.
Когда гости ушли, супруги Дадли тоже засобирались домой, и хозяйка не стала их задерживать, надеясь, что напускная любовь друг к другу, которую они только что демонстрировали дамам, поможет смягчить их реальные отношения.
Муж и жена молчали всю дорогу, внешне сохраняя приветливый вид. Если бы мысли мистера Дадли не были заняты другой заботой, то он бы сейчас испытывал к обманувшей его женщине ненависть. Не видя её, он успокаивался и переставал о ней думать, но, находясь рядом, вновь переживал унижение. Он бы сразу же с позором выгнал эту порочную женщину из дома, но мать настояла на своём, доказывая, что после случая с Элизабет Дэвис новый скандал будет уже катастрофой.
Мистер Дадли вздрогнул. Зачем он подумал сейчас именно об этом? Кто-то словно нарочно указывает ему на то, что мать постоянно вмешивалась в его личную жизнь. И он ещё раз уверился, что решение, подсказанное ему, правильно.
Его жену не терзала ни ненависть, ни злоба. Когда она была так близко от мужа, как сейчас, её охватывало чувство отвращения, брезгливости и презрения, потому что ей были хорошо известны его похождения, а в несчастье, случившемся с бедной юной воспитанницей леди Гонории, она обвиняла только мужа. Однако чувство вины, которое не покидало женщину, её раскрывшийся обман, заставляли её смиряться с пороками человека, не выставившего её на всеобщий позор, пусть он и сделал это по настоянию матери. Не ей, прикрывшей свой грех его именем, обвинять его. Даже если бы её обман не раскрылся, она ни разу не упрекнула бы его и была бы самой покорной и верной женой на свете, пряча свои истинные чувства, но милостивой к ней судьбе было угодно, чтобы правда вышла наружу и вместо позора принесла независимость и счастье. Как она может ненавидеть того, кто, формально считаясь её мужем, освободил её от себя и предоставил жить с её ребёнком так, как она хочет? Он был ей противен, но она была ему благодарна.
Дома, когда никто посторонний не мог их увидеть, мистер Дадли стёр с лица маску мягкой приветливости, бросил, не глядя на жену, шляпу и книгу на банкетку у входа и молча удалился к себе. Миссис Дадли, напротив, позволила долго сдерживаемой радостной улыбке осветить её лицо. Только когда она взяла в руки томик в голубом бархате и открыла его, улыбка сменилась удивлением, которое в свою очередь уступило место грустному пониманию. Она заподозрила, что таким способом её супруг напоминает ей о её греховности. Она осторожно положила книгу обратно и с задумчивым видом удалилась на свою половину. Но там вся её печаль прошла, едва она увидела давно уже с нетерпением поджидавшую её дочь.
Проводив сына с невесткой, леди Гонория прошла в свою любимую комнату и села в кресло. Ею овладело странное чувство. Вроде, она была довольна сегодняшним приёмом, а вместе с тем временами у неё странно щемило сердце.
Она задумалась о сыне и его жене. Невестка нравилась ей, несмотря на открывшуюся правду. Мудрая женщина полагала, что именно из-за этого греха Элизабет стала бы идеалом всех жён, а Теофилу с его привычками и нужен был идеал, потому что обычная женщина не смогла бы безропотно выдержать его постоянных измен и неодолимой страсти к карточной игре. Очень жаль, что ребёнок родился слишком крепким и здоровым, поэтому его никак нельзя было выдать за недоношенного, и Теофил понял, что его обманули и теперь не желает простить жену. Он-то считает, что, живя с ней на разных половинах дома, он наказывает её, и не замечает, как она счастлива. Леди Гонория охотно подверглась бы такому наказанию, когда её супруг был жив, только её не за что было наказывать таким счастьем. Всё говорило за то, что Теофил слишком оскорблён поступком жены, но Элизабет была так хороша, что мать не оставляла надежду на их примирение. Может быть, тогда её мальчик будет реже уходить из дома и предаваться кутежам. Молодая женщина будет, конечно, страдать из-за порочных привычек мужа, и леди Гонория эта очень хорошо сознавала, но для неё было важнее благополучие сына.
Нет, не мысли о Теофиле тревожили её. Что-то другое заставляло её ёжиться, словно от озноба, и иногда вздрагивать. Временами она чувствовала почти страх. Вот уж глупо было бояться в своём собственном, знакомом до отдалённых уголков доме! Да и чего бояться? Неужели на неё всё-таки оказала влияние фантазия автора романа, который она только что закончила? Призраки, мёртвые тела, которые исчезают и появляются вновь, как им и положено, не в действительности, конечно, а в готическом романе. Но она прочитала много гораздо более страшных историй и ни разу не испытала даже лёгкого беспокойства, когда одна поднималась в свою спальню по слабоосвещённой лестнице, потому что отпускала горничную спать, если допоздна задерживалась в этой комнате.
Леди Гонория взглянула на часы и обнаружила, что уже поздно. Обычно в это время она или шла в свою спальню, или отпускала горничную и оставалась здесь. Спать её не хотелось, спальня или что-то другое наверху почему-то пугали её, и она решила побыть здесь ещё час или два, но отпускать горничную очень не хотелось. Она чувствовала себя в безопасности, зная, что Кэти ждёт её приказа в соседней комнате, словно эта хрупкая девушка могла её от чего-то защитить.
- Кэти, - позвала она.
Ей хотелось, чтобы горничная посидела здесь, с ней, пока она не решится подняться наверх, но у девушки был настолько сонный вид, что леди Гонория сжалилась.
- Можете идти спать. Кэти, - сказала она свою обычную фразу. - Сегодня вы мне больше не понадобитесь.
- Спокойной ночи, миледи, - отозвалась горничная и
